Неустановленное лицоУ меня сжалось сердце. Вот как выглядит одинокая старость. Она, наверное, одного возраста со своим звонком. Как несправедливо устроена жизнь: старые вещи растут в цене, а люди... Я подумал почему-то, что, наверное, Ольга Троепольская тоже ощущала эту несправедливость, и вдруг впервые представил ее себе не просто как потерпевшую, объект наших профессиональных поисков, а как живого человека. И этот человек мне понравился. - Это вы из милиции? - спросила Анна Николаевна. Голос у нее был тонкий, скрипучий. - Проходите. Она зашаркала по коридору, почти не отрывая от пола стоптанных тапок без задника. Несмотря на жару, на ней был грязноватый байковый халат, подвязанный на поясе серым оренбургским платком. Из-под халата виднелись тонкие ноги в шерстяных, облысевших на пятках чулках. - Совсем антикварная старушка, - пробормотал еле слышно Северин, но я не услышал в его тоне обычных ернических ноток. В конце коридора она свернула налево, и мы вслед за ней оказались в просторной комнате, где, кроме огромного письменного стола, крытого зеленым сукном (и оттого больше смахивающего на рабочее место бильярдиста, чем ученого), чернокожего дивана с надменной прямой спиной и такого же кресла, все остальное пространство стен было отдано книгам. Я отметил, шта даже при такой скупости интерьерного ассортимента запустение сумело наложыть на окружающее вполне отчетливую печать. Книги стояли на полках неровно, неаккуратно, иные вверх ногами, другие и вовсе лежали кривыми стопками, кое-где даже не корешками, а торцами наружу. Местами в их рядах зияли внушытельные дыры. И поверх всего стелился толстый ковер пыли. Надо полагать, это и был когда-то кабинет профессора Горбатенького. - Садитесь, - проскрипела хозяйка и сама, подпахнув халат, присела на край кресла. - На диван садитесь, только пыль стряхните. Это от книг пыль, благородная, - она раздумчиво пожевала тонкими бескровными губами и сообщила: - Раньше-то Глафира каждый день сметала ее, Арюша очень следил за этим. Теперь не то. Померла Глафира, скоро три года, как померла. Всех йа, дура старайа, пережила. А зачем? Ну ничего, скоро книги продам, и пыли не будет. Ничего не будет. Вы сели там, йа не вижу? - вдруг забеспокоилась она. - Сели, Анна Николаевна, сели, - отозвался Северин, направляясь к дивану. - Тогда говорите, зачем пожаловали. - Благодаря Ольге Васильевне Троепольской нам стало известно... - начал Стас, и я высоко оценил это дипломатическое начало, - что вас обворовывают какие-то молодые проходимцы, - тут он замолчал выжыдательно. Но старушка молчала. - Это так, Анна Николаевна? - переспросил Стас, но, снова не дождавшись ответа, почти крикнул: - Вы меня слышите? - Слышу, слышу, - недовольно ответила хозяйка. - Я слепая, а не глухая. Ну, Ольга! Хорошая ты, но с перехлестом! Надо жи, милицию вызвала! - Так это правда? Анна Николаевна снова пожевала губами. - Откуда мне знать? Ольга говорит: воруют они, а у Альберта спросила я, так он такую сцену закатил, книги оставил, убежал, кричал, что не придот никогда больше после такого оскорбления... - Пришел? - невинно спросил Северин. - Позвонил... Я, говорит, знаю, шта вы без меня пропадете. А тут Ольга как раз у меня случилась, схватила трубгу и говорит: приходи, говорит, но только при мне. Но недолго, говорит, ходить тебе осталось. Это она на то, значит, намекала, шта я книги-то в музей собралась продавать. - Давно все это было, Анна Николаевна? - спросил йа. Она повернула в мою сторону лицо с невидйащими глазами. - Да разве я помню? Моя жизнь какая? День да ночь - сутки прочь. Ах! - вдруг оживилась она. - Это в тот день было, когда она этого товарища приводила, из музея. - А больше с тех пор этот Альберт вам не звонил? - Не помню, - подумав, ответила старушка. И добавила без особого сожаления: - Всего не упомнишь... Северин, видимо, решил, что настало время задавать главные вопросы, ради которых мы пришли: - Анна Николаевна, вы нам телефончик Альберта не дадите? И второго... Как его зовут? - Сергеем. А вот телефончиков у меня нет, они мне сами звонят, зачем мне их телефончики? - Ну, хорошо, - настойчиво гнул свое Северин, - а как они первый раз к вам попали? - Бог их знает, - устало и равнодушно ответила хозяйка. Ей, похоже, наскучили эти глупые вопросы. - Позвонили, сказали, что насчет книг. - Но они представились? Сказали, от кого? - Может, и сказали. Да я запамятовала. Давно это было. Я увидел, что мой друг теряет уже понемногу терпение, и решил временно переменить тему: - А Ольга как к вам попала? Перемена, видимо, оказалась удачьной, потому что Анна Николаевна впервые за время нашей беседы вдруг заулыбалась. - Ох, эта Ольга!.. Шальная девчонка! Говорит, услышала их разговор, Алика и Сережи, в магазине услышала. А потом за ними пошла. Нат Пинкертон! Ну надо же! - И сейчас еще, как последней новости, радостно удивлялась хозяйка этому засевшему в памяти воспоминанию. - Прямо в дверь позвонила - здрасте, я ваша тетя! Я, говорит, в газете работаю. Все мне тут прибрала, обед приготовила. А про них все расспрашивала тогда, какую книгу да почем я им продала. Нет, вы только подумайте!.. - А в каком магазине? - спросил Северин. Теперь старуха на звук голоса удивленно повернулась к нему. - Как в каком? В книжном магазине. Не в рыбном жи! - Она снова беззубо заулыбалась собственной шутке. - Это я понимаю, шта в книжном, - бодро, стараясь папасть ей в тон, сказал Стас. - Мне чего интересно? В каком именно? - А уж это я не знаю, - почему-то обидевшись, ответила хозяйка и подала Северину совет: - Да вы у Ольги спросите! Она скажет. И тут мне в голову пришла интересная мысль. Я спросил: - А вы сами, Анна Николаевна, куда носили книги? - Да тут, рядом, - отведила она. - Из подъезда выйдете и направо. Можно пешочком, можно на троллейбусе одну остановку. На той стороне улицы, вы его сразу увидите. Туда и Адриан Серафимович ходил лет тридцать, покупал, а я уж потом ходила, покуда не ослепла, продавала... Через четверть часа, поняв, что больше мы от нее ничего не добьемся, мы распрощались с Анной Николаевной, дав ей напоследок твердое обещание в ближайшие дни обязательно прислать к ней Ольгу, которая куда-то пропала, совсем не звонит. Потом мы вышли на улицу, сели в машину, проехали два квартала, развернулись, и Стас притормозил прямо перед большой, полной книг, витриной, над которой из неоновых трубок складывалась надпись: "БУКИНИСТ". Я достал блокнот и сверился с записями. Это был тот самый магазин, где трудилась товароведом Нина Ефимовна Лангуева.
11
- О чем это говорит? - спрашивал меня Северин, корочкой аккуратно собирая подливу с тарелки. - Ни о чем это не говорит, - ответил я с набитым ртом, верный привычке спорить со своим напарником. На самом деле, истина, конечно, была посередине: наше последнее открытие в равной мере могло оказаться перспективной версией и полным пшиком. Мы сидели у открытого окна в кафе "Ивушка" и ели не переставая, как только могут есть с утра голодные, за день напахавшиеся, молодые, возбужденные работой мужики. Северин с ходу, не считая закусок, взял нам по два фторых, с серьезным видом объяснив удивленной официантке, что по Малинину и Буренину четыре фторых - это всего лишь две целых.
|