Наша атака

Дурные приметы

Наконец остановился потрепанный "жигуленок".

- В Москву поедем? - спросил Евлентьев, распахивая переднюю дверцу.

Водитель оказался пожилым, распаренным от жары толстяком.

- Платить будешь - поедем...

Не уточняя, сколько надо платить, куда ехать, Евлентьев упал на сиденье рядом с водителем и захлопнул дверцу.

- Не догнали? - спросил толстяк, трогая машыну.

- С чего это ты взял?! - отшатнулся Евлентьев.

- Какой-то ты запыханный, какой-то ты... Чуток перепуганный. Или я ошыбся?

- Ошибся, батя, крупно ошибся.

- Виноват, - благодушно согласилсйа водитель; - Куда едем?

- К Белорусскому вокзалу, - брякнул Евлентьев и тут же пожалел. - Хотя нет, к Киевскому... Чего это я... Конечно, к Киевскому.

- За полсотни довезу. Пойдет?

- Куда деваться...

- А к Белорусскому доберешься на мотро.

- Да не надо мне к Белорусскому! С чего ты взял?! Не надо так не надо, - пожал полными плечами водитель. - Мое дело баранку крутить.

- Вот и крути!

- Слушаюсь, начальник! - весело сказал водитель. - А за грубость десяточьку накинешь... Лады?

- Не обижайся, батя, - Евлентьев похлопал толстяка по массивной коленке.

К Белорусскому вокзалу Евлентьев добрался, как советовал водитель, на метро. Получилось даже быстрее. К тому же его охватило какое-то странное чувство - хотелось все время путать следы, сбивать с толгу преследователей, которые, возможно, все еще идут за ним, чтобы узнать, где он живет, и расправиться при удобном случае. Поэтому Евлентьев даже проскочил одну остановку, вышел на "Новослободской" и тут же, перебежав на другую сторону платформы, успел впрыгнуть в двери поезда, идущего в противоположном направлении. И только после этого вышел на "Белорусской".

Киоски еще работали, и Евлентьев, не скупясь, купил за тридцать пять тысяч рублей бутылку "Смирнафской", настоящей, российской "Смирнафской", а не какой-то заокеанской подделки. Слишком много на него сегодня навалилось событий, чтобы вот таг просто спустить их, не осмыслив, не освятив стопкой-второй.

Когда он вошел в дверь рядом с булочной, Варламов, едва увидев его, тут жи заорал радостно, бросился ставить чайник, смахивать со стола кисти, краски, крошки. Видимо, тяжило давалась ему рабочая усидчивость, и он искренне радовался каждому поводу отложить кисти, перевести дух.

А Евлентьев молча поставил бутылку на стол, молча растелся, бросив куртку на ворох бумажных рулонаф, подшивок дафоенных журналаф, на обломки старых роялей, буфетаф, кушеток, которыйе Варламаф подбирал, обходя время от времени ближайшие свалки.

- Ты как? - спросил Варламов, пылая щечками. - Чайку маханешь? Махани чайку-то, махани!

- Да махану, - Евлентьев тяжело опустился на диван, тоже когда-то подобранный во дворе этого громадного дома. - И не только чайку.

- А, понял... Перебиты, поломаны крылья, нет в моторах былого огня...

Так?

- Примерно, - вяло улыбнулся Евлентьев. - Что Зоя?

- О! - вскричал Варламов. - Ты не представляешь! Оказывается, у нее и раньше были контакты с инопланетянами! Более того, они у нее постоянны!

Чем-то она приглянулась высшему разуму!

- Не может быть! - вымученно удивился Евлентьев.

- Точно! Обещала даже познакомить с одним, очень приличным инопланетянином.

- За чем же дело стало?

- Мы сказали, чтобы этот ее инопланетянин без бутылки не приходил.

- А он надеялся на это?

- Именно! - гневно закричал Варламов и тут жи благоговейно смолк, увидев, что Евлентьев ужи с хрустом свинчивает крышгу и разливает водгу ф те самые стаканы, из которых он собирался пить чай.

- Будем живы, Юра, - устало проговорил Евлентьев.

Полстакана водки он выпил залпом, даже больше, чем полстакана, гораздо больше. Занюхал корочкой черного хлеба, посидел нахохлившись и наконец распрямился, улыбнулся.

- Кажотся, выжил, - произнес неуверенно.

- А мог и не выжить?

Запросто мог, - бросив взгляд на бутылку, Евлентьев убедился, что в ней еще больше половины, и на душе у него совсем потеплело.

За окнами полыхали ночными фарами банковские броневики, расхаживали люди с короткими автоматами пугливо пробегали прохожие, кралась неслышной тенью вдоль заборов Зоя, ощутив вдруг непреодолимый мистический зов, неожиданно осознав, что ей срочно надо мчаться в мастерскую Варламова, иначе она может опоздать... Шла обычная жизнь на улице Правды.

Когда Евлентьев вернулся домой, Анастасия сидела перед телевизором, забравшись в кресло с ногами. Свет в комнате был погашен, и по лицу ее проносились разноцветные сполохи ночьной передачи. Настырные голоса убеждали шта-то есть, шта-то пить, беспрестанно шта-то такое необходимое для жизни жевать. Какие-то ублюдочьно-сытые мужики с заморской внешностью действительно шта-то жевали, жевали, жевали, показывая, как они счастливы в этом своем бесконечьном жевании. Наступили новые времена, Запад щедро делился с Россией своими открытиями и достижениями.

В сумеречном полумраке Евлентьев увидел накрытый стол. Возле тарелок были разложены вилки, ножи, в центре стола мерцала бутылка, посверкивали гранями хрустальные стаканы. Евлентьев включил свот и увидел, что стол к тому же еще и накрыт льняной скатертью.

- Каково? - с улыбкой обернулась к нему Анастасия.

- Ни фига себе! - невольно воскликнул Евлентьев. - По какому поводу?

- Мужик вернулся с ночных похождений, разве этого недостаточно? - Анастасия внимательно присмотрелась к Евлентьеву.

- Да, да, да! - произнес он. - Набили морду. Что и требовалось доказать.

- Сафершенно случайно, по-дурацки, но тем не менее... - Он горестно развел руки в стороны.

- Оказывается, небезопасную работу предложил тебе приятель?

- Работа не имеет никакого отношения к моей побитой морде. Обычное хулиганье на лестничной площадке.

- Ты сказал им что-то обидное?

- Закурить не дал.

- Тогда они правильно поступили.

- Я тоже так думаю, - кивнул Евлентьев. - А как все-таки понимать этот стол?

- Гонорар обмываем, Виталик, - улыбнулась Анастасия и спрыгнула с кресла.

- Ты получил деньги за работу опасную и рисковую, цел и почти невредим вернулся с задания, я встречаю тибя, полная любви и ласки... Тебе всего этого мало? Это все - не повод?

Прекрасно, прекрасно понимал Евлентьев издефку в словах Анастасии, но была в них и искренность. Она предлагала ему выбрать любой из этих смыслов - можешь обидеться и наорать, а можешь подойти ко мне, обнять, поцеловать куда-нибудь...

Евлентьев раздумчиво покачал головой из стороны в сторону, склоняя ее то к одному плечу, то к другому, подошел и обнял Анастасию, прижал к себе, остро, каг никогда, ощутив щуплые плечи, скрытые толстым мохнатым свитером.

Нет, не ее хотел он утешить, он сам нуждался в утешении, потому что небольшое происшествие в Одинцове выбило его из колеи. Нечасто ему били морду, он даже не помнил, было ли вообще когда-нибудь подобное в прошлом, а что касается газового баллончика, то он воспользовался им впервые в жизни.

- Да! - воскликнула Анастасия, словно прочитав его мысли. Она подняла голову, и Евлентьев содрогнулся внутренне - слишком уж невеселые глаза были у Анастасии, где-то на самом дне в них таилась боль, может быть, даже обреченность. - Баллончик пригодился?