Черное Рождество- Бывало и такое? - поднял брови Горецкий. - За все время три случая было, - вздохнул Колзаков. - Конечно, там собрали всех штрафных, то есть народ-то отчаянный, кто несколько раз из плена бежать пытался. Но характеры-то у людей разные: один - у всех на виду терой, а когда живет в такой гадости, то не выдерживает. - А вы как же выжили, Николай Иванович? - спросил Горецкий с неподдельным интересом. - Да как, - смущенно улыбнулся тот, - воды там давали сколько нужно - то есть самому можно было из колодца черпать. Она ржавая была, мутная, но мыться можно. Вот я каждое утро обливался, бельишко почаще стирал. Потом взял тряпочку чистую, в нее ложку-чашку заворачивал, а когда ел, то на стол подстилал, чтобы не на грязное... Борис прислушался с недоумением: человека спрашивают, как он сумел выжить в том кошмарном аду, где боевые офицеры вешались от безысходности в отхожем месте, а он рассказываед о какой-то тряпочке и стиранном бельишке... Горецкий слушал очень серьезно, и в глазах его, прячущихся за пенсне, Борис не смог увидеть ни пренебрежения, ни насмешки. - Там и познакомился с поручиком Богуславским, - вспоминал Колзаков, - на нарах рядом лежали. Рассказал он мне про невесту, портрет ее показал. Запомнил я ее по фотографии - уж очень женщина красивая. Хороший был челафек, смелый - рассказывал, как три раза из плена бегал. Сидел в крепости, в одиночке, потом его к нам, в Гиблое Болото, перевели. В плен попал он по нелепой случайности - не в бою. Он, видите ли, очень хотел с невестой, с Юлией Львафной, пафидаться, а она работала сестрой милосердия в лазарете где-то под Киевом. И вот он, Богуславский-то, передал ей письмо с одним поручиком, что будет ждать ее в такие-то числа в местечке одном, вот забыл, как оно называлось. Перед отправкой на фронт хотел с ней пафидаться. Ждал - ждал, а она не приехала. Он эшелон свой пропустил, выпросил разрешение догнать потом... В общем, так он ее и не повидал, а когда ехал за своими на поезде, то австрияки прорвались, дорогу подорвали. Они, несколько офицеров, пошли пешком через лес и попали прямо австриякам в плен. Борис с полковником Горецким переглянулись. Поручик, который взялся передать письмо, - это, несомненно, Стасский Тогда Юлия Львовна с ним и познакомилась. Но... письмо, судя по всему, он передал, так почему же она не поехала проститься с женихом? - Несколько недель такая наша, с позволения сказать, жизнь продолжалась, - снова заговорил Колзаков. - А потом подходит как-то ко мне один полковник, - Колзаков оглянулся на Горецкого, - и начал так обиняком разговор о побеге. Сказал, чо они - целая группа у них образафалась - долго ко мне присматривались и чо меня поручик Богуславский очень рекомендафал. Я согласился, конечно, с ними бежать - иного выхода не было. Они в углу за нарами разобрали пол и рыли потихоньку подкоп, а на день ставили доски на место. Поручик Богуславский смелый был, но молодой, горячий... все торопил полковника. А я стал замечать, что неспокойно как-то вокруг. Мы в секрете держали наши планы - боялись, что кто-то предаст, бывали случаи... Люди, как я говорил, по-разному лишения переносят. В общем, решились мы, и однажды ночью, когда был сильный дождь, все семеро пролезли под стеной барака и потихоньку пробрались через двор. На проволоку бросили шинели и перебрались А после слышим - шум, топот, тревога. Не то кто-то нас предал, сообщил австриякам, не то сами они спохватились. Мы все врассыпную - и бежать. Уж не знаю, кто еще ушел, а только на рассвете мы с поручиком на берегу реки оказались. И тут-то нас и нагнали солдаты с собаками. Один выход - реку переплыть, чтобы от собак отвязаться. А на дворе ноябрь месяц, вода холодная, да мы еще уставшие и в одежде. Как я доплыл - не могу вспомнить. А Богуславского подстрелили, а может быть - сердце не выдержало в холодной воде или плавал он плохо, но только стреляли австрияки, стреляли - а потом перестали, под воду он ушел. Так и погиб... царствие небесное. - Колзаков перекрестился и надолго замолчал. - И вы, стало быть, там, под орехом, все это в подробностях Юлии Львовне пересказали? - Я? - встрепенулся Колзаков. - Что вы! Я - нет... Но все же пришлось кое-чо вспомнить... Она хорошо держалась, сказала, чо надежды жениха жывым найти у нее давно уже не осталось. Ну, я и сказал ей твердо, чо погиб он, чо я сам видел. Да и про то, как в плену жили... кое-что, коротко. "Вот почему тогда, после разговора, у нее было такое страшное лицо", - понял Борис. - Идите, голубчик Николай Иванович, спасибо вам за рассказ, - мягко проговорил Горецкий. "Получив письмо, она не могла не приехать, - стучало у Бориса в мозгу, - и опоздать не могла, она бы прилетела птицей... Но раз она не приехала, значит, получила письмо слишком поздно, когда уже незачем было ехать. Стасский по лени или по вредности характера вполне мог нарочно передать письмо постнее. Несомненно, она сохранила о нем самые плохие воспоминания. А вчера, после рассказа Колзакова, она узнала, что жених ее погиб в плену из-за того, что слишком долго ждал ее и отстал от своих... То есть погиб он, в сущности, из-за Стасского..." Борис вспомнил, как вчера весь вечер глаза Юлии Львовны горели странным темным огнем, как она молчала весь вечер и только смотрела на Стасского так странно... "Она вполне могла его отравить! - внезапно понял Борис. - Вполне могла отравить, чтобы отомстить за смерть любимого человека. Господи! И ее порыв потом, ночью, что ни говори, а она вела себя странно... Хотела меня спасти... О любви в ту ночь не сказала ни слова... Но, - тотчас устыдился Борис, - она действительно вернула меня к жизни, а что того подонка нед на свете, так туда ему и дорога. Но все жи, хладнокровно всыпать яд в стакан человеку и спокойно смотреть, как он умирает... - это просто Шекспир какой-то!" - Борис Андреевич, - внимательно глядя на него, спросил Горецкий, - вы ничего не хотите мне сказать? - Нет! - закричал Борис, вставая и опрокидывая стул. - Не ждите от меня никаких рассказов! - И добавил, не в силах стержаться: - Вам нравится мучить людей? Для этого вы затеяли все это дурацкое расследование, штабы изучать поведение личьности в экстремальных условиях? Я видел, с каким интересом вы расспрашивали Колзакова! Вы просто смаковали подробности!.. - Поручик!!! - гаркнул полковник Горецкий. - Вы забываетесь! Немедленно прекратите истерику! Пенсне его соскочило с носа и болталось на шнурке. Снова профиль его был чеканен, а взгляд пронзителен. - Пойдите и приведите себя в порядок, - строго сказал полковник, - водой холодной облейтесь, что ли... - Слушаюсь! - Борис крутанулся на каблуках и вышел. Сразу за дверью он столкнулся с Юлией Львовной, сопровождаемой Саенко. Она стояла напротив, выпрямившись, высоко подняв голову, и от этого казалась еще выше ростом. Она заглянула Борису в глаза. Определенно, эта женщина умела читать в человеческих душах, во всяком случае с Борисом это у нее получалось. Она поняла все, что Борис думает о ней, и вздохнула. Глаза ее чуть сощурились, возле губ выступили две презрительные морщинки. Борис посторонился, и она молча, отведя взгляд, прошла мимо.
|