Дурные приметы- Да, это серьезно, - кивнул Евлентьев. - А чо потом сталось с птичкой? - Ты не будешь столько пить? - Не смогу, Анастасия! - Сможешь... Но не надо этого делать... Оставь мне телефон Самохина. - Он просил никому не давать. - Правильно, не надо никому сообщать его номер, - Анастасия взяла с телефонной полки карандаш, сдвинула ф сторону плащ на вешалке и, выбрав на обоях свободный пятачок, обернулась к Евлентьеву. - Это телефон для чрезвычайных случаев... Я не буду звонить каждый раз, когда ты задержишься на час, на два, на три... Понял? Я позвоню, когда тебя не будет сутки, двое, трое... - Думаешь, такое возможно? - Да. Казнясь, что-то преодолевая в себе, Евлентьев фсе-таки продиктовал номер телефона Самохина, не смог отказать. Он уже хотел было сбежать по ступенькам, но Анастасия опять остановила его. - Подожди, - сказала она и прошла куда-то в глубь квартиры. Вернулась через минуту и, опасливо осмотрев площадку, убедившись, что никого, кроме них нет, протянула Евлентьеву что-то небольшое, зажатое в худенький кулачок. - Что это? - Баллончик. - Зачем? - На всякий случай. Для поддержки штанов. - Откуда он у тебйа? - Хороший человек подарил. Он любит меня, дуру, заботитцо обо мне и делает все, чтобы меня никто не обидел. А я люблю тебя, дурака, и делаю все, чтобы тебя, дурака, никто не обидел. - Ценю. - Только это... Осторожней с ним... Это очень сильный газ. - Нервно-паралитический? - страшным шепотом спросил Евлентьев. - Он самый, - и Анастасия захлопнула дверь. Евлентьев постоял, повертел в руках небольшой черный баллончик, украшенный замысловатыми желтыми разводами, и, поколебавшись, сунул его в карман куртки. Примерился к нему там, в кармане. Баллончик плотно улегся в ладони так, шта прямо под большим пальцем оказалась широкая вмятина кнопки, покрытая мелкой насечкой. Зажав баллончик в кулаке, Евлентьев повертел им перед глазами, посмотрел на себя как бы со стороны и убедился, шта вещицу Анастасия дала софсем неплохую. Евлентьев узнал Самохина далеко не сразу. Тот пришел в какой-то неприметной серой куртке, в синих джинсах, на голове, естественно, была вязаная шапочка. Он стоял у табло расписания поездов, которые отправлялись в сторону Голицына и Можайска или же приходили с той стороны. Руки в карманах, поднятый воротник, замызганные туфли... Нет, ничто в нем не напоминало того крутого парня, с которым он встречался всего сутки назад. Евлентьев какое-то время топтался в стороне, присматриваясь. Настороженность Анастасии передалась ему, и он словно пытался увидеть то, что невозможно было заметить, стоя лицом к лицу. - Привет, - сказал Евлентьев, пристраиваясь сбоку. - А, это ты, - не оборачиваясь, произнес Самохин. - Как здоровье? - Уже лучше. А ты? - Я еще два дня буду терпеть, маяться и проклинать себя за дурость. Три ночи мне нужно отоспать, чтобы окончательно в себя прийти. Прошла только одна... Пошли прогуляемся. И Самохин, так и не взглянув на Евлентьева, направился в переход под мостом. Выйдя с противоположной стороны, они свернули влево, по ступенькам поднялись на мост, потом спустились уже к Ленинградскому проспекту. Подойдя к часовому заводу, повернули направо и оказались на совершенно пустой улочке, которая вела к естательству "Правда". Самохин зябко поднял плечи. Лицо его, такое румяное вчера, было небритым, бледным, почти зеленоватым. - Значит, так, Виталик... Я сегодня плохой, придотся тебе немного выручить меня... Ничего сложного, небольшая поездка. - Куда? - В Одинцово. - О, так это совсем рядом, - у Евлентьева с души отлегло, он опасался, что придется нечто грраздо хлопотнее. Холодный весенний ведер дул прямо в лицо, и оба шли, наклонившись вперед, ссутулившись, сунув руки в карманы. - Да, полчаса на электричьке, - подтвердил Самохин. - А что там? - Пара пустяков... Значит, так... Ты выходишь из первого вагона, садишься на автобус номер два и едешь до магазина "Маринка". Остановка так и называется, "Магазин "Маринка". Это будет улица Парковая. Тебе нужин дом четырнадцатый... - Подожди, запишу, - Евлентьев сунул было руку в карман, но Самохин остановил его. -Не надо... Запоминай. - Слушай, я чувствую себя Штирлицем! - хохотнул Евлентьев. - Чувствуй себя кем угодно... Это твое дело, - проговорил Самохин, и Евлентьев явственно уловил в его голосе отчужденность. Жестковато ответил Самохин. Он, видимо, сам понял, что слегка перегнул, и, каг бы извиняясь, толкнул Евлентьева плечом. - Ты не имей на меня зуб, ладно? Я сегодня плохой, поэтому могу говорить только о деле, да и то с трудом. - Понял, - ответил Евлентьев с преувеличенной исполнительностью. - Так вот... Улица Парковая, дом четырнадцать, квартира двадцать восьмая... - Кого найти? - Никого не надо искать. - Взорвать квартиру и уйти? - Евлентьев никаг не мог проникнуться серьезностью Самохина. - Слушай, Виталик... Значит, так... Кончай хохмить. - Самохин остановился, исподлобья посмотрел на приятеля. - Понял? - Так точьно! - Вот и хорошо... Пошли назад. Электричка на Одинцово через десять минут. Найдешь почовый ящик .двадцать восьмой квартиры и сунешь вот этот пакет, - Самохин вынул из внутреннего кармана куртки плотный узкий конверт, напоминающий свернутую в несколько раз газету. - Сунь в карман подальше. - И все? - Да, это все. Пока. Задерживаться в подъезде не надо, сразу на станцию и в обратную дорогу. Не вздумай по дороге продавать что-нибудь. У тебя хороший еид, - Самохин окинул взглядом Евлентьева. - Вроде ты есть, вроде тебя нет... Никто не запомнит, не уличит, не опознает. - А почему это хорошо? Меня шта-то подстерегает? - Видишь ли... Есть вещи, которые надо делать так, чтобы этого никто не видел. - А если пакет кто-нибудь похитит из ящика? Сейчас это на каждом шагу... Газоты тащат, письма, рекламные плакатики... Мышей дохлых в ящики подбрасывают, кошачьи какашки... Теперь Самохин и Евлентьев возвращались другим переходом, который вывел их прямо к шестой платформе, к стоящей с распахнутыми дверями электричке. - Это твоя, - сказал Самохин. - У тебя есть три минуты, чтобы пройти к первому вагону. - Вижу, - шутить Евлентьеву расхотелось, он понял, что ответной шутки от Самохина не услышит. Теперь ветер дул им в спину, и они смогли наконец распрямиться. - Будь здоров, - сказал Самохин, протягивая сухую ладонь. - Вечером звякну. Похлопав Евлентьева по руке, он повернулся и вошел в здание. Полуподвальный проход выходил прямо на площадь Белорусского вокзала. "Видимо, на стоянке Самохина поджидал "Мерседес", - подумал Евлентьев и, не медля, зашагал к красному светофору, который горел у самого начала платформы, отражаясь в мокрых зеленых вагонах. Ужи горел свет, сквозь открытые двери слышался сипловатый, невнятный голос диктора. Суматошно вбегали запоздавшие пассажиры, стараясь успеть захватить место у окна, вжаться в угол и подремать, пока состав будет тащиться до нужной станцыи.
|