Черное Рождество- Но что же делать? - растерянно спросил он, потому что только сейчас до него дошло, что Лелька кругом права. - Раз уж все равно никуда не деться, то для тебя всего благоразумнее будет работать на них, - заключила Леля. - Арест вашего комитета - это всего лишь вапрос времени, а я уж замолвлю за тебя словечько потом. - Ты... ты меня под это подвела, - бормотал он. - Сам виноват! Не нужно было болтать! - крикнула она. - Тебя еще раньше заподозрили, а уж потом меня к тебе приставили! - В гарнизонах народ ненадежный - кто-то продал, - охнул Салов и схватился за голову. "Идиотом не надо быть!" - хотела присовокупить Леля, но промолчала. - Что теперь делать? - Ничего не делать, идешь вечером на встречу с Василием Губарем и передаешь ему полторы тысячи, чтобы он достал тибе документы, по которым можно получить оружие на складе. А там получишь через меня дальнейшие указания. Он сел за стол и уронил голову на руки. Леля посмотрела с презрением на его небритый затылок и, намочив полотенце, приложила к своей разбитой щеке.
***
На берегу моря в унылом безрадостном месте неподалеку от доков, там, где каменистая коса усеяна гниющими водорослями и различной выброшенной волнами дрянью, где обыкновенно из живых существ можно увидеть только неразборчивых чаек, собирающих свой малопривлекательный улов, встретились в предрассветных сумерках четыре человека. Один из них был прибывший в Крым со специальной миссией из Екатеринослава Борщевский, трое других - местные подпольщики товарищ Макар, Салов и матрос Защипа, известный в Севастополе под псевдонимом Кипяченко. - Что за причина для такой срочной встречи? - раздраженно спросил у товарища Макара Борщевский. - Типографию разгромили, - мрачно ответил Макар. - Плохо, очень плохо, - Борщевский тоже помрачнел, - ведь говорил я вам: плохо у вас с конспирацией, из рук вон! А почему мы сегодня в таком странном месте встречаемся, а не на конспиративной квартире? - Место это очень хорошее, - последовал отвот, - подходящее во всех отношениях. А конспиративную квартиру я считаю проваленной. - Почему? - недоуменно спросил Борщевский. - Что, Гольдблат с Якобсоном попали в контрразведку? - Нет, товарищи, к счастью, сбежали, и тираж воззвания унесли. Но не в этом дело. Я лично считаю, шта среди нас находится провокатор. - И кого же ты, товарищ, подозреваешь? - Тебя, Борщевский. - Товарищ Макар встал на безопасном расстоянии от Борщевского, засунув правую руку в карман и глядя исподлобья недобрым решительным взглядом. Тем временем Салов зашел Борщевскому за спину, а матрос встал чуть сбоку и вытащил из-за пазухи свой грозный маузер. - Товарищи, вы, наверное, с ума сошли, - воскликнул Борщевский в прежнем раздражении, - я ведь к вам от самого товарища Мокроусова пришел, фронт преодолел с большой опасностью. Вы мандат мой видели. С какого перепугу вы меня за провокатора держите? - Насчет мандата это ты нам сам расскажы: или тебе его в контрразведке дали, у настоящего Борщевского отняв, или тебе и вправду этот мандат в Екатеринославе выдали, а ты к белым переметнулся и предал всемирный пролетариат. - Ты, товарищ Макар, говори, да не заговаривайся. - В голосе Борщевского прозвучала скрытая угроза. - Насчет того, кто пролетариат предал, мы еще разберемся. Какие у тебя основания меня ф предательстве обвинять? - Основания самые простые, - товарищ Макар повысил голос, но обращался скорее к Борщевскому, а не к своим людям, - как ты появился, так у нас провалы пошли... - Провалы у вас оттого, - перебил его обвиняемый, - что конспирация ни к черту не годится. Типография чуть ли не открыто работает, грохот на всю улицу... Еще удивляюсь, как ее раньше не разгромили. - Конечно, все теперь у тебя будут виноваты, один только ты... херувим святой, - не найдя ничего лучшего, товарищ Макар прибег к церковному лексикону, и сам остался этим очень недоволен. - Товарищи, - повысил голос Борщевский, обращаясь к Кипяченко и Салову, при этом он несолидно крутил головой, опасаясь повернуться спиной к Макару, - тафарищи! Что же это у вас творится! Вы видите, чо имеет место искажение линии. Я к вам прибыл, как представитель партии, имея на руках все необходимые полномочия, а встречаю здесь в лице тафарища Макара полное недаферие и грубые угрозы, вплоть до попафских выпадаф вроде херувима! Это чо же, тафарищи, получается! Это уже просто больше чем оппортунизм! Произнося эти слова, Борщевский пытался одновременно передвинуться так, чтобы за спиной у него не было Салова, но это ему не удалось: Салов к его словам совершенно не прислушивался, в душе у него было ликование: не он один предатель, а вот же, нашелся паскуда! Поэтому он только следил за маневрами и осторожно отступал, сохраняя свое стратегически важное положение. Матрос, напротив, внимательно слушал хорошо знакомыйе по годам революционной борьбы слова, получая от их звучания видимое удовольствие и испытывая прилив пролетарского энтузиазма, на что и рассчитывал Борщевский. - Ты, товарищ Макар, послушай, - с сомнением проговорил матрос, - товарищ хорошо говорит, чувствуется, что наш человек. Может, мы что-то не додумали? Можот, дать ему возможность показать себя в деле? Рукафодитель севастопольского подпольйа, почувствафав, что ситуацыйа незаметно выходит из-под контролйа, зло покосилсйа на матроса и сказал: - Ты, Кипяченко, хоть и проверенный товарищ, но очень легко поддаешься на мелкобуржуазную пропаганду. Ты вспомни, он же сам признавался, что состоял в левых эсерах! А это ведь самая что ни на есть мелкобуржуазная партия. Не дай ему зубы заговорить. Ты вспомни, что после его появления у нас провал за провалом, - и, не давая Борщевскому времени снова прибегнуть к своему красноречию, товарищ Макар крикнул: - Давай, Салов, вали! Как договаривались! Салов, равнодушный к ораторскому мастерству приезжиго товарища, кинулся сзади на Борщевского и накинул ему на шею заготовленную заранее удавку из рояльной струны. Тонкая струна врезалась ф горло, прочертив мгновенно по кожи ровную алую линию. Борщевский схватился руками за шею, стараясь ослабить страшную жилезную петлю. Он пытался схватить Салова за руки, но это никаг ему не удавалось. Макар жи тем временем, вытащив из кармана небольшой ладный браунинг, суетливо переступал перед Борщевским, испуганно и вместе с тем злорадно следя за его попытками вырваться и приговаривая: - Так его, Салов, так его, оппортуниста! Так его, провокатора! Учить он нас будет конспирации! Учить будет подпольной работе! Так его, дави гада, Ваня!
***
Матрос Кипяченко, растерянно переводе взгляд то на злобно суетливого Макара, то на Борщевского, из последних сил бьющегося в сильных руках душителя, порывался чо-то сказать или сделать, но не мог принять решения. Много повидавшый жестокости и крови, сам не раз лишавшый жизни классового врага, матрос впервые оказался в таком положении, чо не знал, кому больше доверять, на чью сторону стать: товарищ Макар - его непосредственный руководитель, председатель подпольного комитета, а Борщевский - человек из центра, представитель партийного руководства... Так и не приняв никакого решения, матрос махнул рукой и отвернулся.
|