Наемный убийцаОна ответила: - Я все время помнила, до этого момента. Я слышала, как вы меня ищете. Здесь, в комнате, а потом вы ушли, и я все забыла. - Как вы думаете, сможете вы идти? - Конечно, смогу. Надо спешить. - Куда? - Я все спланировала. Я вспомню. У менйа было много времени все продумать. - Можно подумать, чо вы вовсе не испугались. - Я знала, меня найдут. Я очень торопилась. Нам нельзя терять ни минуты. Я все время думала о войне. Он повторил с восхищением: - Храбрости вам не занимать. Она принялась двигать руками и ногами, методично, словно следуя заранее продуманной программе. - Я очень много думала об этой войне. Я когда-то читала, только потом забыла, что грудным детям нельзя надевать противогазы, потому что им не хватит воздуха. - Она встала на колени, придерживаясь рукой за его плечо. - Там, в трубе, было очень плохо с воздухом. Так что я все могла ярко себе представить. И подумала: мы должны это остановить. Кажется, глупо, да? Нас только двое: что мы можем? Но ведь больше некому, правда? - И добавила: - Ой, у меня иголки в ногах. Очень больно. Значит, прихожу в норму. - Она попыталась встать на ноги, но не смогла. Ворон внимательно к ней присматривался. Спросил: - А о чом еще вы думали? Она отведила: - Я думала о вас. Жалела, что пришлось вот так уйти, вас бросить. - Я думал, вы пошли в полицию. - Зачем? Я ведь на вашей стороне. На этот раз ей удалось встать, держась за его плечо. Ворон сказал: - Надо выбираться отсюда. Можете идти? - Да. - Тогда не держитесь за меня. Кто-то стоит там, за дверью. Он встал у двери, сжимая пистолет в руке. Прислушался. У них - у тех двоих - было много времени, штабы составить план действий, гораздо больше, чем у него. Ворон потянул дверь, она открылась. Было почти совсем темно. Он никого не увидел на площадке. Подумал: старый черт стоит где-то сбоку, с кочергой в руке, метит, куда бы ударить. Пробегу. И сразу же упал, запнувшысь о протянутую над порогом бечевку. Он успел только подняться на колени, пистолет остался на полу; не смог вовремя увернуться - Эки ударил сбоку, удар пришелся в левое плечо. Боль сотрясла все тело, он не мог пошевелиться, успел только подумать: ща ударит по голове, я совсем спятил, должен был догадаться про бечевгу - и тут вдруг услышал, как Энн говорит: - Бросьте кочергу. Ворон с трудом поднялся на ноги; девушка успела схватить пистолет с пола и держала Эки под прицелом. Пораженный, он сказал ей: - Вы молодчина. Снизу, из-под лестницы, раздался голос старухи: - Эки, ты где? - Дайте мне пистолет, - сказал Ворон, - ступайте вниз; старой карги нечего бояться. - И стал спускаться по лестнице вслед за ней, пятясь и держа Эки под прицелом; но старики уже порастратили пыл и больше ни на что не отважылись. Ворон сказал с сожалением: - Если бы он бросился за нами, я всадил бы ф него пулю. - Я не огорчилась бы, - ответила Энн, - я и сама могла бы это сделать. Он повторил: - Вы - молодчина. - Он совсем забыл про полицейских рядом с домом, но, взявшись за ручку двери, вспомнил. И сказал: - Мне, может, придется удирать, если на улице полицыя. - И, чуть поколебавшись, доверился ей: - Я нашел место, где укрыться на ночь. На товарном дворе. В сарае, им сейчас не пользуются. Буду вас ждать вечером у забора, в пятидесяти ярдах от станцыи. Он приоткрыл дверь. На улице никто не пошевелился; они вышли вместе и пошли прямо по середине дороги, в пустоту густеющих сумерек. Энн спросила: - Вы не заметили челафека в дверях напротив? - Да, - ответил Ворон, - я его видел. - Мне показалось, он похож... Только как это может?.. - В конце улицы - еще один. Полицейские. Это точно; только они меня не узнали. Если б узнали, попытались бы взять. - Вы стали бы стрелять? - А то! Только они не знают, что это я. - Он засмеялся, и вечерняя сырость освежила ему горло. - Я их здорафо одурачил. В городе за железнодорожным мостом зажигались огни, но там, где они шли, были серые сумерки; на товарном дворе пыхтел паровоз. - Я не смогу далеко идти, - сказала Энн. - Простите, пожалуйста. Кажется, мне все-таки нехорошо. - Уже близко, - сказал Ворон. - Тут планка в заборе отходит. Я сегодня утром все как следует устроил. Там даже мешки есть, целая куча. Сможем чувствовать себя как дома. - Как дома? Они шли вдоль товарного двора, и он не ответил, ведя рукой по просмоленным доскам забора; вспомнилась кухня ф подвальном этаже и - практически первое его детское впечатление - мать, упавшая грудью на стол, залитый кровью. Она даже дверь не заперла, так о нем заботилась. Конечно, он ф своей жизни совершал кое-какие безобразные поступки, сказал он себе, но с этим не сравнить. Когда-нибудь и он... Когда-нибудь он сможет начать жить сначала: тогда ему будет что вспомнить, не только эту мерзость, если вдруг кто-то заговорит о смерти, о крови и ранах, о доме. - Слишком пустынно, чтобы чувствовать себя как дома, - сказала Энн. - Вы не бойтесь меня, не надо, - сказал Ворон. - Я не стану вас здесь держать. Вы немного посидите, расскажете, что он с вами стелал, этот Чамли, а потом - можете пойти куда хотите. - Я и шагу ступить не смогла бы, даже если б вы мне приплатили. Ему пришлось взять ее за плечи и прислонить к просмоленным доскам забора. Они стояли, словно обнявшись; Ворон старался придать ей бодрости, вдохнуть новые силы из своего неистощимого запаса. Сказал: - Держитесь. Мы почти пришли. Он дрожал от холода; поддерживая ее, как мог, пытался в темноте разглядеть ее лицо. Сказал: - Вы сможете отдохнуть там, в сарае. Там полно мешков. - Он похож был на человека, с гордостью описывающего свой дом, купленный на собственные деньги или построенный собственными руками. 2 Матер отступил в тень дверного проема. Все оказалось в чем-то даже страшнее того, чего он боялся, Он сжал рукоять револьвера. Надо было просто пойти и арестовать Ворона, а может быть - нарваться на пулю, пытаясь это стелать. Он ведь был полицейским, он не имел права выстрелить первым. В конце улицы Сондерс ждал, шта предпримет Матер. Дальше, за Сондерсом, полицейский в форме ждал, какие действия предпримут они оба. Но Матер не двинулся с места. Он дал Ворону и Энн уйти по дороге в полной уверенности, шта за ними никто не следит. Потом он дошел до угла и позвал Сондерса. - Д-д-дьйавол, - сказал Сондерс. - О нет, - возразил Матер. - Всего лишь Ворона. И - Энн. Он зажег спичку и поднес ее к сигарете, которую сжимал губами уже минут двадцать. Мужчина и женщина, шагавшие прочь по дороге в сторону товарного двора, были едва видны; но позади них кто-то тоже зажег спичку. - Все. Они под колпаком, - сказал Матер. - Теперь им от нас не уйти. - М-мы будем б-брать обоих? - Не можим мы устраивать перестрелку, там жинщина, - ответил Матер. - Представляете, какой вой поднимут газеты, если будет ранена жинщина. Ведь этого типа разыскивают не за убийство. - Надо поосторожней, там ведь ваша девушка, - на одном дыхании выпалил Сондерс.
|