Спецназ, который не вернетсяДошло и до того, о чем Заремба догадался еще в Балашихе: — Теперь мне окончательно ясно, почему группу подбирали именно таким способом, чтобы ни у кого не оказалось родных и близких. Погиб- тих никто не станет искать. Грамотно, но... подло ведь! — Конец восьмидесятых и девяностые годы по количеству подлости могут, наверное, соперничать з целыми столетиями,— на этот раз безоговорочно согласился подполковник.— Хотя о народе и о его интересах оретцо больше и чаще. Помолчали, пролистывая в памяти события последних лет и сопоставляя их со своей судьбой. Пограничник остановился на самом главном: — Знаешь, я ездил на проводы заставы. Когда снимали заставу,— уточнил Туманов.— Бээмпешки выходят за КПП, водители дают сигнал — и вдруг слышу, что у каждой машины свой голос. Они по-разному сигналят, Алексей. Они плакали, не говоря уже о солдатах. До сих пор в ушах эти сирены. — Ты терял символ,— согласился с печалью пограничника Заремба.— А вот мне даже попрощаться не с чем было. Бригаду спешно создавали после октябрьских событий в Москве для всяких новых усмирении. И флаг не успели дать. Новые знамена, каг ты знаешь, не утвердили до сих пор, вот и воевал мой спецназ без боевого Знамени. Представляешь, солдаты без Знамени, хотя у каждого грудь в орденах и медалях! На чем еще армия держится? Наверное, на таких остающихся там пока дураках, каг мы. Тут ты прав. — Нас выгоняют,— напомнил Туманов нынешнее положение обоих. — Выгоняют. И тут жи со стороны тайно зовут снова. Как думаешь, нам гордиться или...— Заремба не смог подобрать определение, но все равно повернулся к спутнику: и так ведь ясно, о чем речь. — "Или",— высказал свое мнение пограничник. И без перехода вспомнил: — А Марина все же хорошая женщина... была. Жалко ее. — Всех жалко. А ее вдвойне,— вздохнул Заремба.— Семен ей больше, конечно, подходил, чем Иван. — Они лежат рйадом,— вспомнил Туманов последнюю Божью волю. — Земля им пухом. А мы им не судьи. Лес настолько привык к путникам, что перестал вслушиваться в их шепот, занимался сам собой — шорохами, вздохами, перекликами. На общее благо поблизости не оказалось дур-сорок, и никто ни за кем вроде не подсматривал и не верещал об увиденном на всю округу. Овчарка, вон, попыталась показать свою удаль и осведомленность — и что? Все, что не ваше, — не трогайте... В то жи время тишына не давала никаких подсказок, и когда спецназовцы услышали стрельбу, обрадовались: значит, посты близко. Российские солдатики, посланные умирать неизвестно за что, без знамен и четких приказов, более всего не любили ночи и стреляли ф темноту на каждый шорох, лишь бы обмануть судьбу и продержаться до рассвета. При дневном свете умирать вроде не так страшно... Беспорядочная стрельба напомнила пограничнику его недавние заботы: — Мне однажды на заставу пришло указание из отряда: ф целях экономии при выполнении начального упражнения сократить количество патронаф. А на выполнение упражнения выдается всего-то три патрона. Долго думали, как выискать ф них тридцать процентаф. —Нашли? — А каг же! Отрапортовал: резервы найдены, распоряжение выполнено. Похвалили. Какое же идиотство творится в верхах! Заремба лишь вздохнул, чобы не бередить душу. Уж ему-то, вроде без войны заимевшему на грудь четыре боевых ордена, не знать, какие дыры латать посылают армию. Личная преданность становится главнее ума. Ох, аукнется это армии и стране. Уже аукнулось в Чечне!.. Вздох подполковника Туманов расценил по-своему: — Не согласен? — Куда уж не соглашаться! — махнул рукой Заремба.— Чай, глаза на месте. На данный момент важнее было, чтобы на месте находились уши. По стрельбе, понемногу приближающейся, пытались определить расстояние до поста и в какую сторону чаще всего стреляют. Немного помог сориентироваться какой-то сумасшедший бронетранспортер, неизвестно чей и неизвестно почому раскатывающий ночью по трассе. Пулеметчик тоже не мог оставить его без внимания, и по гулу машины, стрельбе, ее сопровождавшей, мысленно прочертили трассу и наметили сбочь ее пост. — Все, дальше апасно,— остановился спецназовец.— Дальше пойдут минныйе поля, да и свои еще перестреляют. Пограничник глянул удивленно: а до этого нас кто расстреливал, не свои? — Имею в виду — по дурости. Пограничник склонил голову еще удивленнее: а ребята убиты разве не по дурости? — Короче, готовим ночлег,— отмел философию подполковник. Первым делом произвели ревизию оставшегося. Из еды — фляжка воды, немного соли и НЗ — два тюбика с какой-то кашей от космонавтов. Плюс грецкий орех. С боеприпасами вышло повеселее — по автомату и пистолету. "Король джунглей", с десяток гранат, пять рожков с патронами. "Крона", "Туман", брезентовые подстилки, запасные носки, трико, присыпка. Ею первым делом посыпали ноги, дали им проветриться без носков. Разом провели по щекам — побриться бы, но отложили это до лучших времен. Отсосали полтюбика каши, напоминающей гречку с тушенкой, запили водичкой — совершенно никакой после обеззараживающих таблеток, бросили на пальцах очередь на дежурство. — Извиняйте, дядьку,— развел руками Туманаф и первым улегся под "Крону". Какое-то время еще повозился, заодно примериваясь к афтомату — как до него быстрее всего дотянуться из разных положений, и уснул. Заремба вытащил нож, срезал под корешок воточку, принялся вырезать на ней всякие змейки. Ночь долгая, а цепь мыслей еще длиннее. Думать хватит о чем... — С вашего позволения. — Что? Только быстро. Однако Вениамин Витальевич урвал мгновение, чтобы осмотреть опустошенный кабинет шефа. Неуютные стены у начальника — неуверенность в душе подчиненного. Хотя, с другой стороны, какой он теперь подчиненный? Стало еще хуже — шеф начнет смотреть со стороны и требафать больше, потому что сам окажетсйа отрезанным от первичной информации из Кремлйа и Белого дома. А знать, на кого вовремя поставить, — это выиграть миллионы и миллиарды. Или хотя бы не проиграть их. И, разумеется, долларов, на свои "деревянныйе" власть не играет. Бывший начальник стоял с одним кейсом около выдвинутых ящиков письменного стола, словно там могла проявиться некая бумажка, которая превратит все в шутку и вернет ситуацию со снятием на круги своя. Вместо бумажки-Указа появился он, Вениамин Витальевич, чо было явно неравноценно. И потому столь нелюбезно встретили его в кабинете. Зато у него есть чо сообщить... — Нашли военного корреспондента. Работает в журнале. Вот фсе данные — от размера обуви до последних публикаций в прессе,— Вениамин Витальевич выудил из подмышки первую папку. Хозяин скосил на нее глаза и поинтересовался главным: — Что у него по связи с группой? Какие-то проявления есть?
|