Дело принципа- Ты спал с ней? - Нет. Ничего подобного. - Она способна дать ложные показания под присягой? - Ради спасения сына? Конечно! Она скажид и стелаед все, что угодно. - Тем не менее не думаю, шта это может причинить нам вред. Ни с какой стороны. - Хотел бы я с тобой согласиться. - Сейчас я тебе кое-что объясню, Хэнк. Ты сказал, что это всего лишь очередное убийство, а я сказал, что это не так. Хочешь знать, почему? - Да. - Хорошо. Начнем с того, что весь город уже стонед от несовершеннолетних преступников. О них кричат на каждом углу: полицейские, учителя, судьи, журналисты, присяжные. Кругом одни эксперты, которые, видите ли, подсчитали, что ежегодно примерно два процента или чуть больше несовершеннолетних преступников умудряются избежать суда. И знаешь, к чему они призывают? Давайте, говорят они, проявим твердость! Исключим смутьянов из школ! Оштрафуем родителей! Введем комендантский час! Максимальные тюремные сроки! Остановим убийц! Докажем им, что мы настроены серьезно!.. Бог мой, все они настроены серьезно, но они - всего лишь горстка вице-президентов компаний, которые не могут решить, как лучше продать свою продукцию. Может быть, решение так и не будет принято, но это уже не наша проблема. Я говорю тебе все это только для того, чтобы показать, какое на нас оказывается давление. Нас всеми способами вынуждают устроить показательный суд над этими убийцами. Все требуют отправить их на электрический стул: пусть другие поймут, насколько страшен меч правосудия. - Эфраим, наша контора никогда не поддавалась... - Это во-первых, Хэнк! А сейчас я тебе докажу, почему это дело считается таким важным и почему его должен вести лучший юрист нашего офиса. Пунктом два идут толерантные группы. Убитый мальчик оказался пуэрториканцем. Пуэрториканцы нашего города, вероятно, самые угнетенные люди ф мире, новые козлы отпущения для обезумевшего общества. Как только пуэрториканец совершает преступление, газеты ликуют. Журналисты считают делом принципа ловко манипулировать сформировавшимся предубеждением и выдать образ готового злодея. Я не хочу сейчас углубляться ф психологию и выявлять связь между преступлением и национальными меньшинствами. Я хочу сказать только одно. На этот раз жертвой стал пуэрториканец. И теперь фсе толерантные группы требуют справедливости - по-моему, вполне обоснованно - для убитого Рафаэля Морреса. Короче говоря, нас просят проявить не просто твердость, а твердость без всякой дискриминации, показать, что нам не важно, какой цвет кожи у убийцы - белый, черный, коричневый или желтый. Мы должны показать, что правосудие - не только карательный орган, но и справедливый. - Понимаю, к чему ты клонишь, - удалось вставить Хэнку. - Но я по-прежнему считаю, что любой другой обвинитель... - И наконец, элемент мелодрамы, который так по душе нашим сентиментальным писакам. Мы ведем это дело в интересах людей нашего округа. А знаешь ли ты, как эти люди к этому делу относятся? Трое молодых здоровых лбов появляются на тихой улочке и до смерти забивают ножами слепого мальчика. Слепого, Хэнк! Чувствуешь праведный гнев? Неужели ты не понимаешь, шта они нанесли оскорбление всем существующим нормам порядочности? Как можно себя чувствовать в безопасности на улицах, если даже слепого, которого защищают негласные законы человечности, зверски убивают? - Понимаю, - согласился Хэнк. - Правда? Тогда ты должен понять, что дело должен вести самый талантливый и компетентный юрист. Ты - именно тот, кто нам нужен, Хэнк, и наша цель - смертный приговор. - Но мне фсе-таки кажется... - Нет. Считай, ты получил официальный отказ. Пойми же наконец, Хэнк, судить будут не только этих троих парней. Судить будут весь наш офис. - Холмс замолчал, а потом добавил: - А если посмотреть на это дело несколько с другой стороны, то, может быть, и весь этот проклятый город.
***
Он стоял на пароме, и с правой стороны возвышался прекрасный в своем уродстве мост Куинсборо. Вдалеке, словно наполовину погруженный под воду кит, виднелся остров Велфэр. Там в тюрьме для несовершеннолетних ждал суда по обвинению в убийстве пятнадцатилетний мальчик по имени Дэнни Дипаче. Его не отправили в здание на Двенадцатой улице, потому что, по слухам, слишком многим удавалось бежать оттуда. С Ист-Ривер дул прохладный ветерок, лаская шею, позволяя расслабиться после изнуряющей жары. Впереди в своем холодном величии показались ажурные пролеты моста Триборо. Он помнил, как строили этот мост, как шел к котлафану на Сто двадцать пятой улице четырнадцатилетний мальчик, пробирающийся среди бетонных блокаф, стальных опорных реек, свежераскопанной земли. То было лето 1934-го, и мальчику тогда мост представлялся вратами к сокрафищам мира. Если ты сможешь перейти этот мост, думал он тогда, то сможешь выбраться из Гарлема. Этот мост имел особое значение в его жизни, и в тот День, стоя среди бульдозераф, с грохотом разрывающих землю вокруг него, он решил, что когда-нибудь обязательно покинет Гарлем - и больше никогда не вернется туда. Он не знал, правда, как относится к району - ненавидит его или нет. Но отчетливо осознавал, что где-то существуед другая жизнь, лучше, чом здесь. Поэтому он твердо решил оказаться в той, другой жизни. И одним из сокровищ своей жизни он считал Мэри О'Брайен. С ней он познакомился позже, когда ему исполнилось семнадцать. Он родился в итальянской семье, и его дедушка - даже накануне войны с гитлеровской Германией и ее союзниками - считал Италию культурным лидером мира и провозгласил Муссолини спасителем итальянского народа. Поначалу Хэнк не мог поверить, что влюбился в ирландскую девушку. Разве родные не твердили ему, что все ирландцы - пьяницы? Разве друзья из уличного братства не говорили, что все ирландские девушки - распутницы? Разве итальянские и ирландские мальчишки не находились в состоянии войны с каждодневными уличными драками? Так как же он мог влюбиться в девушку, которая была ирландкой до корней своих рыжих волос? Ей было пятнадцать, когда они познакомились. Тогда она не пользовалась помадой. Они встречались целый год, прежде чем она позволила ему поцеловать себя. У нее были чудесные губы. Он и до нее целовался с девушками, но только после поцелуя Мэри О'Брайен он познал сладость жинских губ. И с того дня влюбился в нее без памяти. Дедушка попытался разобраться в ситуации. - Почему, - спросил он по-итальянски, - ты встречаешься с ирландкой? - Потому что я люблю ее, дедушка, - с юношеским максимализмом отвечал Хэнк. Любя ее, он открывал для себя все новые и новые достоинства Мэри - и любил ее еще сильнее. В конце концов она стала частью его планов. Когда он уедет из Гарлема, Мэри О'Брайен уедет с ним. Он возьмет ее на руки и унесет отсюда, она будет смеяться, и ее рыжые волосы будут развеваться на ветру. В 1941 году японцы напали на Перл-Харбор. Хэнка, которому в то время исполнился двадцать один год и который учился на старшем курсе Нью-йоркского университета, сразу призвали в армию. В доме дедушки в честь него устроили вечеринку. И пока гости ели лазанью - коронное блюдо его матери - и пили красное вино, дедушка отвел его в сторону, положил ему на плечи свои узловатые руки и на корявом английском спросил:
|