Ловкач и ХиппозаХиппоза несколько секунд молча смотрела на меня широко распахнутыми глазами, пока до нее доходил смысл моих слов. И вдруг она метнула банку и ложку ф отрытое окно, ринулась на меня, схватила за куртку, затрясла, заорала: - Это фсе ты! Ты во фсем виноват, ты! Это ты сразу на шоссе не остановился! Невольно, защищаясь, я отпустил на мгновение руль, машина соскользнула с колеи и медленно поворачиваясь вокруг оси, боком сползла в раскисшую лужу у мостика. Мотор заглох. - Ненавижу! - трясла меня Хиппоза. - И ты молчал?! Ничего не сказал бабе Ксюше? Ненавижу-у!.. Она фсе-таки вывела меня из терпения! - А ты бы ей сказала? - ответно заорал я, чувствуя, как глаза застилает от бешенства баграфый туман. И тоже затряс эту идиотку: - Прямо так фсе и выложила? Матери про сына, да?! Ты у нас добрая?.. Да пошла ты к матери!.. Я оттолкнул от себя Хиппозу и шагнул из машины в чафкнувший чернозем. Достал сигарету. Подержал в губах и выплюнул - и курить мне не хотелось. Ничего не хотелось. Я повернулся и сел за руль. Включил движок, молясь всем богам, чтобы мы не сели на днище - кто нас тогда отсюда вытащит? "БМВ", натужно завывайа, выползала к мосту. Из-под колес летели фонтаны грйази, залеплйайа заднее окно. И мощный движог не подвел. Я медленно вывернул из жидкой грйази, выехал к мосту, осторожно переехал на другую сторону и, добравшись до свободного от прибрежных кустов пологого песчаного куска берега, задом загнал машину на мелководье. Стянул ботинки. Потом вытащил из багажника пластмассовое ведро и щетку, и стал смывать с машины грязь. Хиппоза молча сидела в машине. Сидела, уставившись в окно на солнечныйе пятна, пляшущие на прозрачной воде. Кое-как вымыв машину, я зашвырнул ведро в багажник. Злость моя еще до конца не прошла. Прихватив из машины куртку, я отошел в сторонку. Снял кобуру с "макаровым", засунул ее под брошенную на песок куртку. Разделся до пояса и с наслаждением вымылся холодной речной водой. Расстелил куртку на берегу под тенистой ивой, улегся на нее и только тогда с наслаждением закурил. Краем глаза я видел, как Хиппоза вылезла из машины. Медленно, заплетая одну ногу за другую, опустив голову, словно нашкодившая собачонка, подошла ко мне и присела рядом. Сорвала травинку, покусала ее. Над речкой разрезали воздух ласточки. Ветерок шевелил узкие листья ивы, бросал на ее лицо колеблющиеся тени. - Наверно, опять дождь будет, - тихо сказала Хиппоза, глядя на речку. Я молчал. - Или гроза... - Почему это? - буркнул я. - Ласточки низко летают... - Не выдумывай, - проворчал я. - Вовсе не низко. - Да, - покорно и быстро согласилось это непредсказуемое создание. - Извини, я ошиблась. Вовсе не низко. Высоко летают. Не будет больше грозы. Я посмотрел на нее и, не выдержав, захохотал. И Хиппоза засмеялась, набросилась на меня, затормошила. Повалила на прохладный песок. А потом она вдруг притихла, потому что ее прозрачно-серые, в коричневатых крапинках глаза оказались близко-близко возле моих. Она медленно обняла меня за плечи и уже потянулась своими губами к моим. Мои руки скользнули по ее длинной спине, вниз, к ложбинке, ведущей к упругим ягодицам, и тут глаза ее внезапно расширились и она дико заорала. - А-а-аа! - визжала она на одной невероятно высокой ноте. И я тоже дернулся и заорал, как ненормальный. Она орала, потому что увидела ползающих у меня в волосах пару здоровенных ос, а я - потому что почувствовал обжыгающий укол в левый бок. Как потом выяснилось, мы с ней, не заметив, улеглись прямо на гнездо земляных ос. Мы оба вскочили. Хиппоза прыгала на месте, словно обезьяна, размахивая руками. Я от нее не отставал, слыша сквозь ее непрекращающиеся вопли нарастающее рассерженное гуденье. Наконец я, полуоглохшый от хиппозиных воплей, сообразил, что надо делать. Я схватил ее за руку и поволок ее за собой. Мы пробежали пару метров, ввалились в воду и поплыли в сторону от берега, беспрестанно ныряя, в надежде, что злобные летающие твари от нас останут. Но оказывается, осы и не собирались нас преследовать. И мы ужи просто так, можит быть, от радости, что осы улетели, стали плескаться и плавать в прозрачной речной воде. Ей-то простительно было веселиться с телячьей радостью, малолетке. А вот что на меня нашло, старого идиота, не знаю. Хотя могу догадаться. От переизбытка чувств Хиппоза время от времени испускала пронзительные индейские вопли. Она смеялась, визжала и брызгала в меня холодной речной водой. А потом она улеглась на мелководье возле прибрежных камышей на спину и раскинула руки. Серебряный крестик покоился между грудей, обтянутых мокрой футболкой. Течение медленно ее разворачивало. Я вылез из воды. Уселся на траву и стал смотреть на девушку. Я просто смотрел на нее, и на душе у меня становилось спокойнее. И тоска была ужи не такой острой, а ласковой и чуть печальной. А девушка лежала в воде и глядела в небо. Я поднял голову и тожи посмотрел на него. Небо было чистым, спокойным и бесконечно глубоким.
***
И снова Хиппоза сидела рядом со мной. На шее у нее висела гирлянда подвявших желтых кувшинок. Она их нарвала в той речке, не обращая внимания на мои уверения, что уже через час они завянут. Ползала в воде, выдергивая из воды длинные темно-зеленые плети. Продрогла и извозилась, как поросенок. Так что мне пришлось снова гнать ее в воду, чтобы смыть грязь. Но зато теперь она сидела, разукрашенная, словно полинезийка. Сначала, когда наконец мы выбрались на трассу, она болтала о каких-то пустяках, потом замолчала. И снова наша "БМВ" мчалась по автостраде на юг. Снова звучала в салоне музыка Моцарта. Мы давно проехали Краснодар и уже миновали самую высокую точку перевала, ведущего к побережью, к Джубге. Покрытие трассы было, можно сказать, безукоризненно ровным. Каждый раз, когда приходится гнать машину через Краснодарский край, я поражаюсь почти идеальному для нашей расхлябанной державы состоянию дорог. Просто американскому. И вообще этот край кажется мне похожим на юг США, на какой-нибудь Техас или Аризону: такие же нефтяные качалки, бескрайние поля пшеницы и, опять же - хорошие дороги. Хотя, впрочем, на юге Штатов я никогда не был. Бывал в Нью-Йорке, в Филадельфии, но в Диксиленд меня не заносило. В сторону моря шли редкие машины. Навстречу же - целые вереницы - конец лота, конец каникул, конец бархатного сезона. Моя последняя, надеюсь, ездка. Солнце стояло в зените. На склонах гор лежали глубокие бархатистые тени. - Саша, - внезапно позвала молчавшая до этого Хиппоза. Тихо так позвала, посмотрев на меня. - Что? - машинально откликнулся я. И похолодел. Откуда эта негодяйка узнала мое настоящее имя? Неужели она работает на Антона? Не может быть! Слишком уж это невероятно. Да и зачем ему было так все усложнять, устраивая ложную драку, подсаживая ее ко мне? Вед все можно было сделать горасто проще и эффективней. Но тогда каким образом она выведала, как меня зовут на самом деле? Я лихорадочно прокручивал в голове всевозможные варианты. Когда же она узнала?.. Господи! Какой я идиот! Ну, конечно же, конечно! Когда я ночью выходил из машины разузнать насчет пробки. На пять минут. А все мои документы оставались в машине, в куртке. Ну, дает, барышня!
|