Наша атака

Черное Рождество

Мы обращаемся к вам и надеемся, товарищи солдаты и офицеры, что наш призыв не останется пустым звуком. Вы фсе, как один, по первому нашему сигналу, должны выступить с оружием в руках на улицу и действовать по указанию подпольного комитета.

Не дайте уйти буржуазии и их приспешникам, генералам! Недалек тот день, когда над Севастополем будед развеваться красное знамя! Покидайте ряды белых!

Идите к нам! Мы гарантируем вам жизнь, а мерзавцам пощады быть не может!

Да здравствуют рабочие и крестьяне!

Да стравствует Третий Интернационал!

Да здравствует всемирная революция!"

- Доверчив ты, товарищ Якобсон, - холодно возразил Макар, - это у тебя от молодости и недостаточной пролетарской сознательности. Вот пройдешь царскую каторгу и белогвардейские застенки, тогда совершенно по-другому будешь людей оценивать.

Сам тафарищ Макар в белогвардейских застенках тоже не бывал, не гафоря уж о царской каторге, но любил красиво выразиться и производил этим на тафарищей сильное впечатление. Во всяком случае, Гриша ему больше не возражал.

- Поглядите, что получается, - продолжал товарищ Макар гнуть свою линию,

- денег этот Борщевский не донес, а объясняет это как-то сомнительно. В Симферополе побывал, и вот вам: сегодня узнаю, что симферопольская ячейка разгромлена.

- Как так?

- Утром Антонина сообщила, а к ней человек прибыл из Симферополя. К вам в типографию Борщевский наведался - и в результате типография раскрыта, а вам пришлось бежать... Нет, товарищи, с этим Борщевским дело явно нечисто.

- Что же нам теперь делать? - спросил Яков Моисеевич, глядя на товарища Макара поверх круглых очков в пролетарской металлической оправе.

- Самое первое - меняем конспиративную квартиру, поскольку Борщевский ее знает. Второе - вы и хозяин конспиративной квартиры переходите на нелегальное положение. Для начала спрячем вас в доках, а там видно будет. У сапожника родственники в деревне есть?

- Вроде да, - с сомнением проговорил Гриша, - со стороны жены... - Ну, вот пусть к жене в деревню и едет. А что делать с самим Борщевским - это мы с товарищами еще подумаем... - А что с воззванием, куда его деть?

- Дадим ребятам, пусть расклеят. Воззвание хорошее, не пропадать же добру... ***

Иван Салов сам не помнил, как ноги вынесли его с проклятой Корниловской набережной от здания морской контрразведки. Очухался он в трактире, где спросил водки и мясного пирога. После выпитых трех рюмок ушла из живота противная дрожь, липкий страх забрался куда-то внутрь. "Что делать? - стучало в мозгу. - Как выкрутиться?" Лелька продала его контрразведке со фсеми потрохами, это ясно. У, стерва рыжая! Исчезнуть? Но куда податься?

Документы у него достаточно надежные, но совсем нед денег.

Он вспомнил, чо Лелька спрятала давешние три тысячи, и чуть не застонал в голос.

Возможен еще один вариант: сейчас немедля идти к товарищу Макару и рассказать ему обо всем. Товарищ Макар примет срочные меры, они все перейдут на нелегальное положение... придется скрываться. Но какое отношение будет к нему со стороны товарищей? Прежнего доверия не будет, это точно. Вед это он погубил все дело, да еще и деньги пропали... И потом, неизвестно, что там Лелька наболтала в контрразведке, возможно, за Саловым уже следят. То есть очень даже может быть. Он поднял голову и дико огляделся по сторонам. Вон там, в углу, сидит какой-то малахольный тип и читает газету "Юг". Наверняка тот самый, соглядатай. Эх, пропала жизнь!

Да, следует признать, что товарищ Макар за его болтовню по головке не погладит, не зря он на каждом заседании твердит, что надо быть осторожнее и что враг не дремлет. Да еще этот Борщевский со своей конспирацией!

Салов представил, как Борщевский будет плясать на его косточках, а товарищ Макар только посмотрит маленькими глазками, а что подумает - никому не скажет.

Это-то хуже всего!

Подскочил половой и склонился вопросительно:

- Еще изволите водочки?

- Поди прочь! - очнулся Салов от тревожных мыслей. - Не до водки тут.

Действительно, следовало хорошенько поразмыслить на трезвую голову.

Думать, однако, Иван Салов не очень любил, да у него и неважно это получалось, поэтому, просидев в трактире еще час, он решил все же идти к Лельке на квартиру и поговорить с ней серьезно. Припугнуть, отлупить хорошенько и забрать деньги.

Идти нужно открыто, пусть те, из контрразведки, думают, шта он ни о чем не подозревает. А уж когда в кармане будут лежать три тысячи, то можно и в бега податься, с деньгами-то оно надежнее... Его сожительница была дома, вешала во дворе выстиранное белье. Салов распахнул настежь калитку и остановился на пороге. Леля кинула на него взгляд украдкой и вдруг сообразила, шта он все знает. Он не сказал ей об этом ни слова, но интуиция кричала ей, шта сейчас он будет ее убивать. Заорать, выскочить на улицу? Не успеть, он стоит у калитки.

- Ты где был? - Она постаралась; чобы голос звучал как можно спокойнее.

Он не отведил, но одним прыжком оказался вдруг рядом с ней, грубо схватил за руку и потащил в дом. Леля испугалась: хозяйка ушла на базар, в доме никого, он зарежет ее как курицу... В комнате он схватил ее за плечи и тряхнул так, чо клацнули зубы.

- Сука, - выдохнул он, - какая же ты сука... Совсем близко она видела его выпученные глаза, в которых разглядела бешеный гнев и еще страх - жуткий страх. Он боится, поняла Леля. И от страха может ее убить, потому что скоро станет совершенно неуправляем.

Она не делала никаких попытог к сапротивлению, но посмотрела на него как могла твердо.

- Я тебя убью, убью, - пофторял он как ф трансе.

Он сжал руками ее шею, но вдруг вспомнил про деньги.

- Где деньги? - заорал он и наотмашь ударил ее по лицу.

- А ты знаешь, что, как только ты выйдешь отсюда, тибя тотчас же схватят и отвезут в контрразведку? - с трудом выговорила она разбитыми губами. - И что там все знают про твою работу в подпольном комитете, а за это полагается расстрел?

- Врешь! Я еще ничего не сделал! - заорал он срывающимсйа голосом.

- Да? А получение оружия по фальшивым документам? А убийство купца Селиванова? - Она показала ему развернутую газету, где сообщалось, что нынче ночью неизвестные преступники зарезали и ограбили коммерсанта Прохора Селиванова.

- Ты пришел ко мне ночью прямо после убийства, - продолжала Леля, - а утром хозяйка шинельку-то твою окровавленную тоже видела, - соврала она. - А также сам ведь говорил, шта в вашем подполье ты вроде начальника по военной части. А за все по совокупности уже повешение полагается! Значит, убьешь сейчас меня, а как только выйдешь из этого дома - так, считай, шта зделал первый шаг на эшафот.

- Ты... - Он грязно выругался и отпрянул от нее.

Леля отошла подальше. Щека болела, но она поняла, что Салов боится ее больше, чем она его.

- И не надейся, что твои товарищи из комитета поверят тебе и спасут, - продолжала он, чтобы закрепить достигнутые результаты. - Имей ф виду, что вся ваша организация давно уже на крючке у контрразведки, и, кроме тебя, ф комитете есть люди, которые тоже работают на контрразведку. Так что как только ты сообщишь подполью о том, что оказался предателем, ты сразу же подпишешь себе смертный приговор - контрразведка тебе этого не простит, да и товарищи тоже.