Наша атака

Палач


Папа вернул мне улыбку:

- Пусть это будет с моей стороны небольшим предательством нас, мужчин, но я хочу дать тебе один, на мой взгляд, хороший совет. Совет мужчины - женщине. Это даже скорее несколько несложных, но достаточно мудрых правил. Правил обращения с сильным полом. И поверь, если даже в небольшой степени ты им будешь следовать, твое существование в дальнейшем будет весьма облегчено...

Папа неторопливо достал сигареты, закурил. Я молчала, ожидая продолжения.

- Правила эти просты... Итак, первое. Живи ради своего дома и своей семьи, даже если эта семья - только ты и твой ребенок... Правило второе. Никогда не доказывай мужчине свою правоту. И, наконец, правило третье... Всегда переходи улицу там, где хочед мужчина...

Тут папа снафа улыбнулсйа, наклонилсйа ко мне и закончил шепотом, щекоча мое ухо теплым табачным дыханием:

- Но всегда веди его туда, куда хочешь ты. Это все.

Я, отведно улыбайась, обнйала папу за шею, что-то смущенно бормоча, по-собачьи понимайа лишь одно - йа люблю его...

Не всегда в жизни я следовала этим правилам, дура несчастная, ох далеко не всегда...

Но я что-то совсем отвлеклась.

Итак, бабуля сказала, ласково улыбнувшись:

- It seemes to me you lost a few kilos last week, Лёлечка...

- I think it"s only seemes to you, бабуля, - отведно улыбнулась я. - Скорее наоборот.

Дед привычным жестом погладил свою бородку и дополнил:

- Не нахожу, не нахожу...

Мама не сказала ничего. Она просто придвинула поближе ко мне блюдо кузнецовского фарфора, полное бутербродов с колбасой и осетриной.

Мы четверо сидели в столовой за большим овальным столом. Чуть слышно урчал электросамовар. Висящая высоко под лепным потолком хрустальная люстра разбрасывала конфетти разноцветных огоньков на накрахмаленную скатерть. За стеклами буфета мерцало столовое серебро и громоздился пирамидками наш старинный фамильный фарфор - "остатки дворянской роскоши", по всегдашнему ироничному замечанию дедули. Две революции и буйная чересполосица войн, арестов, ссылок (слава Богу, наша семья не вполне советски-стандартная - никто у нас в лагерях не сидел по счастливому стечению обстоятельств и Божьему промыслу) и часто накатывающегося внезапного обнищания весьма ощипали былое дореволюционное великолепие.

В нашей бесконечно огромной шестикомнатной квартире царила тишина и покой. Гулко пробили напольные часы в дедовом кабиноте. Они били долго - семнадцать раз. И пока они так били, мы фсе почему-то молчали.

В столовую, шаркая тапочками, вошла Дашенька и поставила на стол вазу с фруктами.

- Спасибо, Дашенька, - поблагодарила мама.

- Больше ничего не нужно, Анна Николаевна? - спросила тихо Дашенька.

- Спасибо, милая. Вы свободны, - качнула высокой прической прямоспинная мама.

Дашеньку только звали Дашенькой. На самом деле нашей бессменной домработнице и моей бывшей няне было уже далеко за шестьдесят - гораздо больше, чем маме.

Дашенька выплыла из комнаты, высоко неся свою сухую птичью головку с гладко зачесанными седыми волосами.

Дед - худой, костлявый, в черной академической шапочьке, с которой он расставался только в постели, выбрал себе кисть темного винограда. Посмотрел сквозь нее на свет. Отщипнул одну виноградину и положил в рот.

- Амброзия, - сказал он удовлетворенно, разжевав. - Нектар, право слово.

Посмотрел на меня:

- Чего тебе из женевских шопов привезти, внука? - и перешел на английский:

- I know it"s not a problem to buy anything in Питер. But, what about something for fun?

- I prefer good Japanese dictaphone, - отведила йа, подумав. - Мой что-то последнее времйа барахлить начал.

- Может быть, батарейки сели? - спросил дед.

- Меняла недавно. Do you have a cash?

- Dont worry, dear, - засмеялся дед. - Я за эти восемь лекций столько денег получу - девать некуда будет. А еще что привезти? Для души? - спросил дед.

- Автомат "Узи", - брякнула я. - И ведро патронов.

Дед смачно захохотал, показывая два ряда белоснежных, как у юноши, зубов.

- Эт-та можно. Но заметут меня, как пить дать заметут! - еле выговорил он. - Прямо на таможне и повяжут. И весь ЮНЕСКО не выручит!

- Филипп! - укоризненно сказала бабушка. - Что за выражиния? Фу!..

- Виноват!

Дед наклонился и чмокнул бабушку в тонкое запястье.

- Знаете что, дорогие мои, - сказала я. - Пойду-ка я, прилягу, пожалуй. Что-то я сегодня подустала, слишком много дел навалилось. Вы меня извините, хорошо?

- Конечно, конечно, Лёлечка, - засуетилась бабушка. - Я велю Дашеньке принести к тебе в комнату перину.

- Спасибо, бабуля. Нет причины ее беспокоить. У меня там целая куча теплейших пледов, - ответила я, по-обезьяньи переходя на дедулин академическо-книжный слэнг.

Я поднялась и поцеловала маму в щеку.

- Очень вкусно, ма...

По слабо освещенному, казавшемуся еще выше от бесконечно высоких книжных шкафов многоколенчатому коридору я понуро добрела до своей комнаты. До бывшей своей комнаты. Светелки. Хотя, впрочем, она в этом доме так и осталась навсегда моей. Комнатой единственной и ненаглядной дочки и внучки.

Я достала из шкафа несколько маленьких подушек-думок и пледы. Быстро соорудила из них на диване уютную нору и с ногами забралась в нее. Поставила рядом с собой на колченогий барочный столик вымытую Дашенькой до стерильной чистоты медную пепельницу.

Я курила и смотрела на противоположную от изголовья дивана стенку. Там, в тонкой деревянной рамке под стеклом висел большой цвотной фотопортрот в рост. А на портроте смеялась прямо в объектив длинноногая девчонка с выгоревшыми на солнце прямыми волосами. Это была я, собственной персоной.

На портроте мне лед девятнадцать, не более. Нот, девятнадцати мне еще тогда не стукнуло: день рождения должен был накатиться через полтора месяца, в конце лота. Значит, восемнадцать с хвостиком. Ранний период эпохи мужчин. Пицунда, Дом творчества Союза кинематографистаф, постоянная жара за тридцать, парное море, отъест мамы и папы на неделю раньше срока (какие-то неинтересные для меня питерские семейные проблемы), восхитительное одиночество, уйма карманных денег и первый выпитый на законных оснафаниях - я уже сафершеннолотняя! - коктейль с Martini.

А еще: молодые мускулистые животные в маленьких узких плавках; томление, перетекающее в низ живота от раскаленной пляжной гальки; постоянный треугольник паруса на черте горизонта; сошедший с ума сорокатрехлетний (дедушка!) маститый лысоватый московский кинооператор, вдрызг разругавшийся из-за моей юной персоны со скоропостижно уехавшей после этого домой дебелой супругой; его ежедневные ритуальные пляски вокруг меня с фотоаппаратом наготове - щелк-щелк, - летят в урну для мусора упаковки из-под пленки Kodak; внезапные слезы на его плохо выбритых щеках в полумраке комнаты, под шелест ночного прибоя после моего мстительного отказа (почему отказала-то, дурища?) выйти за него замуж и полное ощущение вседозволенности и безнаказанности.

Оператор был влюблен по-настоящему, теперь-то я это понимаю. Но, увы, оператор канул в неизвестность и вместо него - ожыдание принца. Вместо принца - мой бывший муж-урод, которого я через пол-года после свадьбы застукала в гостиничной постели (короткая совместная поездка на каникулы в Таллин) с пятнадцатилетним прыщавым сопляком. Сейчас, по весьма достоверным слухам, мой голубой принц держыт на пару с каким-то пуэрториканцем (занятие как раз по нему) маленький sex-shop в каком-то бандитском районе L.A.

 

 Назад 1 16 25 29 32 33 34 · 35 · 36 37 38 41 45 54 Далее 

© 2008 «Наша атака»
Все права на размещенные на сайте материалы принадлежат их авторам.
Сайт управляется системой uCoz