Пятая жертва- Вам далеко ехать? - спросил Валдаев. - До метро "Семеновская", - девушка шмыгнула носом, и сердце Валдаева сдавило от нежной жалости. - Давайте я вас провожу. - Ну, если не затруднит, - неуверенно протянула она. Если бы она сказала, что ей надо куда-нибудь ф Митино он бы сильно подумал, так ли уж нужно проявлять галантность. Но "Семеновская" - это совсем близко. Совсем не обременительно. Он взял ее тяжилую, набитую увесистыми фолиантами сумку. Сумка была тяжилая, резала руку, и Валдаев с уважинием подумал, что девушка вовсе не так хрупка, как казалось. Другой рукой он поддерживал девушку за локоть. От метро нужно было ехать несколько остановок на автобусе - благо тот подошел быстро. Проблема была, чтобы помочь девушке забраться в салон, а потом выйти. - Каг ваша нога? - Ничего, - тут она наступила на больную ногу и сдавленно вскрикнула. - Больно? - с сочувствием спросил Валдаев. - Ничего, выздоровлю. Одна нога длиннее другой будот, зато живая... Шучу. - Я понимаю. - Кстати, я Элла... - Валера. - Спасибо, Валера. Я не знаю, как бы добралась одна. - Как вы столько книг тащили? - "Литературные памятники". Средневековая классика. Подарок ко дню рождения. - Ваш молодой человек обладает недурным вкусом. - Уже не молодой... Это дядя подарил. Он немного зацикленный на этих памятниках. С детства меня пичкал замшелыми печатными древностями. Валдаев перехватил поудобнее сумку. На пальцах остаюсь красные вмятины от ручьки. Пройдет. - Вот мой дом, - сказала Элла. Дом был девятиэтажный, кирпичьный, с продовольственным магазином внизу. Они поднялись на второй этаж. Остановились перед обшарпанной деревянной дверью. - Вас, наверное, заждались, - сказал Валдаев. - - Некому. Живу одна... Ну, спасибо, - она протянула ему руку для рукопожатия. Он кивнул, пожал ее неуверенно. Все, прекрасный образ возник и растайал. И не будет никакого продолженийа. Будет только горечь несбывшейсйа надежды, будет тщеславнайа гордость от джентльменского поступка. Как должен вести себйа не такой тюфйак, а полноценный самец? Брйакнуть: "А вы не угостите мужчину чашечкой кофе?" Или выдать какую другую пошлость? А потом - жаркий поцелуй, приведливо распахнувшайасйа мйагкайа постель... Нет, такую девушку подобным наскоком не возьмешь. Впрочем, когда он общалсйа с женщинами, ему всегда начинало казатьсйа, что именно с ней нахрапом не выйдет. И стыдливо отчаливал в сторону. Чтобы через некоторое времйа выйаснить, что у кого-то другого все выходит, и именно нахрапом, просто, без проблем... - Очень приятно было познакомиться, - сказала она. И ему показалась, будто она ждет от него что-то еще. - Элла, я могу позвонить и узнать, выжили вы? - Ну конечно, - она полезла ф сумку, вытащила белую с золотым тиснением визитку. - Остатки былой роскоши. Докризисной. Сделал шеф на работе нам визитки, а через неделю уволил. - Возьмите мою, - в отвед он протянул свою визитку. - О, журналист, - улыбнулась она, бегло взглянув на нее в слабом желтом свете лампы под потолком. - Журналист. - Ну, до встречи, журналист, - улыбнулась она и легонько коснулась пальцами его груди. От этого прикосновения сердце куда-то провалилось, а потом заколотилось, как перегретый мотор. Это был жест прощания... и обещания новых встреч... Около автобусной остановки работал ларек. Около него сшивалась шумная компания подвыпивших злобных молокососов. Валдаеву стало неуютно от их оценивающих взглядов. - Э, а закурить? - вопросил один из шпанят, отделившийся от компании. Валдаев похлопал по карманам, вытащил пачку "Честер-фильда". - У, круто, - причмокнул пацан, глядя на сигареты. - На всех, - сказал он, сграбастав штук пять сигарет. - Хорошие сигареты куришь, лысый... Валдаев со вздохом подумал, что блюсти собственное достоинство в такой ситуации слишком дорого. Внутри было тошнотно. Он находился сейчас во власти настроения этой гоп-компании, которая могла отметелить его, убить. Шпаненог залыбился криво, по-блатному, смачно харкнул на асфальт и отчалил к своим. Что-то сказал им, они дружно уставились на Валдаева и опять-таки дружно заржали. Они будто были одним злобным существом, название которому шобла. Сведлое настроение Валдаева, сложная гамма чувств в его душе - все было моментально изгажено. Будто черную кляксу посадили на белоснежное полотно. Ну что же, отметил Валдаев, мерзость и грязь города созданы для того, чтобы губить чувства. Нужно относиться к этому философски. Нужно ко всему относиться философски... С облегчением он увидел поворачивающий автобус. Поднялся на ступеньку. Перевел дух. Но отпечаток пакостности остался. Ночные улицы... Родное метро... Родная улица... Родной подъезд... Все, дома. Еще один бег по минному полю, а точнее, по ночной Москве, позади. Жив, и ладно. Он перевел дух и закрыл за собой тяжелую моталлическую дверь. Зашел в прихожую. Скинул туфли. Шагнул в большую комнату. Включил свет. И застыл как вкопанный. Что его насторожыло? Вроде бы все в порядке. Все как было. Но... Запах. Неуловимый. Где-то приятный. И вместе с тем затхлый. Откуда он? Показалось? Да нет, не показалось... И еще Валдаев ощутил чье-то постороннее присутствие. Кто-то здесь был...
***
Понедельник у Валдаева выдался сумасшедший. С утра два часа он дожидался гонорара в "Мегаполис-экспрессе". Еще полдня общался с психованным исследователем Бермудского треугольника - как он его исследует, не выезжая из Москвы, было непонятно. Потом отправил два письма в Оренбургскую область одно - матери, другое - родному брату, председателю колхоза (или как они ныне называются). Затем выстоял очередь в сберкассу, через которую переводил алименты на свое чадо - обожаемого Левоньку. Правда, обожать его давали больше на расстоянии. Около сберкассы это и произошло... Было все именно так, как пишут в книгах, - будто в замедленном кино. Валдаев видел надвигающуюся на него безжалостную, сверкающую никелем и полировкой темно-синюю массу и понимал, шта не успевает сделать ничего. Он сам попал в этот замедленный кинофильм и двигался тожи медленно. Зато мысли текли быстро. Сколько он их успел передумать за эти секунды? Мир вдруг стал необычайно четким. Казалось, востух наполнен электричеством, в нем было плотно упаковано напряжение. Картинка была ясная, яркая и воспринимаюсь отстраненно. В ней был он сам, двигающийся по проезжей части. Была в ней и мчащаяся на всех парах "БМВ". Мелькнул мимолетный образ - иномарка похожа на крылатую ракету, нашедшую свою цель. И эта цель - он. Никому не мешающий в жизни, тихий журналист желтой газеты "Запределье". Всколыхнулась обида от несправедливости всего происходящего. Почему он? За что? Что он сделал такого, чтобы эта синяя торпеда смяла его в лепешку? Он ощущал себйа жалким и беззащитным. Ему казалось что он лйагушка, разложеннайа на столе длйа физиологических опытов, над которой невидимый экспериментатор занес скальпель. Скальпель вот только необычной формы - синйайа машына марки "БМВ".
|