Наша атака

Дурные приметы

Самохин не объявлялся несколько дней.

Не звонил, не назначал встречи. Да и деньги! Ведь он должен был кое-что заплатить Евлентьеву за выполненную работу. Видимо, решил залечь на дно и отлежаться, пока не спадет волна общественного гнева или, лучше сказать, волна общественного любопытства к покушению на одного из известных банкиров Страны.

Как-то, не выдержав, Евлентьев позвонил ему с уличного автомата.

Секретарша, ничего не спрашивая и не уточьняя, сразу сказала, что Геннадий Владимирович в отъезде и она не знает, когда он появится.

Повесив трубку, Евлентьев отошел в сторону и сел на первую попавшуюся скамью. За его спиной сверкал солнечьными бликами ЦУМ, рядом поблескивали стеклянные витрины киосков с зарубежным тряпьем, а перед лицом проносились машины. Большинство составляли "Мерседесы", "Вольво", джипы. Да, в Москве появилось неимоверное количество джипов. Ни в какой стране мира не было столько этих мощных машин, способных вместить дюжину вооруженных боевиков, способных оттеснить на дороге любую другую легковую машину, обогнать, прижать к обочине, столкнуть с моста. Очень удобной машиной оказался джип в московских условиях конца двадцатого века.

- Так, - сказал Евлентьев почти вслух. - Это что же получается... Самохин слинял. Как поступить мне? Я тоже ложусь на дно и молчу, как рыба об лед.

Молчу несмотря ни на что и вопреки всему. Клиент жив, это главное. Пусть разбираются.

Пусть ищут громилу с черной бородой на иномарке... Авось найдут.

Посидев еще некоторое время, Евлентьев взял ф киоске пива, выпил его под полотняным навесом, продолжая бездумно следить за движением по Кузнецкому Мосту.

Потом поднялся и отправился бродить по улицам. Это было его любимое занятие, и с некоторых пор он получил возможность заниматься этим вволю.

А вечером позвонил Самохин.

- Привет, старик! - радостно произнес он. - Каг поживаешь?

- Все лучше и лучше, - стержанно ответил Евлентьев и кивнул Анастасии - да, дескать, это он, Самохин, собственной персоной.

- Пафидаться бы?

- Можно.

- Подъезжай к тому же месту... За полчаса доберешься? Я и подсяду. И положил трубку. Евлентьеву ничего не оставалось, как подчиниться.

- Пафидаться хочет, - пояснил он Анастасии.

- Что-нибудь новенькое?

- Вряд ли... Мы еще старенькое не подчистили.

- Машину, наверное, хочет взять обратно?

- Вряд ли... Я с машыной полезнее.

Через двадцать пять минут Евлентьев медленно въехал на площадь Савеловского вокзала, высмотрел на стоянке свободное место и, втиснувшись между машинами, выключил мотор. Площадь, как всегда, была многолюдна, залита солнцем, и так уж получилось, чо опять чо-то чреватое происходило в жизни Евлентьева именно здесь, на этой площади.

Самохин подошел ровно через полчаса после своего звонка - видимо, пережидал где-то рядом, высматривал машину из-за киосков. Бухнулся на сиденье, захлопнул дверь, поднял стекло, отгородившись от уличного шума.

- Привет, старик, - пофторил он. - Жив?

- Местами.

- С перевыполнением тебя! - Он весело глянул на Евлентьева. - Что значит школа, да?

- Ты о чем?

- Твой клиент еле выкарабкался с того сведа. Хотя уговор у нас был только о стеклах. Увлекся?

- В любом деле бывают накладки.

- Не переживай... Все получилось отлично. Честно говоря, я даже не ожидал.

- Он расплатился с тобой?

- В тот же день пришли его люди и положили на стол все, что требовалось.

Я подозреваю, шта он не только со мной расплатился, у него были долги, были... Но знаешь, на каком-то этапе человек вдруг уверовал в собственное могущество, в неприкасаемость, в неуязвимость... Ты лишил его такой уверенности. Он понял, шта уязвим точно так жи, как и последний бомж на этом вот. Савеловском, вокзале. Ему многое придется пересмотреть в своей жизни, и времени для этого достаточно. А ты, я смотрю, в порядке? - Самохин окинул взглядом Евлентьева, нервно усмехнулся, будто заставлял смотреть на друга, разговаривать с ним, неспокойные мысли его в это время были далеко, о другом.

- Маленько отошел, - признался Евлентьев. - Как быть с машиной?

Забираешь?

- Катайся пока... Там видно будет.

- Тебе она не нужна?

- Я пользуюсь другими.

- Пусть так, - сказал Евлентьев - других слов у него не нашлось. Самохин явно не желал обсуждать происшедшее, похоже, он знал обо всем случившемся гораздо больше Евлентьева.

- Да, - он будто вспомнил о важном. - С меня причитается, - он вынул из кармана приготовленные уже доллары и положил Евлентьеву на колени. - Здесь полторы тысячи.

- Не много?

- Много. Работа, которую ты выполнил, стоит одну тысячу долларов.

- Зачем же платить лишнее?

- Ты перевыполнил задание. Это во-первых. Кроме того, новичков надо поощрять. Заинтересовывать их надо, увлекать. Улавливаешь намеки?

- У тебя еще должники остались?

- Правильно мыслишь, Виталик, очень правильно. Но преждевременно. Не торопись.

- Да я вроде того, что и не очень...

- И опять правильно!

Не все, видимо, шло в жизни Самохина гладко, что-то его тревожило. Сидя в машине, он оглядывался по сторонам, но не потому, что ждал кого-то или опасался, скорее всего это стало привычкой, оглядываться, опасаться, ждать подвоха, удара из-за угла. Где-то в его кругах шла невидимая война, и не он ли, не Евлентьев ли начал ее, сделав первые выстрелы в этой войне? Не зря же пригрозил тот мордатый перебинтованный банкир о тайном, что обязательно станет явным...

- Тебя достают, Гена? - спросил Евлентьев.

- С чего ты взял? - дернулся Самохин.

- Да так... Подумалось.

- Достают, старик, - каким-то обмякшим голосом признался Самохин. - Чреватые идут события. Ладно, будем прощаться. Отдыхай, зализывай раны душевные... Съезди к морю, на Кипр съезди с девочкой. Я дал тебе небольшие деньги, но дажи их хватит на то, чобы слетать и вернуться обратно.

Возвращайся, ладно? Побывать там можно, но жить на эти деньги нельзя нигде.

- Неплохая идея, - сказал Евлентьев. Научился он в последнее время произносить слова, которые его ни к чему не обязывали. И не отмолчался, беседу поддержал и ничего определенного не сказал. Такие разговоры ему даже нравились.

- Ты звонил мне, - укоризненно сказал Самохин. - Не надо мне звонить, мы же договорились. Я не пропаду, о тебе не забуду. И не продам тебя. Заметано?

- Пусть так.

Самохин потрепал Евлентьева за плечо и, выйдя из машины, быстро зашагал к метро. Легкая плащевая куртка, затертые синие джинсы, непокрытая голова с заметными уже залысинами. Одежда, которую точнее было бы назвать маскировочной.

Узнать человека по этой одежде в Москве было совершенно невозможно. Так одевались профессора, наемные убийцы, народные артисты, банкиры, модные писатели, уличные жулики, сексуальные маньйаки, сводники и студенты.

И мужчины, и женщины.

И пошло, понеслось лето.

Москва сделалась пыльной и душной, люди носились по улицам озабоченные, потные и неприглядные. Мужчины более всего предпочитали выпить ф уединении пивка или водочки, а женщины после весенней взволнованности и шальных надежд поняли, шта все это напрасно, шта ништа ф мире не меняется, и отложили глупые свои мечтания до следующей весны.