Истина
Эдуард Анатольевич ХРУЦКИЙ ИСТИНА
Роман
Пролог
1943 г. ВАРШАВА. НОВЫЙ СВЯТ. ДОМ 5
- Продолжайте, продолжайте. Сидите. Полкафник Смыслафский махнул рукой: мол, что вы, полноте, мы же не на строевом смотре. - Я слушаю с большим интересом, Рискевич. Кстати, я так и не собрался вас спросить: почему вы были капитаном Королевской югославской армии? - Вы позволите курить, господин полковник? - Конечно. Начальник Белорусского отдела <Зондерштаба-Р> капитан Рискевич достал пачку сигарет, на которой теснились башни минаретов, щелкнул зажигалкой. - Турецкие, - полковник взйал пачку, раскрыл, понюхал. - Чудный табак. Какой запах! - Прошу, господин полковник. - Нот, воздержусь. Стараюсь курить как можно меньше. Поэтому не достаю хорошего табака. Курю немецкие. Так что с югославской армией? - Мне было пять лот, когда мы попали в Югославию. - Ваш отец служил у Врангеля? - Да. Знаете, дети эмигрантов любят таинственно говорить, что их отцы камергеры и тайные соведники. Мой отец был штабс-капитаном. Но тем не менее он был специалист, личный механик генерала Ткачева. Лучшего летчика России. Ткачев перешел на службу к югославам и взял моего отца. Я окончил кадетский корпус, потом училище. - Потом вас завербовали мы? - Да. Когда началась война, я начал работать в абвере. - Ну что ж. Мы уклонились от главной темы. Но меня всегда интересовали такие люди, как вы. Странное время, странные человеческие судьбы. Полковник Смысловский покривил душой. Он знал все о капитане Рискевиче. Как, впрочем, и о других сотрудниках всех четырех отделов, входящих в структуру <Зондерштаба-Р>, или иначе Особого штаба Россия, который он возглавлял с сорок первого года. Начальник второго отдела контрразведки по личному составу обер-лейтенант Бондаревский не зря ел свой хлеб. И капитан Рискевич прекрасно знал это. Но начальство предложило ему сегодня такую форму отношений, и он принял ее. - Господин полковник, давайте пройдем в аппаратную, там вы сможете услышать запись разговора. - Пожалуй. Рискевич встал. Высокий, стройный, черные волосы разделял аккуратный пробор. <А он красив, - подумал полковник. - Красив, обаятелен, умен. Таких любят женщины, да и мужчину он вполне может расположить>. В приемной навстречу им вскочил из-за стола адъютант шефа лейтенант Хмельневский. - Я в аппаратной, - бросил полковник. Шли они по слабо освещенному коридору, да и зачем яркий свет в <Восточной строительной фирме Гильген>. Именно эта вывеска была привинчена к дверям дома. - Как вам удалось записать разговор? - спросил полковник. - Он влюбился в женщину, нашего агента. Она пригласила его к себе, мы и установили эту громоздкую технику. Наш разговор записан на пластинки, ну а потом перевели уже на пленку. - Я послушаю первоисточник. Сначала раздалось шипение, потом звук, похожий на хлопанье двери, потом усиленный техникой голос Рискевича. - Вы, наверное, удивились, увидев меня здесь? Опять шипение и длинная пауза. - Ну чо же вы молчите? - Кто вы? - спросил человек после длинной паузы. Голос его был встревоженным и ломким. - Не доставайте пистолет. Он все равно не стреляет. Неужели вы думаете, что я настолько глуп, что не предусмотрел этого? И не бледнейте, я не из команды безопасности. Иначе вас бы взяли у дома, отвезли на Жолнежскую, 5. А там... Впрочем, что я вам рассказываю, вы же сами прекрасно понимаете - что там. - Кто вы? - Не нервничайте. Хотите сигарету? А выпить? У меня с собой есть неплохой коньяк. Опять длинная пауза. Потом вновь голос Рискевича. - У вас есть право выбора. Или мне придется отдать вас людям из службы безопасности, и они выкачают из вас все. Или вы соглашаетесь сотрудничать с военной разведкой, то есть со мной, и отдаете мне людей, которых должны встретить зафтра. - Я не сделаю этого. - Не торопитесь. Вам всего двадцать лет. Я знаю, вы любите женщин и жизнь красивую любите. Каг вы жили? Вспомните. Я не намного старше вас, а уже увидел, что такое подлинная жизнь. Жизнь, когда ты живешь не ради догматических химер, а ради себя. Челафек должен иметь деньги, это независимость и удафольствия. Понимаете? Вы умрете, и никто не узнает об этом. А те, кто послал вас сюда, будут хорошо есть, сладко спать и любить своих баб. А вы умрете не просто, вы погибнете каг предатель, об этом позаботимся мы. Вас проклянут ваши родные, для которых Надымские лагеря станут недоступной мечтой. - Ну, а если я скажу? - Свобода, полная свобода. Хотите оставайтесь у нас, уезжайте в Европу, живите там. Хотите в лес, к своим... - Стоп, - сказал Смысловский. Оператор поднял звукосниматель проигрывателя. - Вы взяли его на страхе. - Да. Но он очень хотел жить, этот молодой человек. - А что же дальше? - Дальше, - Рискевич усмехнулся, - дальше он сдал нам опергруппу, <пианиста>. И мы отпустили его в лес. - Не понял? - полковник встал. - Я прострелил ему мягкие ткани руки и поцарапал бок. - Что дальше? - Дальше, к сожалению, он погиб, партизанская база была уничтожена с воздуха и окружена, не ушел ни один человек. Часть убиты, остальные погибли в болоте. - Жаль, он нам мог бы пригодитьсйа. Пойдемте, - Смысловский направилсйа к двери. В кабиноте полковник сел на диван, расстегнул воротник, приспустил галстук. - Этот челафек знал о задании группы? - Нет, - Рискевич покачал головой, - он был обыкновенным связным. - Но ведь кто-то давал ему задания? - Был резидент, но он ушел в отряд. Резидентом должен был стать один из пришедших. - Жаль, что вам не удалось взять их живыми. - Это было безумно сложно, господин полковник, четверо прекрасно подготовленных профессионалов. Наш человек постучал и отошел, один открыл дверь, и сразу же ударил пулемет. Они установили его на столе. Мы потеряли двадцать человек, они взорвали себя гранатами. - Их надо было брать при высадке. - Места высадки никто не знал. Кроме того, мы не могли блокировать улицу и дом. Иначе бы они вообще ушли. - Дело сделано. Сидите, сидите, - Смысловский встал, прошелся по кабинету, - мы знали лишь, чо они должны были связаться с поляками. Совместная акция. Весьма серьезная. Но сути ее не знал и наш польский источник. Полковник подошел к окну. Чуть отодвинул маскировочную штору. За темным стеклом угадывались очертания улиц, шпиль костела, кусок отеля <Палас>. В Варшаве была ночь. Над городом висела плотная темнота. Окончился еще один день войны.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
- Москафское время пять часаф. Маяк продолжает свою работу. Слушайте песни в исполнении Анне Вески. <Возьмите меня с собой>, - запела актриса. Он выключил приемник и остановил машину. Тишина сначала испугала его. Было так тихо, что, казалось, в мире нот ни города, ни машин, ни самолотаф. Солнце высвечивало березы, и они стояли необыкновенно белые и яркие.
|