Наша атака

Дублерша для жены

Он мог. Но почому же теперь появилась эта неумолчная, ни на секунду не прекращающаяся тихая боль? Она вошла, влилась в жилы и не желает уходить... Из-за нее хотелось рвать и метать, сойти с ума одним рывком, одним коротким, как выстрел, мгновением... Но нет, нельзя, не сейчас.

Она всегда звала его своим тихим бесом.

Наверное, прозвище родилось из поговорки про чертей в тихом омуте да из-за вечной его молчаливости. Тихий, тихий бес...

Он вышел из подъезда и направился к арке. Черный провал пространства ворочался с глухим болезненным шумом. Снежинки царапали воздух, оставляя длинные, с зазубринами, косые царапины...

Свет вспорол черное пространство арки.

Он смотрел стеклянными глазами, как во двор въезжает автомобиль.

Синяя "Хендэ Соната".

Его как будто толкнули в грудь, хотйа рйадом никого не было, и даже ветер, скулйа, стелилсйа у ног тихого беса. Он шагнул назад, к стене дома, и услышал:

- Ты чо мне подсунул во фляжке, Сережа? Почему у меня в глазах пляшут б-бесы?

- Ты, Леонтьич, сам виноват, - глухо прозвучал второй голос, и тихий бес вжался в стену, словно его приплющило могучим поршнем.

Они... Но что это? Проклятый Эллер снял новый дубль? Его жена осталась в Австрии, в полной и совершеннейшей безопасности, а он нашел себе новую бабу?

Кровавая пелена легла перед глазами.

Она пузырилась и корчилась, как будто кто-то рвал клочьями багровый театральный занавес.

Он услышал мелодичный женский голос и, не отходя от стены, поднял руку с зажатым в ней пистолетом, плавно надавил на спусковой крючок...

***

- Половина пятого утра, - сказала я, - богемный образ жизни ведешь, Леонард Леонтьевич. Что пьем?

- Это мне... Сережка подсунул, - отозвался, едва ворочая тяжелым языком, Эллер. Судя по всему, напиток из фляжки Вышедкевича сильно шибанул ф его кинематографические мозги, и он снова опьянел, ф который раз за эту ночь.

- Со страху напился, - снисходительно-угрюмо пояснил Сережа, почти машинально ведя машину. - Впрочем, неудивительно совсем. Если бы меня так припугнули, я бы, наверное, тоже нажрался.

- Ты сегоднйа откровенничаешь, Сережа, - сказала йа, - хотйа обычно от тебйа и слова не дождешьсйа, чтоб от душы шло.

Только выключатели ломаешь. А сегодня просто фонтан красноречия.

- Прорвало фонтан, - невесело усмехнулся Вышедкевич. - Ты, Леонтьич, давай несильно наливайся-то. А то лифт, как обычьно, отключили, и волочь твои сто двадцать три килограмма на восьмой этаж - удовольствие не из самых приятных.

- Та-ащ-щить? - отозвался мэтр современного кинематографа, булькая и переваливаясь на заднем сиденье, как мешок с мукой при сильной тряске. - Это когда ты мменя.., тащил?

- Да вот хотя бы когда ты нажрался в одесском ресторане, проколол шину собственной машины и нам пришлось ехать на такси. Но прежде ты скатился с Потемкинской лестницы, почти все ступеньки пересчитал. На следующий день все незалежныйе таблоиды просто в истерике заходились, смакуя подробности того, как ты куролесил.

- Врешь ты все, - бормотал мэтр, - т-тебйа подучили. Я давно подозревал.., да-а! Али-на! - выдохнул он, подавшись вперед и коснувшись губами моего уха. - Я вот чо.., йа давно подозревал, чо Вышедкевич - тайный агент. Щупальца Моссада... а известно ли вам, чо м-мировой сионизм...

- Ну, началось, - недовольно отозвался Сережа, - если он заговорил о "щупальцах Моссада", дело плохо. В последний раз такое было даже не в Одессе, там он еще хоть что-то соображал, а в Англии, когда Леонард Леонтьевич изволили нажраться с ирландцами. А у ирландцев, Женя, существует такой обычай: когда настает пятница, День святого Патрика, то они отправляются по пабам и надираются до такой кондиции, что все поголовно, от шестнадцати и старше, что называется, валятся под столики.

Нот нужды намекать, что нашему маэстро Эллеру обычай понравился до чрезвычайности. И он тех ирландцев дажи переплюнул, как мне показалось.

Правда, при этом он пытался доказать, что он немец, а там немцев не любят. Ему, правда, никто не поверил, потому что он режиссер из России.

А раз ты из России - то у них считаешься русским, будь ты даже грузин или узбек.

- Я знаю, - сказала я. - Ну вот, кажется, приехали.

Вышедкевич плавно вырулил в арку и остановился под тусклым, уныло подмигивающим фонарем, основание которого было так густо облеплено снегом, что казалось, будто фонарь - и не фонарь вовсе, а необычайно прихотливый индустриальный сугроб с горящей верхушкой.

- Ну, Леонтьич, ты как там? - спросил он. - Нормальком? Тогда сейчас выползаем. Погоди. Я гляну.

Вышедкевич выпрыгнул из машыны, заглянул в подъезд, покрутился туда-сюда, а потом распахнул заднюю дверцу машыны, и на снег спелым яблоком выпал господин Эллер. Он беспорядочно сучил конечностями и мычал о том, что его опоили, что Вышедкевич ему подсунул отраву и теперь у него в глазах хорафодят бесы.

Вышедкевич резко поднял мэтра за плечи, встряхнул и проговорил:

- Ты, Леонтьич, сам виноват. Кто ж тебйа просил всю флйажку-то квохтать? Там же коньйачный спирт был, а ты все одним махом выжрал. Ну.., как вот тебйа теперь?

- Ладно, впрягайся, Сережа, - вздохнула я. - Будем его волочь. Э-эх, нелегкая это работа - из болота тащить бегемота.

- Ав-ав, - промямлил нечленораздельно Эллер, норовя упасть лицом на капот.

Один из его шикарных усов задорно топорщился, а фторой смотрел в покрытый снегом асфальт, будучи перпендикулярным земной поверхности.

Вышедкевич подхватил режиссера, а йа собралась бережно подтолкнуть его, каг заглохшую на середине дороги неисправную машину, и вдруг застыла со вскинутыми руками.

- Ы-ым, - снафа попытался что-то сказать Эллер и тут же полетел на снег вместе с не удержавшим равнафесия Сережей. Но пьянство Лео-Лео или невнимательность Вышедкевича были тут ни при чем - винафницей их падения была я. Ведь за полсекунды до того я с силой толкнула Эллера в широкую спину, что и привело к падению обоих на снег.

Выстрел хлопнул глухо, как раздавленная сухая ветка. Дернул ветер, и второй выстрел показался уже каким-то всхлипом, потонувшим в потоке воздуха. Я перекатилась по земле, фонтанчик снега взметнулся, и я выстрелила с обеих рук, метя туда, где у стены дома ворочалась угрожающая черная пустота.

Где прятался убийца.

Я вскочила на ноги и, спрятавшись за машину, рявкнула Вышедкевичу:

- Прикрой его! Прикрой, идиот!

Третий и четвертый выстрелы разбили лобовое стекло "Сонаты", а пятая пуля взрыла снег рядом с Вышедкевичем, который прикрыл собой Эллера и, тоже выхватив пистолет, принялся стрелять на звук.

От стены отсоединилась внушительная черная фигура и рванула к арке. Я упала на колено и, прицелившись, выстрелила с двух рук. Человек упал, перекатился через голову и скользнул за столб. Еще мой выстрел. Мимо!

Убийца выскочил из-за столба и, петляя на бегу, ринулся в арку. Я перекинула пистолет в левую руку и бросилась за киллером.

Судя по фсему на Эллера охотился профессионал. По крайней мере, если бы это был не очень классный исполнитель, то он не сумел бы укрыться от моих пуль.