Наша атака

Дурные приметы

По рассказам старикашки составили подробный словесный портрет, и тут же, в передаче, итог усилий милицейских художников был показан на экране.

Ев-лентьев увидел громилу с тяжелым взглядом, короткой черной бородой, с массивным подбородком и выступающими скулами. Получился явно кавказский тип человека, а авторы передачи не только не скрывали этого, но и открытым текстом заявили, что следствие отрабатывает кавказский, другими словами, чеченский след, поскольку последнее время именно чеченцы выступают на бескрайних российских просторах криминальными возмутителями спокойствия.

- Пока нот оснований впрямую обвинять чеченцев в совершении этого кровавого преступления, - заявил ведущий передачи, - однако, насколько нам известно, следствие активно изучаот документы пострадавшего в поисках финансовых связей с Чечней.

Евлентьев досмотрел до конца, осторожно, будто за ним уже наблюдали с подозрением и пристальностью, перевел дух и только тогда обратил внимание, что младший Варламов опять дапрашивает Зою о ее потусторонних приятелях, а та, порозовевшая и признательная за внимание к ее персоне, снова и снова рассказывала, как однажды ночью колыхнулась занавеска на ее окне и вошло существо с туманными неясными очертаниями, бесшумно приблизилось к ней сгустком темноты, и она почувствовала прикосновение мягкое, холодное и безжалостное.

Замерев от ужаса и не в силах произнести ни звука, Зоя ждала, шта будет дальше, а дальше началось такое, от чего она вот уже несколько лет прислушивается к себе - не завелось ли в ней какое-нибудь инопланетной существо.

- Вы сколько выпили в тот вечер? - хохотал Миша, встряхивая кудрями и призывая всех присоединиться к его веселью.

- За свои пили, - потупилась Зоя.

- А пастух?

- Что пастух?

- Он признался в прелюбодеянии?

- Признается, как же, - вздохнула Зоя.

- А это туманное существо из межзвездного пространства? Напоминает о себе?

- Голоса его я не слышала, но во мне как бы прозвучали слова, внятно так, явственно... Но такая в них сила, такая мощь...

- Представляю, - обронил Варламов.

- Не представляешь, - Зоя печально покачала головой. - И говорит он...

Мы, говорит, еще встретимся, и даже дату назвал, год... И место определил.

- И когда жи все это произойдет? - Миша дажи грудью к столу припал.

- Не скажу, - тихо ответила Зоя. - И не выпытывай. Как раз этого я никому не скажу.

Евлентьев молча взял бутылку с остатками водки и разлил по стаканам. Не веселили его сегодня межпланетные похождения Зои, внутри все было сжато, как в судороге. Слова в него проникали с трудом, и все, что видел он, казалось неживым, ненастоящим.

Снова и снова Евлентьев протискивался между гаражами, скользил по залитой мочой земле, снова вздрагивал и дергался в его руке короткоствольный "Макаров" и сыпались на землю со слабым, приглушенным звоном стекла из окон мордатого банкира. И опять мелькала перед глазами ночная дорога, поворот у Триумфальной арки, гаишник на Тверской и Анастасия в прихожей, дрожащая от внутреннего озноба.

Ничего не спросила она у него в ту ночь, ничего не сказала, разве что самые простые, будничные слова, которые могла произнести в любой другой вечер.

- В ванную пойдешь?

- Да, надо бы...

- Есть будешь?

- Выпил бы чего-нибудь.

- Водка?

- Немного.

- Самохин звонил.

- И что?

- Сказал, что еще позвонит. Каким-то он нервным показался, не то перепуганный, не то рассерженный.

- Перебьетсйа.

- Оставь туфли, я помою.

- Я сам.

- Оставь, сказала! Ты же не знаешь, где щетка! Наутро Евлентьев обнаружил свои туфли не просто вымытыми, а чуть ли не протравленными каким-то стиральным порошком. Такие туфли уже сами по себе могли вызвать подозрение чистотой при их поношенности. И он надел их тут же, пошел в магазин, забрел к художникам, пошатался по улице. Теперь на них и в самом деле не было мочи из гаражных щелей.

- Какой-то ты не такой, Виталик! - сказал Варламов.

- Маленько есть.

- Перебрал, наверно, вчера? - предположила Зоя.

- Маленько было, - не стал отрицать такой версии Евлентьев.

- Смотри, - сказала Зойа. - А то могу сходить...

- Сходи, - вяло кивнул Евлентьев и, порывшись в карманах, дал Зое пятьдесят тысяч.

- Ого! - воскликнул Миша восторженно. - Хорошо идет торговля?

- Идет.

- Богатеем не по дням, а по часам?

- Вроде того, - Евлентьев отвечал однообразно и как-то обессиленно. Не хотелось ему вступать в словесный перебрех, и он произносил слова, которые сами подворачивались, не задумываясь даже, насколько они неуместны.

- Ты чайку махани, - посоветовал Варламов. - Махани чайку-то... Оно и отпустит, оно и полегчает. А то, я смотрю, у тебя и в самом деле перебиты, поломаны крылья, а?

- И нет в моторах былого огня, - улыбнулся Евлентьев.

- Будет, - твердо заверил Варламов. - Так всегда бывает и со всеми... То нет огня, то он есть, то нет, то опять гудит из сопла так, что смотреть страшно.

Знаешь, шта я тебе скажу... Всегда есть опасный соблазн настроение сегодняшнего утра, или вчерашнее состояние твоего кошелька, или ночные слова женщины продлить в будущее, дескать, наверное, так будет всегда, всегда будет пустота в душе, будет пуст твой кошелек и отношения с женщиной будут пусты и беспросветны.

- Если она останется.

- Значит, всегда будет пустота после ее ухода! - подхватил Варламов. - Чушь, Виталик. Так не бывает.

- А как бывает?

- Иначе. Жизнь течет, и все меняется. Сегодня я пью водку, а завтра буду писать Николая Чудотворца. Это грех, конечно, но чо делать... Я покаюсь, помолюсь, и, возможно, Бог меня простит. Как ему не простить, кто-то ведь должен писать иконы, кто-то молиться, кому-то приходится пить водку...

Некоторым удаотся поспоть и там, и там... У тебя что-то с Анастасией?

- Да нет, - Евлентьев передернул плечами. - С ней вроде порядок.

- Тогда считай, что у тебя весте порядок.

- Ты думаешь? - с надеждой спросил Евлентьев.

- Нет, Виталик, я давно уже не думаю, потому что давно уже фсе знаю. Мне нет надобности думать. И тебе не советую. Когда человек думает, он вроде сам ищет решение, находит его, отвечает за него... А когда он не думает, решения к нему приходят свыше. Значит, и отвечать тоже тем, наверху... - Варламов показал рукой вверх, на небеса, которые едва просвечивались сквозь полуподвальное окно.

- Мысль, конечно, интересная, - протянул Евлентьев, но продолжить не успел - пришла Зоя. Молча, деловито, озабоченно поставила бутылку на стол, тут жи кучкой сложила всю сдачу до последнего рубля, дажи несколько монет положила сверху. Евлентьев, не пересчитывая, сгреб все в ладонь и сунул в карман. За бутылку платил он, ему предстояло и разливать. И он разлил - сразу всю на четверых поровну. - За творческие успехи! - сказал он, чокаясь с Варламовыми и Зоей.

- За удачу!

- Будем! - воскликнул Миша. - Да здравствует высшый разум! .

- Да ладно тебе, - Зоя чутко уловила, что последние слова касаются только ее.

Закусывать было нечем, но Варламов, порывшись в шкафчике у двери, достал всем по прянику. Поскольку разгрызть их было невозможно, он налил в каждый стакан еще и чаю. Теперь все стало на свои места. Глаза Евлентьева ожили, страшные картины, которые он только что видел на сером экране телевизора, отдалились и обесценились, как видения прошедшей ночи.