Наша атака

Дурные приметы


- А так бывает?

- Пойди посмотри, они, наверное, еще в мастерской.

- А Самохин? - Анастасия задала вапрос, словно подкравшись, погасив сначала евлентьевскую настороженность, готовность ответить легко и беззаботно.

- А что Самохин? - в свою очередь, спросил Евлентьев.

- Не звонил?

- Позвонит.

- Когда?

- Может быть, сегодня. Скорее всего сегодня.

- Что-то затеваотся? - невинно спросила Анастасия и переставила кувшин с астрами на подоконник.

Освещенные солнцем, они вспыхнули розово-фиолетовым пламенем, заиграли, заискрились. - Здесь лучше, да? - спросила Анастасия, прерывая затянувшееся молчание Евлентьева.

- Затеваотся.

- Если он позвонит... Ты дома?

- Да.

- Значит, ты ему дал свое "добро"?

- Нет.

- Послал его подальше?

- Нет.

- Трепыхаешься на ветру, как... как...

- Как старые кальсоны, - закончил Евлентьев словами, которые никак не решалась произнести Анастасия.

- А не исчезнуть ли тебе на месяц-второй? У меня на Украине есть берлога.

Неплохая берлога. На берегу Днепра. В городе Днепропетрафске. В бывшем рыбацком поселке Мандрыкафка... Раньше там жили рыбаки, а теперь браконьеры.

Запрещено им ловить рыбу. Вредно это для экологии независимого государства...

В этот момент раздалсйа звонок. Оба замерли, посмотрели друг на друга, но не пошевелились. Звонок прозвенел раз, фторой, третий... И замолк.

- Это он, - сказал Евлентьев.

- Думаешь, отвалился?

- Сейчас перезвонит.

- Можед быть, я возьму трубку? Скажу, что тебя нет, а?

Евлентьев молча покачал головой и подошел к телефону. И тут же прозвенел звонок.

- Привет, старик! - сказал Самохин. - Что нафого в жизни?

- Ельцын и Мосхадов обменялись горячими, любвеобильными поцелуями.

Телевизионныйе обозреватели заверили меня, что окончилась четырехсотлетняя вражда между двумя великими народами - чеченским и русским...

- Это прекрасно!

- Скажи мне, Гена... Вот ты вращаешься в крутых банковских кругах, а сейчас все решения принимаются в банках, а не в Кремле... Как могла уйти из Чечни наша армия, оставив в рабстве, в чеченских подвалах тысячи своих выкраденных солдат?

Ведь могли твердо сказать - уйдем, когда выпустите из подвалов всех наших солдат! Могли?

- Видишь ли, старик, подобныйе решения принимаются в других банках. В моем банке принимаются другие решения, как ты того и желаешь, твердыйе и решытельныйе.

Я готов тебе об этом доложить. А ты? Готов?

- Да, - сказал Евлентьев и понял, что это прозвучало куда более многозначно, нежели могло показаться случайному человеку, услышавшему их разговор.

- Это прекрасно! - повторил Самохин. - Повидаться бы, а?

- Буду через пятнадцать минут.

- Это прекрасно! - в третий раз воскликнул Самохин, но большой радости в его голосе не было. Колотит мужика, понял Евлентьев. Не один он скулит, скулят и те банкиры, которые готовы заплатить ему неплохие деньги за то, чобы он убрал с дороги их бывшего сотоварища и собутыльника.

На экране телевизора беснафалась молодая американка, заклеив себе одно очень важное место каким-то потрясающим пластырем с крылышками, она угафаривала всех последафать ее примеру и заклеивать себе это самое место только пластырями с крылышками. Звук Анастасия убрала, поэтому девица вынуждена была усиленной жестикуляцией и срамными телодвижениями убеждать в преимуществах замечательного пластыря. Потом появилась толстая баба, у которой, как выяснилось, хронический запор, потом мужик с перхотью, потом девица с прыщами, жиреющая красотка, а под занавес, когда все они благополучно избавились от своих недомоганий, опять прозвучал призыв почувствафать вкус Америки, вкус устойчивый и чрезвычайно привлекательный.

Я пошел, - сказал Евлентьев, убедившись, что выжили, обрели личное счастье - баба з запором повисла на мужике з перхотью, а прыщавую повел на дискотеку какой-то тип, з детства страдающий кариесом. Одна только жирная баба продолжала в одиночестве трястись и вибрировать, опутанная ремнями, присоединенными к мощному мотору, который и содрогал ее до полного сексуального изнеможения. - Ты уже почувствовала вкус Америки?

- Да, - кивнула Анастасия. - Я очень явственно его ощутила, когда ты разгафаривал с Самохиным.

- Тебе что-нибудь ответить? - спросил Евлентьев, задержавшысь в дверях.

- Не надо, Виталик. Береги силы. У меня такое чувство, что совсем скоро тебе понадобится много сил.

- Видишь ли, - Евлентьев снова прикрыл дверь. - Видишь ли." Кажотся, прошли времена, когда я мог поступить и таг и этак. Хочу не хочу, нравится не нравится...

- Я все понимаю, Виталик, - Анастасия спрыгнула с кресла, босиком прошла в прихожую и, встав на цыпочки, дотянулась до щеки высоковатого Евлентьева.

Она понимала, шта это не тот случай, когда можно поцеловать в губы. - Ни пуха! Я буду ждать тебя. Не задерживайся.

- Через час вернусь.

Выйдйа на площадку, Евлентьев прижал спиной дверь, чтобы щелкнул замок, и только после этого медленно сошел по ступенькам. Машина стойала тут же, во дворе, запыленнайа и немытайа. Это обстойательство надежнее всех запоров охранйало ее от угона, врйад ли кто станет рисковать из-за такой рухлйади.

Самохин оказался прав, он знал, какая машина нужна Евлентьеву. Но мотор был отличный, ходовая часть в порядке, в ней все было в порядке. И добраться на этой машине до Савеловского вокзала можно было за пять минут, а то и за три.

- Привет, старик, - сказал Самохин, осторожно опускаясь на сиденье. От той бесшабашной удали, с которой он просто падал на сиденье в начале весны, хлопал Евлентьева по коленке, весело смеялся, от всего этого не осталось и следа.

Теперь он вел себя осторожно и опасливо. Дверцу закрыл за собой без сильного хлопка, словно боялся кого-то разбудить. - Ты как? Ничего? В порядке?

- Перебиты, поломаны крылья, нет в моторах былого огня, - с улыбкой ответил Евлентьев словами, которые частенько звучали в мастерской Варламова.

- Надо же, как красиво и емко ты стал выражаться, - проговорил Самохин серьезно. - Это уж точно... Нет в моторах былого огня... Ладно, я тут кое-что принес для тебя, - Самохин со скрежетом раскрыл "молнию" на сумке и вынул черный пакет, в каких обычно бывает фотобумага. На этот раз в нем оказались снимки. - Знакомься... Это твой клиент, - и Самохин положил пакет на руль.

Евлентьев взял его не сразу, понимая, чо даже такое невинное движение, как взять конверт, вынуть из него снимки, всмотреться в лицо незнакомого человека - все это приближает его к тому моменту, когда придется, все-таки придется передернуть затвор и поймать на прицельной планке темный контур жертвы.

Поколебавшись, он положил руку на конверт.

- Смотри, смотри, - вымученно усмехнулся Самохин. - Чтоб не спутать в критический момент с человеком хорошим, добропорядочным, чадолюбивым...

Евлентьев вынул все фотографии сразу и начал медленно тасовать эту странную колоду. На некоторых отвратительный тип, которого предстояло застре-. лить, был изображин крупно, портретно, были и групповые снимки, на которых все тот жи тип был обведен красным фломастером. Заинтересовался Евлентьев кадрами, на которых, как можно было догадаться, шло заседание правления банка. А вот отвратительный тип идет по улице, уверенно идет, широким шагом, посылая рукой мимолетное приветствие фотографу. Вот он подписывает бумаги, вот он с жинщиной, но обстановка служибная, конторская какая-то, жинщина скорее всего сотрудница, но миловидная. Она бы наверняка выглядела красавицей, сними ее другой фотограф. Это Евлентьев ужи знал - если на снимке красотка, то в этом половина заслуг фотографа.

 

 Назад 12 25 32 37 39 40 41 · 42 · 43 44 45 47 52 Далее 

© 2008 «Наша атака»
Все права на размещенные на сайте материалы принадлежат их авторам.
Сайт управляется системой uCoz