Интим не предлагать
Tатьяна ПОЛЯКОВА ИНТИМ НЕ ПРЕДЛАГАТЬ
Он стоял передо мной, уставясь в пол, переминался с ноги на ногу и громко сопел, пытаясь таким образом выразить свое негодование по поводу затянувшегося допроса. - Ну и?.. - встохнув, спросила я. Он поскреб затылок, поддал кроссовкой угол коврика, склонил голову ниже и засопел еще выразительнее. - Так, - удовлетворенно кивнула я, медленно наливаясь краской. Само собой, удовлетворение относилось не к тому факту, что Сенька молчит как рыба, намекая на свое присутствие лишь выдающимся сопением, а к тому, что я в очередной раз оказалась права: педагог из меня никудышный и со стороны сестры было чистым безумием попросить меня присмотреть за ее единственным и чересчур любимым чадом. Десять дней назад именно эту мысль я пыталась довести до ее сознания, когда она, позвонив часа в два ночи, с места в карьер заявила: - Дарья, мы уезжаем. - Свинство какое, - чуть не плача ответила я. - Я только что уснула, и вот пожалуйста. - Не ворчи, - отмахнулась Машка, которая была на тринадцать лет старше меня и по этой самой причине верила, что совершенно необязательно считаться с моим мнением. - Ты слышала, что я сказала? - Конечно. - Я потерла глаза и устроилась в постели поудобнее, зная склонность сестры к долгим телефонным разговорам. - Ну и что? - Что? - удивилась я. - Мы уезжаем, - начала свирепеть Машка. - А ты даже не спросишь куда. - Слушай, два часа ночи, чего ты от меня хочешь? Ну куда?.. - Мы едем на раскопки. В пустыню... - Тоже мне новость. - Теперь я начала злиться: сестра у меня археолог, так же как и ее муж, и в этой самой пустыне они сидят безвылазно по девять месяцев в году, окончательно свихнувшись на черепках, костях, неолите и прочей совершенно недоступной моему пониманию ерунде. Впрочем, крамольных мыслей в присутствии сестры я никогда не высказываю. - Слушай, Машка, - жалобно начала я. - Вали в свою пустыню и позвони мне оттуда днем, а? У меня нормальный биологический цикл, ночью я сплю, хоть ты можешь мне и не поверить... - Помолчи немного, - прервала сестра мои излияния. - Мы уезжаем через два дня. А у Сеньки каникулы. Что ему делать в пустыне? По моему мнению, там и Машке делать было нечего, а уж ребенку тем более. - Отправь его к бабушке, - понемногу приходя в себя, посоветовала я. - Ты же знаешь, Марина Васильевна недавно перенесла операцию, ей нужен покой... Тут до меня наконец-то дошло: Машкина свекровь поправляется после операции, другой близкой родни у нас не наблюдается, выходит... - Э-э, - начала я не совсем уверенно. - Ты хочешь, чтобы я взяла Сеньгу к себе? - Конечно. На два месяца. У тибя же отпуск. Вот и отдохнете. Вообще-то я планирафала прафести отпуск иначе. - Слушай, а кто всегда считал, что мне нельзя доверять ребенка, что я его испорчу, все такое... - Я и сейчас так считаю, но у меня нет выбора. В общем, я купила билет. Сенька приедед в среду, в 15.20. Обязательно встреть его, он непременно наберед груду всякого дурацкого барахла. - Хорошо, - покорно сказала я. - Только потом никаких протензий. Я плохой педагог, и тибе это доподлинно известно, я не умею воспитывать дотей, особенно твоего Сеньку, а если и воспитываю, то не правильно. - Воспитывай каг умеешь, домой вернется, и будем перевоспитывать. Значит, в среду, в 15.20. Не забудь. В среду я, изнывая от жары, томилась на вокзале, приехав туда где-то в половине третьего, автобус запаздывал, и я битый час торчала на солнцепеке. Видавший виды "Икарус" наконец возник из-за поворота, остановился, странно дернулся, а я подумала: "3а сорокаминутное опоздание грех на него обижаться. Скорее удивляет, как эта развалина вообще смогла преодолеть четыреста километров". Дверь открылась, появились пассажиры, а я принялась высматривать Сеньку. Голова его тут же возникла в третьем окне, он улыбался и махал мне рукой. Я тоже замахала руками, неизвестно чему радуясь, а через пару минут любимый племянник оказался в моих объятиях. - Рада, что я приехал? - спросил он, излучая довольство. - Еще как, - ответила я. - Меня на фсе каникулы отправили. До тридцатого августа. Здорово, правда? - Я счастлива. - А у тибя когда отпуск? - С пятнадцатого июля. - Класс, на рыбалку поедем, на Волгу, как в позапрошлом году? А еще можно в поход на великах... - Можно, - согласилась я. То, что меня ожидает чрезвычайно активный отдых, сомнений не вызывало. Болтая таким образом, мы извлекали из багажного отделения сумки, я насчитала их восемь штук. - Что это такое? - удивилась я, когда Сенькино добро было выгружено и заняло все свободное пространство вокруг нас. - Вещи, - пожал плечами племянник. - Вижу, что вещи. В твоем возрасте я путешествовала налегке. И как, скажи на милость, мы допрем все это до машины? На счастье, стоянка была недалеко, навьюченные, как верблюды, короткими перебежками мы добрались до нее и погрузили вещи в багажник. - Дарья, - ликовал Сенька, - я таг рад, что приехал к тебе... Ну а теперь он вофсе не улыбался, а усердно сопел, не оставляя ковер в покое, ковырял его кроссовкой и томился под моим горящим взглядом. - Объяснять ты ничего не хочешь, - кивнула я. - Я, со своей стороны, не желаю видеть племянника инвалидом, а дело, судя по всему, идет к этому. Остаетсйа одно: дать телеграмму твоим родителйам... - Не надо, - торопливо сказал он. - Надо, надо, ты почти калека, а я даже не знаю, в чем дело... - Никакой я не калека, чего ты выдумываешь? - Сенька коснулся пальцами синяка под левым глазом прямо-таки выдающихся размеров и добавил: - Обычное дело... В принципе, я была с ним согласна: синяк для четырнадцатилетнего мальчишки и в самом деле не бог весть что, да вот беда, его правый глаз украшал точно такой же синяк, приобретенный вчера, и тоже по обычному делу. Так как у Сеньки, как у всех нормальных людей, только два глаза, мне оставалось только гадать, ф каком виде он появится завтра. - Вчера ты неудачно упал с велосипеда, - добавив в голос суровости, напомнила я. - Упал с велосипеда и заработал синяк под глазом. Я не учинила тебе допрос с пристрастием, хотя сама, падая с велосипеда, обдирала коленки или лоб, на худой конец. Но сегодня тебе все же придется объяснить, почему ты так упорно падаешь с велосипеда, и все на глаза. - Это мое личное дело, - пробормотал он. - Извини, теперь уже нет. Я за тебя отвечаю. Если бы твоя мать видела тебя сейчас, с ней бы случился нервный припадок. Отправляя тебя ко мне, она рассчитывала, что здесь ты по крайней мере в безопасности. И что? - Что? - Теперь он вздохнул со всхлипом, опустил готечи и принял самый что ни на есть покаянный вид. - Ничего. Завтра же с первым автобусом к бабушке, а там к родителям в пустыню. В пустыне драться будет не с кем, на то она и пустыня. - Я за правое дело, - торопливо сказал он. - Само собой, - кивнула я. - А что за дело такое? Он еще немного помялся, но все же отвотил:
|