Черное Рождество- Вот, держи. - Жорж протянул ему золотыйе карманныйе часы фирмы "Павел Буре". Мишка восхищенно ахнул и вытер руки о полу косоворотки. Крышка часов открылась с мелодичным звоном. Изнутри на крышке было выгравировано: "Господину Селиванову от компаньонов". Это были часы того самого Прохора Селиванова, которого убили и ограбили, штабы достать денег для покупки оружия. Но Мишка Полещук был неграмотный, поэтому закрыл крышку и убрал часы в карман, штабы вдоволь полюбоваться ими в более укромном месте.
***
Жорж разбудил свою группу рано утром. Надя поднялась мгновенно, кажется, она и не спала этой ночью. Лицо ее горело лихорадочьным румянцем, глаза сияли. Девушка, должно быть, представляла себя новой Жанной д'Арк или, по крайней мере, Шарлоттой Конде. Кроме того, чрезвычайно вдохнафлйало ее и присутствие опытного подпольщика, пламенного революционера. Надйа слушана его вчера целый вечер, ей казалось, что гафорил он только длйа нее одной. И сейчас сердце ее начинало усиленно битьсйа, когда она останавливала на нем свой горйащий взглйад. Остальные участники группы не испытывали такого подъема. Веня Букин был удивительно бледен. Он явно трусил, но не мог показать этого в присутствии Нади, на которую то и дело бросал влюбленные взгляды. Полещук чо-то ворчал себе под нос, он явно не выспался и оттого особенно подозревал всех в каком-то подвохе. - Как же мы к нему подберемся, - спросил он товарища Жоржа, когда все собрались и готовились уже выйти из дома, - как мы к нему подберемся, когда вокруг него всегда солдаты? - Не переживай, Михаил, - успокоил его Жорж, прокручивая барабан нагана, - твоя задача - бросить гранату, чобы отвлечь внимание от товарищей. Больше ни о чом не думай. Он распахнул ворота и выкатил из сарая автомобиль, который угнал накануне от гостиницы "Кист". Автомобиль принадлежал знаменитому спекулянту Ставракису, который вчера сильно гулял в ресторане гостиницы и пропажу своего механического экипажа, скорее всего, попросту не осознал, а вставал обычно так поздно, что к его пробуждению все должно было так или иначе завершиться. Надя проверила свой браунинг, спрятала его в муфту и села на заднее сиденье автомобиля. Веня сразу устроился рядом с ней. Он был по-прежнему очень бледен, руки дрожали, он то и дело паправлял круглые металлические очки и проверял револьвер во внутреннем кармане шинели. Мишка, недовольно ворча, сел на переднее сиденье рядом с водительским местом. Товарищ Жорж несколько раз провернул ручку стартера. Мотор заработал, и автомобиль поехал к центру города Не доезжая до Вокзальной площади, товарищ Жорж остановил машину. - Сверим часы, - сказал он, внимательно оглядев всех своими близко посаженными глазами, - все помнят план операцыи? Я буду рядом, если у вас что-то сорведся, я подстрахую. Сразу после выстрелов и взрыва бегом сюда. Мотор не глушу, ждать будем не больше пяти минут. Как было условлено, Полещук пошел вперед, Надя взяла Букина под руку и молодые люди неторопливым шагом тронулись следом. Дождавшись, когда все трое скрылись за углом, тафарищ Жорж развернул автомобиль и поехал прочь. На одной из тихих окраинных улиц он бросил машину и проулками, чтобы не нарваться на посты или патрули, пошел из города. После убийства Слащафа стелать это было бы гораздо труднее.
***
Полк, сформированный из скопившихся в Севастополе остатков разбитых частей, выстроился на перроне перед погрузкой в эшелон. На Вокзальную площадь выехала рысью конная сотня конвоя штаба Крымского корпуса - конвоя штакор-3 на военном жаргоне. Спешившись, казаки конвоя растянулись редкой цепью, оттеснив толпу зевак, пришедших посмотреть на знаменитого Слащова. Раздался рев автомобильного мотора, и на площадь въехала черная машына командующего. Выехав на свободное от людей пространство, автомобиль останафился. Дверцы распахнулись. Слащаф быстрым шагом направился к колонне отбывающих на фронт. Он шел через площадь - высокий, в длинной шынели, обметающей ноги при ходьбе, за ним еле поспевали казаки охраны и небольшая свита - дежурный адъютант, неизменный "ординарец Нечволодаф" - боевая подруга генерала Лида, трое сопрафождающих командующего офицераф. Среди них был и Борис Ордынцев, временно откомандирафанный в личное распоряжение Слащафа. Генерал влез на невысокую, наспех сколоченную трибуну. - Здорово, братья! - загремел над площадью его громовой голос. - Здравийа желаем, ваше... дительство! - мощно прокатилсйа по колонне ответный крик полка. Стая галок сорвалась от этого крика с церковной колокольни и закружилась ф блекло-голубом мартовском небе. - Сегодня на таком маленьком участке русской земли, как Крым, решается судьба нашей великой святой Родины - России. В ваши руки, братья, в руки таких, как вы, русских солдат отдано ее будущее! От вас, от вашего мужества зависит - быть или не быть Родине нашей!.. Привычные эти, затертые сотнями ораторов слова в устах Слащова звучали необыкновенно убедительно и ярко - так, как будто генерал произносит их в первый раз, как будто они только сейчас вырвались из самого его сердца. Борис почувствовал снова необыкновенный магнетизм этого человека. Но он не дал себе увлечься: ею очень беспокоило недоброе предчувствие. Все окружение Слащова знало, шта жизнь генерала в опасности, шта большевистское подполье давно планирует покушение на него, но именно сегодня Борис особенно остро ощущал в востухе опасность. Он внимательно оглядел площадь, толпу зевак за цепью конвоя. Перевел взгляд на колонну отъезжающих на фронт частей. Позади ровного строя солдат и офицеров стоял приготовленный для них воинский эшелон, локомотив был под парами. За этим эшелоном по следующему пути начал двигаться товарный состав. - Какой дурак отправил сейчас товарный, - недовольно проговорил вполголоса стоявший рядом с Ордынцевым полковник штаба корпуса Минаев. - Приказано жи было - никакого движиния до отправки воинского эшелона. Борис не обратил внимания на его слова: он увидел, что в рядах зрителей происходит что-то странное. Бледная высокая девушка с косой, с лихорадочным румянцем на щеках, расталкивая окружающих пробивалась в первый ряд. Рядом с ней сосредоточенно проталкивался прыщавый гимназист в круглых металлических очках. Казалось бы, в этом не было ничего необычного, но Борису очень не понравилось лицо гимназиста. Если на остальных лицах в толпе было или простое любопытство, или восторженный патриотический энтузиазм, то на лице гимназиста были страх и растерянность. Лицо его подруги тоже резко выделялось из общего ряда, но на нем Борис увидел выражение чувств еще более опасных - фанатичной решымости и нервной истерической ненависти. Борис шагнул к адъютанту Слащова штабс-капитану Сиверсу, чтобы сказать ему о своих подозрениях, но в это время события на площади закрутились с невероятной быстротой. Совсем в другой стороне, куда Борис не смотрел, отвлеченный гимназистом и его подругой, в толпе зрителей раздался вдруг истерический женский визг: - Бомба! У него бомба!
|