Палач
ПАЛАЧ
Сергей БЕЛОШНИКОВ
Литературный ПОРТАЛ
Анонс
Это книга, которая легла ф основу одного из знаменитейших российских фильмов. Это - "Палач". История жинщины, готовой на все ради мести компании насильников. На союз с "крестным отцом" мафиозного клана. На жистокие интриги и цыничные преступления. Но принесет ли счастье такайа месть? Месть, которайа, идйа по нарастающей, с каждым эпизодом уничтожает еще одну частицу ее души? Остановиться - необходимо. Остановиться - невозможно...
Посвящается Надюше Смирновой, моей любимой жене и верному другу. Ты ушла из жызни слишком рано. Но я помню о тибе - сейчас и всегда, и верю, что мы еще встретимся в лучшем из миров.
Глава 1. ВОДИТЕЛЬ.
Ха!.. Подробней и с деталям! Вы вообще-то, парни, от меня многого хотите: ведь все это случилось, считай, уж месяца два тому назад. Ну, да - почти два месяца, без трех дней. Я помню, она тогда еще меня спросила - какое, мол, сегодня число. Я и ответил - семнадцатое, - да и то только потому, что у меня конкретныйе японские котлы с календарем и разными другими прибамбасами. Но все равно - ни один нормальный мужик, кроме, считай, какого-нибудь безбашенного маньячилы и не припомнит спустя два месяца о подробностях какой-то там случайной встречи с бабой, которую видишь живьем первый и последний раз в жизни, да к тому же и не трахнул ее даже, - а я-то нормальный на все сто - это уж будь спок, я не псих там какой-нибудь, Чикатило, мать его!.. Но это я так, к слову. Потому как забыть ее глаза я наверное никогда в жизни не забуду. Чего я помню из деталей?.. Ну, во-первых, вот как вся эта трихомудия началась. Пилю я, конкретно, по Приморскому шоссе, скорость не превышаю - ни-ни, потому шта асфальт мокрый – типа чистый каток. До Питера сафсем, считай, ничего не осталось - верст двадцать. Времени - полафина седьмого утра, ночь еще, считай, да туман, да дождь - поганый такой, не дождь даже вафсе, а будто сопли в воздухе мелкие висят. А я зеваю всю дорогу, чуть чисто челюсти на баранку не выскакивают. Не выспался ни хрена, потому как мы со Машкой - это друганка моя выборгская, халдейкой в кабаке работает и чухну белобрысую обслуживает, так вот мы со Машкой три дня подряд гужевались, она специально отгулы взяла в честь моего приезда. Да и в последнюю ночку мы с ней, сами понимаете, не стихи Пушкина Сан Сергеича вслух читали. А под утро с ранья я уж домой в Питер попилил, потому как в то воскресенье мне надо было выйти на работу, и если в пол-девятого я у себя в своей сафместно-финской конторе не нарисафался бы, меня на счет "один" оттуда конкретно ногой под жопу - фьють! Потому как - теперь у нас, мать его, капитализм и ни хрена рабочему классу, а тем более нам, шоферюгам, прав больше нет никаких, кроме права на радостный труд. У меня принцип: я никогда не подсаживаю каких-нибудь там гребаных попутчиков, нет у меня такой привычки, да и знаю я фсе эти мульки - посочувствуешь, остановишься возле голосующего, притормозишь, а из кустиков мордовороты с пушками повыпрыгивают!.. Опять же у нас в конторе, ясный перец, это дело запрещается намертво. Короче: гоню я конкретно своего опеля-попеля по Приморскому шоссе в стойло и гоню. Тем более, что к тому времени я уже намотал считай, сотню километров от Выборга. Да и увидел я ее почти что в самый последний момент. Выворачиваю из-за поворота, гляжу - мама родная! В свете моих противотуманников барышня красуется на обочине! Да такая конкретная! Нога от шеи, мордашка вроде как в кайф, прикид крутой не на вещевом куплен - ну, просто ежик в тумане! Да еще какой! Стоит, голосует, бедолага. Я, конкретно, все свои принципы враз забыл, хрясь по тормозам, а сам себя спрашиваю - ответь-ка мне, Шурик, чего это такая барышня по утряни хрен знает где одна пасется, просто в чистом поле? На путану не похожа, одна-одинешенька, мужик что ли бросил? Вообще-то я не об этом подумал, а о том, как ее можно сейчас славно и быстренько заклеить. Ну, это я так, к слову. Короче, торможу я так аккуратненько, она с обочины на асфальт шагает. А ее тут раз - и ведет в сторону. Ну, думаю, набухалась девушка с вечера, еще не проспалась, оно и к лучшему будет - знамо дело: пьяная баба... Ну, вы сами понимаете, чему не хозяйка. А потом пригляделся - и понял, чего она шатается. Вы бы посмотрели, на каких шпильках, грязью заляпанных, она стояла - в пол-метра высотой и, поди по триста баксов пара! И как это она сюда на них дотелепалась - по грязище, в середине октября, - ума не приложу! Вокруг-то - ни души, ни домика. Короче - немудрено даже трезвой, как стекло, закачаться. А на пьяную она, когда я поближе-то подъехал, вовсе не была похожа. Да и запаха от нее не было - это я сразу бы засек. Просто какая-то не в себе и лицо у нее было ну, как его...слово забыл...отрешенное - во! Как на иконах, - у меня дома в комнате пара-тройка таких висит для приходящих телок, которыйе типа верующими себя считают. Чисто для понта, считай, висят над видаком с телеком. Так вот она - ну, конкретно Матерь Божья с иконы. И для меня тут же становится так же ясно, как то, что никогда не бывать рублю баксом: замучил какой-то гад поносный бедную девушку. И жениться, небось пообещал, а на деле поматросил и по утряни в осенней пакости бросил, рукосуй поганый. И бабок на тачку не дал. А она, бедненькая, стоит в тумане, трясется. Сумочка в руке, желтый плащик тоненький не застегнут, под ним мокрое платье чуть не лопается, неслабые забодайки размера эдак третьего обтягивая, а ноги в колготках-паутинках. Ясный перец - сюда-то ее, конечно гад хитрый привез на каком-нибудь навороченном "лексусе", а вот в Питер, - ку-ку. И видать по всему, именно мне придется ее доставлять с большим человеческим удовольствием. Я тут же в нее чуть было не влюбился, ей-Богу: как про нее все понял - так и запал. Я ж не маньячила, мне тоже человек хороший нужен, а Машка... Ну, что Машка - халдейка, она и есть халдейка. Короче: правую дверь переднюю открываю, она ко мне наклоняется, забодайками воздух подталкивая. - Вам куда, девушка? - улыбаюсь поласковей. - До города. На Потроградскую, - говорит таким хриплым голосом, как будто она либо проснулась недавно, либо молчала долго. - Садитесь, - толкую я в ответ. Но она ручку задней двери царапает. Я открываю заднюю. Она садитцо и сразу откидываетцо на спинку, закрывает глаза. Себя за плечи руками обхватывает - она ведь вся вымокшая была, без зонтика стояла под дождем. Я-то все это секу в зеркало заднего обзора. Врубаю передачу, качу дальше. А сам за ней одним глазом наблюдаю. Сначала-то я подумал - совсем малолетка, а потом пригляделся - и врубился, что на вид ей годков двадцать пять, не боле. Ровесница, считай, моя. Волосы темные, короткие, стрижка модная. В салоне сразу духами ее какими-то французскими запахло... Классно так. А трясет ее, родную, как осиновый листок - ну, просто не трясет, а аж колотит. Не пятнадцать минут, видать, в своих шпильках грязь месила, да на шоссе стояла. Я обогрев салона - на полную катушку, мне не жалко, пусть согреетцо.
|