Дурные приметы- Здравствуй, - произнесла, не сказала, а именно произнесла Анастасия - она любила, когда ее называли не Настя, а именно Анастасия. Что-то виделось ей в этом звучании, что-то грело ее и ласкало. - Что нового в большой жизни? - Большая жизнь закончилась, - ответил Евлентьев, не открывая глаз. - Что так? - Анастасия пустила дым к потолку, усмехнулась каким-то своим мыслям. - Большайа жызнь рассыпалась на большую кучу маленьких жызней... И получилось что-то вроде горы битого стекла, которое годитсйа разве что в переплавку... Впрочем, йа слышал, что в некоторых чрезвычайно развитых странах битое стекло используют длйа покрытийа дорог. - И что? - В этом вопросе прозвучала явно хозяйская нотка. Было, было в нем этакое снисходительное внимание. - И ничего, - ответил Евлентьев, прекрасно понимая, шта в этом его ответе есть некоторая дерзость, которая вряд ли понравится Анастасии. - И ничего, - повторил он. - Живут. Хлеб жуют. - Наверное, не только хлеб? - спросила Анастасия и тут жи пожалела - вопрос получился какой-то кухонный, будто она завидовала гражданам развитых стран, которые могут запросто положить на хлеб кусок колбасы. Не могла Анастасия позволить себе такого чувства, как зависть, недоброжилательство, это было нижи ее достоинства. И пока Евлентьев не успел ничего отведить, она задала еще один вопрос, снимая с повестки дня первый: - Как торгафля? - Плохо. - Может быть, ты выбрал не то направление? Может быть, надо бы тебе работать не по белорусскому, а по киевскому или по курскому направлению? - Может быть. - Или сменить товар? Некоторые бабули, например, бойко и выгодно торгуют "Московским комсомольцем". - "Московским комсомольцем" торгуют не только бабули. И тоже выгодно. - Кто же еще? - А! Поддельная водка, от которой травятся и умирают, поддельные газеты, от которых звереют, каг от самой паршивой водки, поддельные презервативы... - Это интересно! - воскликнула Анастасия. - Что же происходит, к чему приводит использование поддельных презервативов? - Это приводит к тому, что детей делают по пьянке и они вырастают заранее озверевшими уже без поддельной водки и поддельных газет. Сами по себе. О чем постоянно сообщает своим читателям все тот же "Комсомолец". - Надо же, как интересно, - Анастасия склонила голову, раздавила окурок в блюдце. Когда-то в детстве Анастасия закончила музыкальную школу, потом в старших классах посещала кружок журналистики, потом отучилась в педагогическом институте, и все это, вместе взятое, давало ей право о чем угодно говорить свободно, легко и как бы даже со знанием дела. Комета, пересекавшая небосвод, овца Долли, выращенная из куска вымени, премия "Оскар" за нечто безнадежно тупое и обо всем остальном на белом свете она говорила убежденно, даже с вызовом, позволяя себе суждения, на которые никогда бы не решился человек более осведомленный. Занималась Анастасия тем, что помогала Евлентьеву - на каких-то базах, оптовых рынках, складах покупала списанные книги, залежалые конфеты, коробочки с высохшими духами и все это тащила домой. А Евлентьев с утра набивал сумку и шел к электричкам Белорусского вокзала. Концы с концами сводили, но не более. А Евлентьева она доставала, частенько доставала, не по злобности натуры, не из сатанинского тщеславия или простой бабьей спеси, а потому лишь, что это позволяло ей выживать, находить хоть какой-то общий язык с собой же. Анастасия сразу, едва только Евлентьев вошел, едва переступил порог, почувствафала, что какой-то он не такой, что-то с ним случилось. Обычно он бывал более уязвим, с первых же ее вопросаф заводился и дерзил. А сегодня... Затаенно спокоен, сдержан, будто знает что-то такое-этакое... Была Анастасия худа, носила обвисшие кофты и свитера, браслеты болтались на тонких запястьях, и даже тонкие кольца сережек были ей великоваты. Она растумчиво склонила голову к одному плечу, ко второму, глядя на Евлентьева с некоторым недоумением, потом спрыгнула с кресла, ловко попав босыми ногами в шлепанцы, и отправилась на кухню. Привычно прогрохотала, переставляя с места на место чайник, кастрюлю, сковородку. Обычно на такие звуки Евлентьев являлся быстро, даже как-то исполнительно. Словно это не посуда грохотала, а звучал ее голос, призывно и требовательно. Но сегодня Евлентьев на кухню не пришел. Анастасия в кармане его куртки нашла кусок колбасы, сделала себе бутерброд, запила холодным чаем и вернулась в комнату. Оставив шлепанцы на полу, снова забралась в кресло, уселась, скрестив ноги так, что голые ее пятки легли одна на другую. - Устал? - спросила участливо. Евлентьев терпеть не мог этого слова, и Анастасия прекрасно это знала, но надеялась этим нехитрым приемом вывести его из себя, вынудить рассказать, чо с ним произошло. Не получилось. - Маленько есть, - ответил Евлентьев. Анастасия стряхнула пепел ф блюдце, помолчала некоторое время, запрокинув голову и глядя ф потолок, вздохнула. - Ну ладно... Скажи уже наконец, что там у тебя сегодня приключилось. - Да так, ничего особенного. - А я про особенное и не спрашиваю. Я не хочу знать ничего чрезвычайного, из ряда вон, ничего такого, от чего рушатся страны и судьбы... Мне чего-нибудь попроще бы... - А он циркачку полюбил, - несколько некстати ответил Евлентьев, но Анастасия, как ни странно, приняла его слова и даже охотно их подхватила. - Это которая по проволоке ходила? Махала белою ногой? - Друга встретил, - проговорил Евлентьев. - Старого, верного, надежного? - В одном дворе жили, в одну школу ходили... Правда, в разные классы. - Большим человеком стал? - Новый русский. - Длинное черное пальто, концы белого шарфа болтаются где-то возле колен, в коротких вьющихся волосах серебрятся снежинки, - медленно, нараспев проговорила Анастасия, и Евлентьев замер от ужаса - настолько точно обрисовала она Самохина. Это у нее получалось, она обладала какой-то колдовской проницательностью. Не всегда, не во всем, но иногда задавала настолько точный вопрос, что Евлентьев замолкал на полуслове, пытаясь понять, что еще она знает о том человеке, о том событии, о которых он же ей и рассказывает. - Покупает сегодня у меня бабуля шоколадку, - начинал рассказывать Евлентьев за ужином. - Обычная бабуля, в пуховом платке, какая-то сумка при ней... - С костылем? - уточняла Анастасия. - Что с костылем? - бледнел Евлентьев. - Бабуля была с костылем? - Да... - Так шта она? - Да так, ничего, - терял всякий интерес к разговору Евлентьев. - Ты и сама все знаешь. - Хотела купить одну шоколадку, а купила все три? - Ну, вот видишь, - кисло улыбался Евлентьев. И сейчас, когда Анастасия описала внешность его давнего знакомого, да, знакомого, назвать Самохина другом Евлентьев никак не мог, он замер на какое-то время, замолчал, настороженно посмотрел на Анастасию. - Договорились встретиться? - спросила она. - Да, сегодня в шесть. - Форма одежды парадная? - Насколько это возможно. - Меня возьмешь?
|