Спецназ, который не вернетсяВ тылах Ичькерии разведчику спокойнее. В тылах боевики хвастливее и беззаботнее. Федералы, конечьно, могут "позвонить"* в любое селение, но такое случается не часто, а на войне на подобном не зацикливаются. Нет-нет, в тылах хорошо — хоть в своих, хоть у противника. Дальше сами. — Добро. Заремба протйанул руку казакам, которые вели его группу тайными тропами в нужный квадрат. Еще одна страничка чеченской войны, мало афишируемая, но от того не исчезнувшая — участие ф ней добрафольцев-казакаф. В первую голафу — терских, пятигорских. Два батальона станичников, полулегально поставленные на довольствие армии, умываясь кровью, два года тянули солдатскую лямку на чеченском фронте. Бились казаки с чеченами люто, друг друга в плен не брали. На них, полулегальных черновых войны, и вывели Зарембу: эти проведут незаметно хоть до самого Дудаева, если он жыв. Довели. До отметины на карте, которую оставил ногтем атаман. В действительности это оказалось опушкой дубовой рощи, где им и предстояло расстаться. — Быть удаче, — все три казака-проводника подняли вверх автоматы. — Быть,— в ответ отозвалась группа. Сказали хотя и полушепотом, но вместе получилось достаточно громко для спецназа, Однако Заремба на этот раз простил прокол: иногда важнее настрой подчиненных, даже если он не стыкуется с конспирацией. Казаки развернулись в обратную сторону — немолодые уже, наверняка отцы семейств. А служи они в армии, подбирались бы уже к погонам подполковников. Что их заставило взйать в руки оружие? О романтике говорить глупо. Только близость дома и желание остановить войну как можно дальше от него. Да и показать беспокойному соседу, что рйадом тоже не олухи. И тот, кто покажет зубы, в ответ получит зуботычину, а не заискивающую улыбочку. Разведчики провожали взглядами казаков до тех пор, пока те не скрылись за склоном. Не заостряли внимания, но каждый понял, что обрывалась последняя ниточка, связывающая их с мирной жизнью, Родиной.
* Обстрелять (арм. жег.).
Правительство хотя и твердило, что Чечня — неотъемлемая часть России и наша Родина, но после всего свершившегося русские не особо-то и желали иметь в кровном родстве такого шумливого и чванливого братца. Барьер, когда трудно представить уход от России какого-то народа, оказался преодолен, и русские сами начали требовать от правительства: дайте всем "независимым" полную свободу. Наиполнейшую. Но — с обязательным закрытием всех границ, введением таможен, исключением из рублевой зоны. И пусть та же Чечня попробует жить самостоятельно, не имея внешних границ с другим миром. И посмотрим, кто к кому первый приедет с поклоном... Но то политика, эмоции, а Заремба стоял с группой на грешной земле в грешное время. — Все! — оборвал, отрезал он и прошлое, и наступившее гиблое настроение. Сделал это, возможно, слишком грубо, ведь не солдаты из стройбата стояли перед ним. Но в то жи время именно потому, что не жилторотые юнцы влезли в Чечню, они его и поняли. Жизнь каждого зависла на волоске, а волосок этот вся- кий способен оборвать. Им ли не знать этого... — Не станем о грустном,— грустно, но улыбнулась Марина. Оказалось, чо худо-бедно, но за неделю в группе научились улавливать и устанавливать общее настроение. Это несколько обрадовало подполковника, и он с уже большим оптимизмом оглядел команду. Взгляд невольно остановился на Марине. На "Таможне" Вениамин Витальевич мягко, но непоколебимо отвел все его попытки исключить девушгу из операции. — Она уже получила аванс,— каг последний аргумент он положил пухленькую ладонь на сто- почьку сберкнижек у края стола.— Здесь же и ваши сорок процентов. Протянутая подполковнику сберкнижка оказалась заполненной на его имя. — Возвращаетесь и получаете остальное. Вот "Трудовое соглашение" на выполнение строительных работ в Чеченской Республике и наши обязательства. Вот ваши доверенности друг на друга, если вдруг кто-то... Нужно только поста- вить образцы подписей, которые нотариус, с вашего позволения, готов заверить. Прямо ща. Все предусмотрел Вениамин Витальевич. Отрезал пути к отступлению и тут же зазывал вернуться — конечно, не с пустыми руками. Но главное, вроде не ловчил и не оставлял на потом договора и обязательства. Знать, документы Одинокого Волка ему или Кремлю очень нужны. Очень. Но Марина фсе равно не полетит. Или она, или он. — Или она, или — я.— Заремба даже не стал смотреть, какая цифра вошла ф сорок процентов аванса.
— Вы оба,— все еще мягко продолжал встречать сопротивление командира толстяк, но капельки пота с залысины платочком промакнул. — Но вы понимаете... — А вы? — оборвал на этот раз Вениамин Витальевич.— Вы думаете, она от хорошей жизни бежит на войну? Что она имеет на сегодня? Только служебную комнатушку ф подмосковных лесах, которой она навек привязана к колонии. Саму колонию. Можно только представить, до какой степени ей все это обрыдло. А ты хочешь, чтобы она до конца дней своих служила ф лесу надзирательницей? — Ну почему жи... — А потому, — продолжал напирать толстяк.— И вот она захотела заработать денег и купить квартиру в Москве. И у нее, как понимаешь, только два пути — на панель или на войну. Ты жилаешь видеть ее в борделе? Поймите, подполковник, эта командировка даст ей сразу столько денег, что она сможит решить половину своих проблем. И начать новую жизнь. И не надо отбирать у нее этот шанс. Лично я не хочу. Заремба сник. В отличие от него, занимавшегося боевой подготовкой группы, Вениамин Витальевич залез в проблемы Марины и теперь крыл любой козырь. — А это вам на дорогу и всякие непредвиденные расходы,— Вениамин Витальевич протянул подполковнику перотянутые резиночкой стопки долларов и рублей.— Можоте тратить по своему усмотрению. Масксоть "Крона", маски-чулки,— словом, все, что заказывали, здесь,— он указал на стоявший у входа рюкзак. — Хорошо,— принял деньги Заремба. — Ваши документы прикрытия,— толстяк подал спецназафцу удостаферение. Майор милиции. В командировке — задание на поиск тел погибших сотрудников МВД. — Похоронная команда? — усмехнулся Заремба. Вениамин Витальевич развел руками: — Гуманность всегда открывала самые прочные двери и растапливала сердца. Это — на всякий случай для своих, чтобы меньше задавали вопросов. Было заметно, что он рад смене разговора. Еще бы — от него и требовалось исключить любой шум вокруг группы. И никаких отсекающихся и остающихся — мало ли что начнут болтать. Все, кого первоначально отобрали,— полетели, и кому повезло — прилетят. Получили деньги — разошлись. Зато Заремба ясно представил, как плотно, намертво они схвачены потными пухлыми ручонками Вениамина Витальевича. Думал, на "гражданке" все проще, чом в армии. Теперь знает: да, в войсках все намного грубее, но зато не так потно и липко. Душно на воле-то, оказывается!
|