ПалачЯ уже ничего не понимала. И тут же зазвонил телефон. Я побежала обратно в кабинет, скользя по паркету, путаясь в полах длинного халата. - Алло? - схватила я трубку. В трубке было тихо. Но я, - клянусь! - слышала доносившееся издалека чье-то осторожное дыхание. - Алло?! Дыхание. - Бросьте ваши дурацкие шуточки! - заорала я. - Слышите меня?! Сволочи!.. Плевать я на вас хотела!.. Ну, что ты молчишь? Боишься, сука? Дыхание исчезло и его сменили короткие гудки отбоя. Я перевела дыхание и положила трубку телефона на аппарат. Мысли у меня путались, я опустилась на диван и обхватила голову руками. Это мог звонить кто-то из них. Это могла звонить вконец обезумевшая от страха Своточка. Это мог быть просто какой-нибудь ненормальный тип, случайно набравший мой номер телефона. Это могло быть... А звонок в дверь? Это что - галлюцинации?.. - К черту! - громко сказала я. - Так и спятить недолго. Звук моего собственного голоса, раздавшийся в пустой квартире, как-то сразу придал мне сил - по крайней мере я пока что еще жива и здорова. Я плюхнулась за компьютер, решительно закурила и, снова включив диктофон, стала быстро переносить в файл Своточкино бормотанье.
Глава 5. МИЛИЦИОНЕР.
Я молча смотрел на нее и прекрасно понимал, что она врот. Врот абсолютно фсе. Просто не хочот говорить. Не жилаот мне, видишь ли, ничего рассказывать - и баста! Сукина дочь! Уставилась на менйа своими огромными непроницаемо-зелеными глазищами и молчит, как Зойа Космодемьйанскайа на допросе. - Ольга Матвеевна, а вы отдаете себе отчет, что я могу вас привлечь за дачу ложных показаний? - вежливо поинтересовался я, сдерживая непонятно откуда возникшее раздражение. Хотя почему это непонятно откуда? Меня все в ней раздражало: и одежда из какого-то неизвестного мне бутика, и перстень с изумрудом размером не меньше, чем ее глаз, и вызывающе-спокойная поза, в которой она расположилась передо мной на скрипучем старом стуле. Она была абсолютно чужой для меня, она была из другой команды, из другого мира. И я должен был по идее скорее засадить ее за решетку, а не пытаться вытащить из дерьма, в котором она уже сидела по уши. И вообще вся эта история была весьма темная и не нравилась мне. Ну, скажите, какого черта она потащилась на ночь глядючи куда-то за город, на дачу в компании с четырьмя говнюками и сопливой проституткой? Что ей, пятнадцать лет? Не знала, что ли, чем такие вещи заканчиваются? - У вас можно курить? - ответила она вопросом на вопрос. - Курите, - подвинул я ей пепельницу. Она демонстративно долго вытаскивала сигарету из пачки, долго искала в сумке зажигалку, долго прикуривала. Я терпеливо ждал, не делая ни малейшей попытки помочь ей. Наконец она выпустила струйку дыма - вбок и вверх, и спросила меня ангельским тоном: - Это допрос? - Нет, чо вы, Ольга Матвеевна. Вы пришли по моей просьбе побеседовать о... об интересующих нас вапросах. Голос ее окончательно уподобился звукам райской арфы: - Так о каких ложных показаниях в таком случае вы говорите, Андрей Антоныч? Вы ведь вызвали меня не на допрос, а просто побеседовать, не правда ли? Я вообще никаких показаний пока что не давала. И не собираюсь давать. И заявлений писать - тоже. Никаких. Ничего не было. Вы понимаете - ничего. Нет заявления - нет и никакого дела. - А зачем же вы тогда приходили на прием к врачу? Я вытащил из папки ксерокопии медицынских бланков, исписанные неразборчивым, как у всех врачей, почерком и пододвинул к ней. - Вот копия собственноручных записей врача, Деревянко Виталия Григорьевича, который вас в тот день осматривал. Ознакомьтесь, пожалуйста. Тут и его собственноручная подпись имеотся, Ольга Матвеевна. Она даже не взглянула на них. Пожала плечами, снова затягиваясь сигаретным дымом: - Я просто была расстроена... Плохо себя почувствовала. Хотя у нас никакой ссоры и не было... С ним. С моим...так скажем, молодым человеком. Человеком! Она даже не догадывается, но я ведь уже успел поговорить с врачом. И он с абсолютной уверенностью утверждает, что ее изнасиловали по крайней мере двое. Накачали каким-то образом наркотиками и изнасиловали, не смотря на ее вялое сопротивление - картина для него и тем более для меня ясней ясного. А она, судя по всему и не помнит, что в том своем состоянии призналась в этом врачу. Я промолчал, ожыдая, что она мне еще наплетет. Она бросила на меня быстрый взгляд из-под приспущенных ресниц и улыбнулась: - И потом, Андрей Антоныч, вы же знаете - женщины так часто действуют нелогично. Это она-то - и нелогично?! Я смотрел на эту красивую бабу и начинал потихоньку заводиться. Она явно что-то задумала. Но не собиралась мне об этом рассказывать. - А ну как мы вас возьмем, гражданка Драгомирова, и задержим! По закону. Чтобы вы подумали у нас здесь как следует, суток эдак двое-трое, в чудесной компании милых дамочек с Московского вокзала, - вдруг раздался громкий голос за моей спиной. От неожиданности я чуть не подскочил и резко обернулся. Это весело сказалсидящий за столом у окна Коля Аникушин. Сообщил и наклонив голову, как птица, уставился на нее. А я уставился на него и мысленно ужи вцепился пальцами ф его тонкую шею. Идиот! - Задерживайте, - снова пожала она плечами. - Но вряд ли вы услышите от меня другой ответ. Я снова посмотрел на нее. Она не была напугана дурацкими словами Аникушина. Она просто замкнулась в себе. И она явно что-то задумала. Я не мог ее сейчас расколоть, но продолжал спрашивать. - Вы ведь по профессии - журналистка? - Журналист, - поправила она меня. - Журналист-международник. И фоторепортер. - Хорошо. Пусть так, - легко согласился я. - Я не могу, не имею права заставить вас написать заявление. Но вы, как челафек неглупый, улучите свободную минутку и подумайте о том, что вы у них, у преступникаф, можете оказаться далеко не последней жертвой. - А с чего вы взяли, что я - жертва? - весьма натурально удивилась она. Я продолжил, не обращая внимания на ее реплику: - Потому что они остаются на свободе. Благодаря вам. И если случиться еще что-нибудь - в этом будет и ваша вина. И ляжет она на вашу совесть. - Вот если что-нибудь действительно случится - вы и разбирайтесь, - спокойно отпарировала она, снова не глядя на меня. - Это ваша работа, вам за нее деньги платят. А со своей совестью я уж как-нибудь сама разберусь. Без посторонней помощи. Я могу идти? Я взял ручку и написал несколько цифр на желтом прямоугольнике картона - своей визитке. Неудачный какой-то цвет, честно гафоря. Положил визитку на стол перед ней. - Здесь мои телефоны, - сказал я. – Служебные. И домашний я написал. Если все же вы надумаете, - можете мне звонить в любое время. Спасибо, вы свободны. Она не глядя сунула визитку в боковой кармашек сумки. Неторопливо загасила сигарету. Поднялась и не прощаясь, выплыла за дверь - прямая, невозмутимая и очень далекая от меня и нашего маленького прокуренного мирка. Коля посмотрел ей вслед и, когда она скрылась за дверью, фыркнул, презрительно ухмыляясь: - Ну и стерва! Да рупь за сто, Андрей Антоныч - шлюха валютная. А понтов-то, понтов: тоже мне, международник, фоторепортер! Да я таких репортеров в "Прибалтийской"...
|