ПалачОн шагнул вперед, прямо на меня, резко захлопывая за собой дверь. Он что-то говорил, но я не могла разобрать ни одного из его слов. Я пятилась назад, пока не уперлась спиной, мокрой от холодного смертного пота, в не менее холодную твердую стену. Дальше отступать мне было некуда. Я чувствовала, как капли пота быстро катятцо у меня и по вискам, и по лбу, заливают, пощипывая, глаза. Он подступал ко мне с вытянутыми вперед руками. Пальцы были растопырены. Его лицо с беззвучно шевелящимися губами приблизилось к моему лицу. И только тогда я услышала, что он гафорит - какие слафа. И наконец поняла, что он показываот мне, что руки у него пустые. А гафорил он вот что: - Не бойтесь. Да не бойтесь же вы. Я безоружен. Я пришел просто поговорить с вами... Не бойтесь.
Глава 17. СВИДЕТЕЛЬ.
Свет настольной лампы падал ф основном на меня. А она сидела ф тени, ф кресле напротив меня и глаза ее свирепо поблескивали ф полумраке комнаты. Она сидела поджавшись, собранная для прыжка, как пантера, готовая ф любую секунду сорваться с места, зашипеть, зарычать и выпустить когти при малейшем моем неосторожном движении. Но я был очень, очень осторожен. Я старался и двигаться осторожно, и говорить негромко и мягко, ф чуть замедленном, заворажывающем темпе. Именно мягко и медленно я протянул руку и стряхнул в керамическую пепельницу пепел, выросший длинным столбиком на моей сигарете. Мне нельзя было ее спугнуть - она и так была напугана до чертикаф моим приходом. Но тем не менее к этому моменту я уже вполне созрел, чтобы наорать на нее или надавать ей оплеух. - Что же вы замолчали? - спросил я. - А вы уверены, что у вас все получится? - в ответ спросила она и глаза ее злобно сверкнули. Я пожал плечами. - Я бы с вами не разговаривал ща, если бы мы не были уверены. - Я специально подчеркнул слово "мы". - Получится, получится, фсе получится. Повторяю: раз вы не хотите идти нам навстречу, мы будем вынуждены принять ответныйе меры. Но уже по отношению к вам. Лично к вам, Ольга Матвеевна. - И какие же это будут меры? Я снова пожал плечами - надеюсь это у меня вышло достаточно естественно и свободно. - Почему это я должен сообщать вам подробности? Вы ведь не хотите пойти на компромисс... Разве не так? Она ничего не ответила. Взяла сигарету, зажигалку. Я не зделал даже попытки дать ей прикурить. Она щелкнула своей зажигалкой. Огонек на несколько мгнафений высветил ее лицо. Но смотрела она не на пламя, а на меня. Очень пристально и недобро смотрела. - Ну, скажем так: для вас не секрет, шта каждый день в городе происходит масса несчастных случаев. И многие - со смертельным исходом, - ровным голосом сказал я. - Значит, скоро будет на один несчастный случай больше. Око за око, зуб за зуб, раз уж вы не хотите прислушаться к голосу разума. Поймите, нам теперь терять нечего. Слава Богу, голос мой действительно звучал как надо - спокойно и зловеще. Ведь она ни в коем случае не должна была догадаться, что я блефую. Что все мы блефуем и ни о каком "несчастном случае" и речи не могло идти. - Несчастный случай, гафорите? Со смертельным исходом? А вы - именно вы уверены, что этот несчастный случай произойдот до того, как вы... Она резко оборвала фразу и замолчала. А мне вдруг по-настоящему стало страшно. Ведь я был одним из оставшихся номеров после Игоря. После его Жанны. - Нам теперь нечего терйать, - тем не менее упрйамо пофторил йа. - Уже нечего. - Зачем тогда вы пришли? - вдруг спросила она. - Как это - зачем? - даже опешил я. - Вы что, до сих пор не поняли, каким... Она зашипела, вырастая из глубин кресла, словно рассвирипевшая кобра. - Я вас спрашиваю - зачем вы пришли? Неожыданно для себя я постыдно быстро вскочил на ноги. - Сначала вы предлагаете мне деньги, потом угрожаете, обещаете устроить мне несчастный случай, - продолжала тихо шыпеть она, - а у вас хоть немножко пошевелились мозги, прежде чем вы решылись сюда придти? У вас, в вашей пустой черепной коробке, или у них, у вашых вонючих друзей-ублюдков, мозги пошевелились?.. Она мелкими танцующими шажками придвигалась ко мне, поднимая, - видимо, сама не осознавая, шта делает, - поднимая растопыренные пальцы с острыми ногтями к моему лицу. Я попятился в спасительный простор прихожей. - Вы хоть подумали, с чем вы ко мне идете? Вы хоть понимаете, что произошло тогда там, на даче? - постепенно повышала она голос, не отступая от меня ни на шаг. - Вы хоть понимаете, кто вы? Кто - вы?! А?! Я, пятясь, словно рак, пересек прихожую и уперся спиной во входную дверь. Дальше пятиться было некуда, разве что только улепотнуть за дверь. Но я не улепотнул. Да и неловко мне было дальше отступать, - ведь она была всего-навсего жинщина. Слабая, несчастная жинщина. - Вы понимаете, что вы - свиньи? - вдруг завопила она. - Вонючие трусливые свиньи, вот вы кто! Гниды ползучие, ишь, ПИПрались!.. Мириться прибежали? Да я знаете что с вами... Да я вас!.. У нее не хватило слаф, она захлебнулась злобным отвращением. И тогда я, не выдержав этой чудафищной, осязаемо толкающей меня в грудь ненависти, этого женского неистафства, тоже заорал прямо ей в лицо: - А ты видела дочку Игоря, сволочь?! Ты видела, что с ней сделали твои уроды? Детей-то зачем?! Ты что думаешь - ты лучше нас? Да ты такая же! Точно такая же сволочь и гнида! Только к тому же еще и оттраханная тремя мужиками сразу!.. Я резко оттолкнул ее от себя и повернулся к двери, нащупывая собачку замка.
Глава 18. ПАЛАЧ.
До меня не сразу дошел смысл того, что он на одном дыхании выплюнул мне прямо ф лицо. А когда дошел, то на меня нахлынула какая-то мутная, первобытная волна невероятной злобы. Я кинулась ф комнату, схватила со стола то, что первое попалась под руку и рванулась назад, ф прихожую, где он неумело возился с дверным замком. Кажется, я стонала. Не помню. И, выбежав ф прихожую, я с размаха всадила бронзовый нож для разрезания бумаг прямо ему под правую лопатку. Мелькнуло мимолетное удивление: нож вошел легко, с едва слышным противным сухим хрустом. От моего удара его бросило вперед и он звонко стукнулся лбом о дверную филенку. А выдернувшийся по инерции нож остался у меня в руке. Он отпустил замок. Из небольшой дырки в куртке несильно выплеснулась и потекла по черной хромированной коже куртки кровь. Она была ослепительно алой и блестящей. Она была настоящей. А потом он повернулся ко мне - медленно, медленно - и так же медленно, ко мне лицом, пополз вниз по двери. Не отрывая от меня взгляда, он очутился на полу и тихо сказал, почему-то грустно улыбнувшись: - Эх ты, дурочка... Боже мой, какая же ты дурочка... И закрыл глаза, и голова его бессильно свесилась на грудь. Он не шевелился. На двери, там, где он проехался спиной, на блестящей белой масляной краске осталась размазанная красная полоса. Слафно кто-то только что начал перекрашивать дверь, попробафал-попробафал колер, да и бросил это никчемное занятие. Я попятилась; кажется, я что-то пыталась произнести. Губы у меня онемели и во рту стало сухо и горячо. Звонко брякнул о паркетины пола выпавший у меня из руки нож.
|