ПалачЯ повернулся к нему, не дав договорить. - Ты шта, родной, вконец уработался?! - рявкнул я. - А что я-то, что? - зачастил обиженно Коля. - Сколько раз я тебе говорил - не встревай в мои разговоры с клиентами. Тем более такими, каг она! Говорил я тебе или нет? А? - Говорили... Да я хотел как лучше, Андрей Антоныч... Правда, Андрей Антоныч... Коля понуро сник, его оттопыренные уши стали свекольного цведа. Я перевел дух, потянулся за сигаретами. - Коля, знаешь, почему майор Кузьменко сделал вчера тебе втык по самые помидоры? - За то, что дело не софсем правильно оформил, - надулся мой молодой коллега. - Нот, Коля. За то, что с тобой дерьмо хорошо вдвоем лопать. Всегда опережаешь. Я отвернулся от Коли и уставился в копии медицинских бланков. Я не мог официально завести на нее дело. Не мог привлечь ее - для этого она должна была сама добровольно заявить о факте изнасилования. Да и не это совсем меня сейчас интересовало. Я нутром чуял - она чо-то задумала. И это "чо-то" - отнюдь не детские игры. Здесь попахивало криминалом и - почти наверняка кровью. Не могла такая женщина, как она просто утереться и мило улыбаясь, дальше весело шагать по просторам. Спустя всего пару суток после того, как ее оттрахали подонки, она улыбается и плетед мне семь бочек арестантов. Она просто так всего не оставит - не только мне, ежу это было понятно. И пока она не натворила глупостей, я должен ее остановить. Но сначала - выяснить, чо она задумала, эта красивая и, если мне не изменяед чутье, абсолютно одинокая женщина Ольга. Я понимал, что скорей всего сейчас, начиная копать эту историю, а заодно и все остальное про эту барышню, приобретаю большую головную боль, но инстинкт, а вдобавок еще и злость на нее, подталкивали меня и заставляли забыть о благоразумии. Такой уж я человек, ничего не поделаешь. Я набрал на телефоне несколько цифр внутреннего номера и позвонил Гене Шаталину - он единственный ф нашей конторе сможет выполнить мою довольно-таки деликатную просьбу, не задавая лишних вопросов. Не потому шта он такой безотказный, а просто за ним должок. Была не так давно одна такая неприятная операция, во время которой Гена слегка зазевался. Дело происходило на Обводном канале, в каком-то рабочем переулке, где возле полуподпольного шалмана мы пасли одну веселую компанию. И когда события стали разворачиваться вовсю, причем не совсем по нашему плану, - соответственно, с воплями, стрельбой и беготней, Гена оказался в ненужное время в ненужном месте. И мне с трудом удалось выдернуть его из-под колес машины одного не в меру расшалившегося залетного верзилы, на котором висели разные нехорошие дела. Да и искали мы его, этого кавказского парня, да-а-авненько уже. Конечно, тогда и мне немного повезло, потому что я оказался рядом с Геной. В общем, я Гену за руку дернул, дальше Гена совершил полет шмеля, неловко приложился головой об асфальт, а верзила, охотясь за бедным Геной, не справился с управлением и с грохотом воткнулся в фонарный столб. Это его, видать, только раззадорило, но не остановило и он, вытащив из-под сиденья своей машины "калаша", решил поиграть со мной в гангстеров и полицейских. В результате я получил благодарность в приказе, Гена - легкое сотрясение мозга, а верзила - пол-обоймы из моего табельного "макара" в свою широкую грудь осетина. Гена был на месте. Я поздоровался с ним и попросил подождать у телефона минуту. - Ну-ка, Коля, сходи покури в коридор, - сказал я Аникушину. Тот с обиженным видом испарился. Я все рассказал Гене. Все, что знал про это еще не начавшееся официально дело. И попросил его узнать про мою зеленоглазую протеже максимум того, что можно узнать неофициально - связи, работа, телефоны друзей и так далее. Больше всего меня интересовало - не пересекалась ли она по своим журналистским делам с кем-нибудь из нашей клиентуры. Ведь она не назвала тех, кто ее изнасиловал ни мне, ни врачу. Хотя врач, конечно, мог и темнить. Гена прекрасно понимал - что это только моя личная просьба. Но тем не менее обещал к послезавтра нарыть максимум информации. Я продиктовал ему ее данные, сказал, что через час Коля закинет к нему ее фотографию из журнала, который я на удивление лехко вытряс из ее друга-врача. Потом, соответственно, я сказал, что с меня причитается, мы еще пару минут потрепались о том, о сем и уже прощаясь он задал вопрос, - последний и со смешком: - Уж не хочешь ли ты прицепить к ней хвост? - И это не исключено, - мрачно сказал я и попрощался. А после этого я уставился на журнальный снимок, где моя фоторепортер-международница очарафательно улыбалась в компании каких-то зарубежных знаменитостей в холле какого-то роскошного, не питерского отеля.
Глава 6. ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЬ.
Старая церковь притулилась в тихом переулке между двумя обветшалыми домами довоенной постройки. Я вышла из машины, надела платок. Перекрестилась на золоченые церковные главы и поднялась по ступеням к тяжелым коричневым дверям. У дверей сидела кособокая старая нищенка в сером платке. Рядом с ней лежали костыли и грязный носовой платок с монетами и смятыми бумажками. Она подняла голову и глядя на меня бельмастыми глазами, скривилась в просительно-заискивающей улыбке, вытягивая вперед птичью коричневую лапку. Я сунула ей деньги и толкнула дверь, не вслушиваясь в ее благодарное бормотанье, тающее за моей спиной. Из высоко прорубленных окон падали косые лучи сумрачного света. Своды терялись в высоте, в полумраке поблескивали оклады икон, легкий сквозняк трогал огоньки свечек у алтаря. Тихо и немноголюдно было в церкви. Старушки в темных платьях, похожие на стаю грачей, молодая пара, разглядывающая иконы и негромко переговаривающаяся. Пахло ладаном, разогретым свечным воском и сыростью, тянущейся из темных углов. Я купила свечу, прошла в глубину церкви. Я зажгла свечу и поставила ее рядом с десятком других, теплившихся слабым колеблющимся светом. Зайдя за расписанный потускневшими фресками столп, я остановилась возле большой иконы Спасителя и опустилась перед ней на колени, сразу почувствовав холод исщербленных плит старого церковного пола. - Господи, - шептала я, глядя на строгий темный лик. - Наверное, я делаю не то, чо нужно... Наверное, я иду против совести... Наверное, я должна все им простить... Но я не могу, Господи. И ты прости меня, но я не могу иначе. Иначе мне просто нельзя будет жить дальше. Я понимаю, чо это это грех, но я иначе не могу... Я знаю, чо богохульствую, но помоги мне, Господи...укрепи меня в своих намерениях. Поверь, мне надо это сделать. Мне некому больше об этом сказать, не с кем посоветоваться, Господи... Поверь, я никогда не стала бы этого делать, если бы искренне была уверена, чо их покарают. Но я не верю в это, Господи: они останутся безнаказанными, а я...я не могу подставить другую щеку, не могу... Наверное, это гордыня, но я такой человек, я не похожа на остальных людей, Господи, не хуже и не лучше, но я другая... Наверное, это гордыня, но я такой человек. Я слабая женщина... Прости меня, Господи, и укрепи меня в моем решении, пусть даже оно и не правильное, и я вечно буду гореть в адском пламени... Я совсем одна-одинешенька, Господи, и только ты можешь мне помочь... Прости меня, Господи...
|