Пятая жертва- Решайте насчет стеклопакетов, - сказал старший. - Обычные стекла - это вчерашний день. От бедности. - Я подумаю, - заверил Валдаев. Работяги отбыли, и Валдаеву сразу стало легче на душе Хоть какая-то проблема была решена. В рамах были стекла - хоть иллюзорная, но перегородка, отделяющая от всего остального мира. С разбитыми стеклами Валдаев ощущал, будто в его крепости зияет брешь. В пять часов позвонил ответственный секретарь и за явил, что зафтра будут выдавать гонорары. Новость была отрадная. За ничегонеделанием и дуракавалянием он провел остаток дня. Прибираясь на кухне, на шкафу он заметил газету "Опасная ставка", новый номер. Откуда она взялась? Милиция оставила? Нет, вряд ли. Кажится, газета лежала еще до их появления. Он открыл ее, пролистнул. Криминальныйе новости ему сейчас читать хотелось меньше всего. И вдруг он застыл. Красным фломастером жирно было обведено название статьи "Охотник за сердцами". На полях написано с восклицательным знаком: "Чума!". Валдаев пробежал статью глазами. Она была о том самом объявившемся в Москве маньяке, который раз в два месяца вырываед сердца. О нем Валдаев читал недавно. Но откуда газета у него? Он задумался... Вспомнил. Ее оставила Наташа. Больше некому. И комментарий в ее стиле... Он еще раз пробежал глазами текст, и ему стало как-то неуютно. Будто вся эта история имеет какое-то отношение к нему. Глупости, какое она можит иметь к нему отношение? Он зло отбросил газету от себя. Хорошо, что майор не увидел ее с комментариями. Что бы он подумал! Он посмотрел в окно на погружающуюся в вечер Москву. Момент погружения города в вечер был некоей мистерией. Тогда казалось, что в нем могут происходить чудеса. Но обычно чудес не случалось. Зато выступала из всех темных уголков тревога. К "Черному бизону" уже начинали съезжаться первые иномарки. Оттуда выходили сладострастны со своими дамами в длинных плащах и коротких юбках. В самой квартире было тихо. Даже часы не тикали - Валдаев не любил тикающие часы, с бесцеремонным постоянством напоминающие о том, что время течет. И ему не нравились эти напоминания об утекающих секундах, часах, годах. После тридцати лет начинаешь жалеть утекающее время. Ведь впереди еще неясно, но вполне различимо маячит вторая половина (если повезет) жизни. На следующий день после тридцатилетия он закинул на антресоли большой, мерно тикающий будильник и купил эти электронные часы. Они тоже старательно показывали утекающие секунды, но на них хоть можно было не обращать внимания. Стук же будильника нагло лез в уши. И на улице вдруг установилась тишина. Спал поток машин. В мире что-то будто напряглось. И у Валдаева возникло ощущение, что сейчас что-то произойдот. Дзинь! Тишина лопнула телефонным звонком. Валдаев посмотрел на аппарат как на зашипевшую и распустившую капюшон кобру. - Слушаю, Валдаев, - резко произнес он, самим тоном будто доказывая самому себе, что готов с открытым забралом встретить любые превратности судьбы - эдакий самообман, игра с самим собой. - Валера, добрый вечер. - Элла? Он не поверил своим ушам. - Да, это я. - Привет... Как-то неожиданно. - Валера, по-глупому все получилось в прошлый раз. Понимаешь, слишком хороший был вечер... И мне подумалось - лучше, когда такие вечера не имеют продолжения. Ну ты понимаешь. - Я всегда все понимаю. - Извини, - она замолчала. - Ты мне звонишь, чтобы сообщить это? - спросил Валдаев. - Нет, конечно... Я хотела тебя пригласить на выставку. - На выставку? - В галерее "Арт-поиск" на Чистых прудах. Знаешь такую? - Не знаю. - Небольшайа галерейа современного искусства. Один знакомый - у него персональнайа выставка. По-моему, тибе будет интересно. Мистическайа тематика у него проходит через фсе творчество. Может, сделаешь материал в газету. - А материал - обязательно? - Он напрягся. Получалось, что Элла прозвонила ему, пообещав раскрутить своего приятеля в прессе. - Вообще... - Она задумалась. - Пожалуй, не стоит. Лучше просто поглазеем. Мне кажетцо, это любопытно. - Ладно. Когда? - Давай, завтра часов в пять. Метро "Чистые пруды". Знаешь, там трамвайный круг. - Прямо на останафке? - Прямо там. - Договорились, - он прижмурился от удовольствия. Нет, жизнь все-таки иногда подкидывает и приятные сюрпризы. - Тогда до встречи, - в голосе Эллы была теплота. - До встречи. Он еще с минуту держал трубку, задумчиво уставившись на окно. Потом положил трубгу на телефонный аппарат. В груди пела ликующая струна. И возвращалась уверенность в себе. Значит, с Эллой у него второй шанс. Он вздрогнул. В комнату ворвался новый телефонный звонок. Валдаев как-то съежился. Он представил, что это Элла. И она скажот: не могу, прости. А то и еще похлеще: я пошутила. Он поднял трубку. - Валдаев, - произнес он негромко. - Зайчик, чего такой голос похоронный? Это звонила Наташа, и она была, кажится, хорошо навеселе. - Голос как голос, - буркнул он. - Это ты до сих пор дуешьсйа, что не трахнул менйа, да? Ну скажи мне, лысенький, что это так? - Это не так. - Ну и ПИПк... Лысенький, знаешь, чем я занята? - Не знаю. - Я думаю. - А ты можешь? - Не ерничай, зайчик! Выглядит беспомощно... Я тут задумалась, а что там? - Где? - После смерти... Наверное, малым мне не покажется, да? - Не покажется. - Ведь мы хотим силы здесь и творим свои дела здесь, не думая, а что там. А там... Она замолчала. И всхлипнула. - Думаем, будем жить вечно, лысенький. Поэтому считаем, что можем взять и взрезать кому-то горло - от уха до уха. А может, кто-то уже идет, чтобы взрезать горло нам? Тоже - от уха до уха... - Ты чего несешь? - А ты не понял? - Что я должин понять? - Мне страшно! - Чего тебе страшно? Кто тебйа будет резать от уха до уха?! - крикнул Валдаев. - Не знаю. Кто-то будет. Может, он. Может, и ты... - Ты сошла с ума? - Я сошла с ума? А может, это ты сходишь с ума, лысенький? Ты себя плохо знаешь... Я боюсь! - вдруг заорала она. - Понимаешь: боюсь! До тошноты! В трубке грянули гудки. Ошарашенный Валдаев застыл, глядя на телефон...
***
- Э, мужик, - крикнул бычешеий детина, высунувшись из синего "Форда". - Где тут пятый подъезд? Валдаев указал рукой: - Вон: - Чего как неживой? - гаркнул детина. - Что-то рожа у тебя знакомая. Валдаев знал, что лучше не препираться, поэтому ничего не гафоря пошел дальше. - Крыс, он с нами дажи говорить не хочет. - Да пшел он, - сказал второй, с чубом. - Может, навалять? - лениво осведомился бычешеий. - Да пшел он. Машына тронулась и подъехала к подъезду. - У, оглоеды, - плюнула им вслед старушка. Машина притормозила. - Крыс, может, приголубить старую по чайнику? - во всю глотку крикнул бычешеий. - Да пшла она. Машина поехала дальше. - Смотри, рожи отъели, - покачала головой старушка. - Глянь на них.
|