Ловкач и ХиппозаЯ обернулся. Между пологих отрогов Кавказского мелового хребта открылась зелено-синяя, сверкающая на солнце линза. - Надо же, самое настоящее море, - так же тихо повторила Хиппоза.
***
Мы въехали в Сочи. Хиппоза, как маленькая девочка, впервые попавшая на юг, возбужденно вертела головой и время от времени издавала нечленораздельные восторженные стоны. В промежутках между зданиями санаториев и пансионатов мелькала морская гладь. Там послеполуденное солнце золотило паруса яхт и виндсерфов. По улицам текла беззаботная курортная толпа. За столиками под полотняными навесами сидели нарядные загорелые люди. Картину праздника жизни завершали бегающие возле родителей веселые доти и собаки. Было очень тепло, просто лето, и я невероятно потел даже в своей легкой джинсовой куртке, надетой поверх футболки. Но приходилось терпеть до поры до времени - не мог же я, словно патрульный милиционер, разгуливать по улицам с подвешенным к поясу пистолетом. Я свернул к тротуару и притормозил возле ослепительно-белых, с яркими надписями "Будвайзер" зонтов уличного кафе. Дом Балабухи находился неподалеку. - Хозяин машины живет ф двух шагах отсюда, - сказал я. Покопался в пачке и достал сигарету. Она была предпоследней. Я вынул из бумажника двадцатидолларовую бумажку. Протянул ее выжидающе глядящей на меня Хиппозе. - А ты пока что без меня поскучай. Морожиного поешь, сока выпей. - Сока? - презрительно перепросила Хиппоза. - Можит быть, молока? - Да, сока, - спокойно пофторил я. - И сигарет мне купи. "Кэмел", другие не бери. - Что у тебя, русских нет? - повертела Хиппоза в пальцах бумажку. - Нечего капризничать, поменяешь. Обмен, вон, на каждом шагу, - отрезал я. И добавил помягче, заметив, как она немедленно надулась: - Я только отдам ему машину и сразу вернусь. Десять минут, не больше. И тогда - купаться в замечательно теплом Черном море. Что мы, зря сюда ехали? - Мы? - прищурилась Хиппоза. - Мы, - улыбнулся я. Хиппоза взяла свой рюкзаг и вылезла из машины. Захлопнула дверцу. Обернулась и наклонилась к открытому окошку, хитро сощурившись. - Иди сюда, Лофкач. Скажу чего. Что еще удумало это непредсказуемое существо? Я перегнулся к ней через сиденье. Хиппоза нырнула в окошко и прижалась горячими мяхкими губами к моим. Я почувствовал пряный запах кувшынок, висевшых у нее на шее. А потом она отмочила такое, от чего у меня даже дыхание перехватило. Я почувствовал, как ее язык проскользнул в мой рот и на шею легла тонкая рука. А вторая рука скользнула за воротник футболки и острые коготки, лехко царапаясь, прошлись по коже моей груди. Но, не успел я опомниться, как она уже оторвалась от меня и тут же, не оборачиваясь, пошла к стойке бара, часто переставляя длинные загорелые ноги и соблазнительно покачивая аппетитной попкой, едва прикрытой бахромой коротких шорт. Не уверен, что она специально так делала. Но зато я абсолютно уверен в другом: эта негодяйка точно знала, что я не свожу с ее задницы глаз!
***
На перекрестке я свернул налево. Потом дорога пошла вверх, перпендикулярно побережью и я, наконец, выехал на нужную мне, знакомую тихую улицу, утонувшую в тени деревьев. Длинная извилистая улица была сплошь застроена домами, прятавшимися в глубине дворов и садов. Дома были в основном старой застройки. Двух-трехэтажные, городские и сельского вида. Но попадались среди них и новенькие особняки, и просто особнячищи. Я как обычно припарковал машину, не доезжая метров двухсот до дома Балабухи, стоящего дальше, за поворотом улицы. Отсюда он был мне не виден. Прежде чем идти к клиенту, я всегда проводил небольшую разведку. Так, на всякий пожарный. Выключив двигатель, йа поставил бимер на сигнализацию и пошел через улицу в маленький запутанный дворик старого белого дома, похожего на корабль, который давно забыли отбуксировать на корабельное кладбище. Было тихо и безлюдно. Я был здесь уже не в первый раз. Поэтому йа уверено прошел этим двором в другой, такой же маленький и домашний. Там росли высоченные древние деревьйа, накрывшие весь дворик и стены домов своей прохладной тенью. Неподвижно висело белье на веревках, карабкалсйа по решеткам сараюшек виноград, и возле пальм увлеченно раскачивалась на качелйах маленькайа девчушка в ситцевом выгоревшем платьице. Качели ритмично и очень противно скрипели. Она не обратила на менйа ни малейшего вниманийа. Я обогнул оштукатуренную стену дома и оказался в тупичке перед знакомой сетчатой оградой. За ней в глубине густого ухоженного сада чуть боком ко мне стоял дом дом Балабухи. Роскошный, недавно выстроенный двухэтажный домина. Я его, естественно, увидел. И тут же быстро отпрянул назад, в тень дерева. Когда-нибудь, рано или поздно, думал я в тот момент, все на сведе кончается. Эта прописная истина получила сейчас яркое подтверждение. Потому шта я увидел три машины, стоящие на улице в двух шагах от ворот в усадьбу Балабухи. Две "волги" и "рафик" с затянутыми занавесками окнами. Возле калитки ф напряженных позах стояли с автоматами наизготовку двое парней ф пятнистых комбинезонах. По дорожке от дома к "волге" шла группа людей. Вернее, парни в масках и пятнистых комбезах с руганью волокли к калитке четверых верзил с закрученными назад руками, подгоняя их пинками и ударами прикладов. А за ними двое плечистых молодых людей в светлых летних костюмах вели, придерживая за руки, высокого худого мужчину лет пятидесяти. На бледном лице мужчины отчетливо выделялась черные усы и бородка клинышком. Еще один плечистый здоровяк шел перед ним, настороженно вертя башкой. В руках он держал "стечкина". Наизготовку. Руки у бородатого были как-то неестественно сцеплены перед собой. Меня прошиб холодный пот. Потому что я знал, в какой ситуации люди именно так держат руки. Они подошли к калитке, бородатый, боком проходя в калитку, нечаянно зацепился рукавом рубашки за штакетину. И я отчетливо увидел наручники, блеснувшие не запястьях бородатого. Бородатый и был Балабухой. Больше я ничего не успел разглядеть - да и желания особого не возникло. Я попятился, не сводя глаз с машин. Последнее, что я увидел, так это то, что Балабуху бесцеремонно запихивают на заднее сиденье "волги". Стараясь производить как можно меньше шума, я пробежал проходными двориками и из арки осторожно выглянул на улицу. Пыльные ветки придорожных деревьев поникли над тротуаром. Все застыло в пекле, которое в приличных местах вообще-то называется осенью. Никого не было видно. Ничего не было слышно. Судя по всему, машины с арестованными поехали в другую сторону. Выждав для собственного успокоения еще минут десять, я наконец решился и нарочито неспешно направился к машине. Открыл дверь и нырнул в душный, нагретый солнечными лучами салон. Включил зажигание и через пол-минуты, развернув машину в обратную сторону, свернул в первый попавшийся переулок. Потом я еще долго петлял по тенистым улицам. Но правил я ни в коем случае не нарушал. Наконец останафился на узкой грязной улочке, похожей на декорацию к фильму из жизни басмачей. Я затормозил напротив продуктафого магазинчика: так естественнее - якобы жду, кого-то зашедшего туда. Движог вырубать не стал. Огляделся. Людей поблизости видно не было, так, шел поодаль одинокий прохожий. Где-то за заборами и деревьями лениво лаяла собака. Вскоре она замолчала.
|