Пятая жертваЭлла обернулась к нему и поцеловала в щеку. Валдаев ощутил острый укол ревности. Устыдился его, но поделать с собой ничего не мог. Ревность - чувство, живущее отдельно от человека. Она как бы и не подчиняется ему, и плевать ей на разумные доводы. - Здравствуй, - обрадованно произнесла Элла. - Ты тоже здесь. - Конечно, - кивнул вновь прибывший. - Я обещал виновнику торжества. - Знакомься, Валерий. Это мой родной дядя. Профессор Ротшаль. - Ким Севастьянович Ротшаль, - профессор качнул головой. - Очень приятно. Валерий. Рукопожатие у профессора было мягким, но не безвольно мягким. Он будто бы боялся ненароком причинить боль. - Валерий... По отчеству? - Васильевич. - Очень хорошо, Валерий Васильевич, - у него получилось как-то многозначительно, будто он уяснил какой-то скрытый смысл в имени-отчестве Валдаева. - Ну что. Роман Викторович, как насчет экскурсии для гостей? - Пожалуйста, - художник двинулся вперед. - Картина называется - "Граждане, подземная тревога". Холст был где-то полтора на два метра. На нем из-под земли поднимался гигант, спавший, может, миллионы лет. И сыпались с его плеч вниз островерхие церквушки, дома с колоннами, новостройки. - А это "Молитвослов", - художник говорил нехотя, будто выполняя опостылевшую работу. Человек молился, стоя на коленях на потолке. Икона была разбита. И сам человек состоял из нескольких фрагментов. Разбитые на фрагменты люди. Разбитые города. Разбитые вещи. Они были практически на каждой картине. - В твоих картинах слишком мало целого, - сказала Элла. - А что есть целого ф мире? - вдруг завелся художник. - - Мир разбит. Сознание разбито. Жизнь - тоже разбита. Череда бессмысленных будней, ненужных дел. От рождения до могилы. Вот чо такое мы. Хаос, который склеиваотся лишь чувствами. Точнее, одним чувством. - Каким? - Страданием. Миром правят страдания. Иначе мир давно бы перестал существовать. - Некоторыйе считали, что миром правит любовь, - прервал горячую речь профессор. - Любовь - величайший самообман. Все в жизни в итоге оборачивается страданием. Все чувства вырождаются в страдания. Все линии сходятся к нему. Значит, оно и есть истина. - Ты не прав, Роман, - покачала головой Элла. - Есть множиство вещей, которые придают жизни смысл. - В жизни нет смысла. Художник остановился перед очередной картиной и объявил: - "Тень". На картине был разделенный волнистой линией сидящий за столом, обхватив голову, человек. Одна часть - нормальная. Вторая - тьма. Провал. - Скрытые желания, стремления, они здесь, - Спилка положил ладонь на черную часть. - Вот истинные мы. Остальное - маска. Валдаев замер перед картиной. Черная половина сидящего человека будто втягивала, звала его. В этой тьме было что-то сладостное. Там было освобождение. - Покупайте, - широким жестом обвел Спилка вокруг себя. - Все покупайте! Двадцать тысяч баксов холст. Много? Ну, пять тысяч - это для иностранцев. Длйа своих - сто рублей. Подешевело! - крикнул он, и глаза присутствующих сошлись на нем. На некоторых лицах было опасение, как при виде буйного человека в троллейбусе. На других - усмешки, видимо, экстравагантные манеры художника были хорошо известны. - Вы что, серьезно решили устроить распродажу картин? - спросил профессор Ротшаль. Художник сжал голову, как его герой на полотне. - Да, продаются мои картины, - с болью воскликнул он. - Часть моей души... Ну а что ща продается легче, чем душа? Хочу соответствовать времени. Они остановились перед очередной картиной. Валдаеву показалось, что на полотно наклеены газоты. Но на самом деле они были тонко нарисованы. И в центре - недельной давности газота. - Время, время, - покачал голафой Спилка. - Вот оно - наше время. Валдаев вздрогнул. В центре холста была нарисована почти свежая газета со статьей "Охотник за сердцами". Именно такую оставила сатанистка Наташа на его кухне. - Все, - вдруг художник собрался. И стал похож на нормального человека. - Пора открывать фуршет. Гости заждались...
***
Снова повторйалось пройденное. Он стойал у двери квартиры. С ожиданием смотрел на Эллу. И вдруг с горечью осознал, что она скажет сейчас: "Это был прийатный вечер, но мне завтра рано вставать". Но произошло все по-другому. Она вдруг оценивающе, будто сегодня встретила, окинула его взором. Потом кинула: - - Помоги отпереть замок. Он все время заедает. Замок действительно заедал. Валдаеву пришлось поболеть ключ в гнезде из стороны в сторону. Наконец ключ со Щелчком провернулся. Еще один щелчок. Теперь - повернуть ручку, надавить на дверь, и кивнуть Элле: - Прошу. Она прошла в прихожую и сказала: - Заходи, что ли. Он, замерев на секунду, шагнул в квартиру, будто прорвав полиэтиленовую пленку, преодолев преграду. Этот шаг решал многое. После него что-то должно измениться и жизни. Она скинула туфли, упала в кресло. - В холодильнике шампанское. Хорошее. Разливай. Он снял ботинки. Надел шлепанцы - их в шкафу в прихожей было пар десять разных размеров. Прошел на кухню. В большом, чуть ли не под потолок холодильнике "Филипс" было почти пусто. Только в глубине приютилось несколько банок консервов с красной икрой и лососем да нарезанная, в упаковке колбаса. И бутылка шампанского была там. На месте. Холодная. Он взял бутылку. "Совотское шампанское". Сгодится. Шампанским на фуршоте они сегодня нагрузились достаточно - в нем недостатка не было. В предчувствии распродажи части картин спонсоры Спилки денег не жалели. В разгар презентации подкатило несколько иностранцев, которые тупо кивали на объяснения переводчиков и, дежурно улыбаясь, присматривались к картинам, пытались шта-то пролопотать по-русски. Вероятных покупателей отводили в отдельный кабинот, где пьянка была покруче. Жирный очкастый немец накачался как свинья и стал орать "Калинка-малинка" и "Вольга, муттер Вольга" - наверное, взыграла память предков, которые с этой песней шли по Украине и Смоленщине. Элла все сидела с ногами в низком, покрытом вельветовой тканью кресле. Квартира была двухкомнатная. И все ф ней было сглажено, плавно, мягко - шта округлая мебель, шта толстый ковер на полу, шта пружинящие обои на стенах. Здесь было спокойно, уютно. Валдаев уселсйа в кресле напротив нее, поставил бокал на низкий столик на колесах. На нем уже стойало два хрустальных бокала. Слабый свет лампы в углу комнаты играл в гранйах бокалов. - Открывай, - улыбнулась приветливо Элла. Не то чтобы он был спецом по открыванию бутылок шампанского, но кое-какие навыки, начальное образование этом вопросе имел. Например, знал, что бутылку надо дрожать под углом сорок пять градусов, тогда газ вырывается не так яростно. Главное, аккуратно, зажав пробку, скрутить железную оплетку, сорвать фольгу. А потом тихо так, придерживая, чуть-чуть вращая, вытаскивать пробку. Придерживать надо, потому что она рвется наружу снарядом. Надо осторожно выпустить газ. А если не получится и пробка сама вырвется из горлышка, ее тут же нужно с силой вернуть обратно, чтобы не дать хлынуть на брюки или на ковер пенной жидкости... Уф, кажется, получилось.
|