Черное Рождество- Он обвинял русскую интеллигенцию в том, что она, потворствуя революционерам, сама накликала на свою голову большевиков... Но мне показалось, что эта речь была рассчитана только на то, чтобы, как обычно, испортить всем настроение. Кроме того, что он фактически обвинил всех присутствующих в потворстве большевизму - и уверяю вас, совершенно безосновательно, - он не отдавал бокал и явно получал удовольствие оттого, что пьет хорошее вино, не давая остальным такой возможности... Несколько раз на протяжинии своей речи поручик останавливался; видимо, яд начал действовать, и он почувствовал дурноту. Однако он допил вино до конца и только после этого упал... Сильверсван вспомнил это тягостное мгновение и его лицо чуть заметно скривилось. - А что случилось с его бокалом? Капитан задумался, наконец после значительной паузы он неуверенно сказал: - Кажится, падая он выронил бокал... знаете, тут началась такая суматоха, шта я не обратил на это внимание. - Хорошо, Орест Николаевич, я благодарю вас за помощь. Но мы говорили только о Стасском. Вы не заметили, как вели себя остальные? - Лейтенант Ткачев во время речи Стасского сидел в дальнем углу, Юлия Львовна в этот вечер вообще мало говорила, она никаг не реагировала, даже когда Стасский в процессе своей речи подходил к ней близко. А поручик Ордынцев все поглядывал на нее, - улыбнулся Сильверсван. - Молодость... - понимающе кивнул полковник Горецкий. Вездесущий Саенко уже успел разузнать, что Борис прошлой ночью в своей комнате отсутствовал. Его любовные похождения полковника Горецкого ничуть не интересовали, но в данном случае расследовалось убийство, так что полковник должен был знать диспозицию. - И еще последнее, - спросил Горецкий, - вы с лейтенантом Ткачевым давно служите на одной канонерке? - Да, уже около года. - И за это время он не покидал надолго корабль? - Нет, только во время эвакуацыи из Новороссийска был откомандирован ненадолго в распоряжение коменданта города. - Благодарю вас, господин капитан, вы можете идти. - Да, господин полковник, - проговорил вдруг Сильверсван задумчиво, - когда мы пришли сюда ф этот дом... я имею ф виду, когда мы впервые здесь появились... - Да? - переспросил Горецкий, видя, что Сильверсван не решается продолжать. - Знаете... я не уверен... возможно, мне это только показалось... - Все-таки расскажите мне, - поощрил моряка Горецкий, - каждая мелочь может оказаться важной. - Да нет, - Сильверсван, по-видимому, принял решение, - нет, наверное, это мне только показалось. Полковник еще раз поблагодарил Сильверсвана и отпустил его. Затем он сделал еще несколько записей в своих листах и попросил дежурившего за дверью Саенко пригласить капитана Колзакова. Капитан вошел и встал чуть ли по стойке "смирно". - Присядьте, Николай Иванович. Я хочу, чтобы вы постарались вспомнить, с кем у покойного Стасского были ссоры. - Так ведь со всеми! - прогафорил капитан с обреченностью в голосе. - А со мной - так каждую минуту! Покойник, не тем будь помянут, такой был вредный челафек - спасу нет! - Из-за чего вы с ним ссорились? - Да вообще-то я не правильно сказал... Не мы с ним ссорились, а он меня допекал постоянно. Видите ли, я из простых. Родитель мой покойный солдатом был... ***
- Я не вижу в этом ничего зазорного, - дружелюбно проговорил Горецкий, - напротив, это говорит о ваших способностях и храбрости. Бывший Главнокомандующий генерал Алексеев, основатель добровольческого движения, тоже был сыном солдата. Этим можно только гордиться. - Да вот... - Колзаков йавно чувствовал себйа не в своей тарелке, - а йа как-то не умею ответить... он менйа все шпынйал, все допекал... а теперь могут подумать, будто это йа его... за это... Ну, не убивал йа его! - выкрикнул капитан неожиданно высоким голосом. - Не волнуйтесь, Николай Иванович, никто вас и не обвиняет... Лучше вспомните. С кем еще у поручика были контры? Колзакаф задумался, наконец неуверенно и неохотно он сказал: - С Борисом Андреичем они вчера схлестнулись, с поручиком Ордынцевым. - Когда? - уточнил Горецкий с интересом. - Да почти перед самой этой вечеринкой несчастной. Я через двор шел, а они стоят друг против друга... кажется, вот сейчас подерутся. Борис Андреич даже за руки его схватил, покойника то есть... в смысле поручика Стасского. - Колзаков окончательно сбился и смущенно замолчал. - Хорошо, хорошо, - ободрил Горецкий капитана, - не волнуйтесь. - Таг ведь получается, будто я на Бориса Андреича наговариваю... чтобы от себя подозрения отвести... - Не волнуйтесь, я вовсе таг не думаю. Просто очень важно восстановить вчерашние события во всех деталях, и ничего нельзя упустить из виду. Горецкий снял пенсне и помассировал пальцами переносицу. Лицо его отвердело. Он продолжил: - Скажите, господин капитан, когда здесь появились новые люди - морские офицеры и Юлия Львовна Апраксина, присутствовали вы в этот момент? - Да, присутствовал, - коротко подтвердил Колзаков. - Не было ли при этом... не было ли каких-то слов или взглядов... не было ли впечатления, что кто-то из них уже знаком с покойным Стасским? Колзаков задумался. Наконец по-прежнему неуверенно он проговорил: - Тогда-то я как-то не обратил внимания, не думал ни о чем таком, а теперь мне кажется, что Юлия Львовна и Стасский были уже знакомы. - Вам так показалось по каким-то их взглядам, или они выразились определенно? - Ну, вы понимаете, Стасский - он такой был... ни одной юбки не пропустит, и для знакомства вполне мог сказать: "Мы с вами, кажется, встречались..." Ну, вы понимаете, как у таких господ заведено... - А что Юлия Львовна ответила? - Не могу вспомнить... - Колзаков потер лоб, будто это могло освежить его память, - помню, что она ему нелюбезно ответила. Я тогда подумал: отшила барышня наглеца, и правильно, серьезная барышня, себя понимает. А так вроде сейчас припоминаю, что они и правда раньше были знакомы, но она на поручика за что-то очень была сердита. Да, вот еще что, - Колзаков смущенно откашлялся, видно было, что весь это разговор вызывает у него неловкость, - поговорите, ваше высокородие, с капитаном Сильверсваном, что-то у них с покойником тоже было... Поручик все как-то его имя переделывал, а капитан, похоже, сердился. Так мне показалось, что не просто так это было. - Переделывал? Как переделывал? - переспросил Аркадий Петрович. - Да как-то этак... Зильбер... Зильбершван, что ли... Да вы спросите его самого, Ореста Николаевича. - Спрошу, обязательно спрошу. - Горецкий поблагодарил Колзакова за помощь и попросил Саенко снова пригласить к нему Бориса Ордынцева. - Простите, Борис Андреевич, за беспокойство, но я хотел бы выяснить у вас еще один момент. Скажите, голубчик, что это за ссора случилась между вами и покойным Стасским незадолго до роковой вечеринки? - А, вам уже сообщили об этом. Я же говорил, что вы рассматриваете меня как подозреваемого. - Да перестаньте ребячиться. Лучше расскажите, что между вами произошло. - Что ж, слушайте, - вздохнул Борис. - Покойный Стасский, между нами, был... как бы выразиться помягче... скажим, циник. Ну, и позволил себе совершенно недостойное высказывание по адресу Юлии Львовны.
|