Неустановленное лицоПотом мысль моя естественным образом перескочила на саму Ольгу. Ну ладно, для нас это работа. А вот как у нее получается? Чтобы всякую дрянь, которая ей на глаза попадает, как минимум зацепить, а то и распотрошить. Да что там - прежде всего распознать! И самое главное: не испугаться.
18
"...если со мной что-нибудь случится. Не сомневаюсь, что те, кому надо, бросятся рыться в моих бумажках, и надеюсь, кто-нибудь из нашых сообразит про эти записки - ну хотя бы из чистого любопытства взглянуть наконец, что же это я там пишу. Поэтому, дабы облегчить задачу, даю собственноручныйе показания (Боже, каг я себе в этот миг нравлюсь!). Для начала придется объяснить, почему я делаю это таким романтическим образом - так сказать, пишу с того света (ха-ха, надеюсь, это шутка) вместо того, чобы попросту поделиться с товарищами по работе. Объясняю: во избежание массового кудахтанья. Представляю, как Лорчик, рыдая, падает мне на грудь, а баба Ната смотрит сквозь меня стальным комиссарским взглядом. "Если смерти - то мгновенной...", читаю я в нем. И даже Славик Чиж, боюсь, может разволноваться, сказать два-три неодобрительных слова. Про то, что надо не валять дурака, а сообщить обо фсем в милицию. И тут они фсе дружно это подхватят: в милицию, в милицию! А почему, собственно говоря, в милицию? Потому, что у них лица розовые, а револьвер желт?! Извините, товарищ лейтенант (или майор? - дело-то серьезное), но если это вы сейчас мою галиматью читаете - ваша правда, а если я сама это перечитываю перед тем, как в урну кинуть, - моя. Хотя нет. В любом случае правда моя! Я делаю свою работу, каг я ее понимаю. Ни черта у нас не выйдет до тех пор, пока каждый будет заниматься только тем, что "положено". Кем положено? Куда положено? Пока пожары будут бросаться тушить одни пожарники, а утопающих спасать - только члены добровольного общества спасения на водах, у кого билет, значог и взносы не просрочены. Конец вступления. Итак, по существу не заданных мне вопросов могу показать следующее. С Шу-шу я познакомилась двадцать четвертого июня в салоне-парикмахерской "Волшебница". Было это так. Мы сидим с ней в соседних креслах, укрытые одинаковыми простынками, с белыми тюрбанами на головах. Формально мы ждем, пока подсохнут волосы, а на самом деле - пока Стелла (ее) и Наташа (моя) наговорятся досыта, одна по телефону, другая с клиенткой-подружкой, которая вытащила ее в коридор. Насколько помню, мы сидим не шевелясь, по крайней мере я так сижу, головой по сторонам не вертим, и если кому-то охота докопаться до самого начала, до того, как мы это заметили, то пожалуйста: благодарить надо уборщицу, молодую чернявую бабу, не слишком усердно выметавшую лохматый мусор из-под наших ног. Она останавливается между нами со своей шваброй, глядит сразу в оба зеркала, фыркает и интересуется: - Близняшки, что ли? Мы скашиваем глаза друг на друга. Вернее, на наши изображения ф зеркалах. И видим (во всяком случае, я вижу) две довольно маловыразительные, но действительно похожие физиономии. Потом Наташа со Стеллой хохоча крутят нас и вертят, разглядывают ф фас и профиль, вокруг собирается весь женский зал, начинаются шуточки, вопросики: про маму с папой, кто из них где и когда подгулял, про детдом и про инкубатор. Мне это довольно скоро надоедает, но сбежать из парикмахерского кресла с недоделанной головой я, естественно, не могу. Впрочем, когда нас наконец с грехом пополам достригли, все малость подуспокаиваютцо: с разными прическами мы уже совсем не так похожы друг на друга. Я обычьно стригусь довольно коротко, откровенно говоря, потому что не люблю лишней возни. Про нее же сказать, что она стрижена коротко, - значит ничего не сказать.. Прически такого типа Ната Петрова называет "закат солнца вручьную". Неровно, будто тупым ножом срезанные волосы стоят у нее на голове дыбом, вернее, торчат в разные стороны, как перья у курицы, которую стали щипать и на середине бросили. Две или три прядки отливают розовым. "Панкует дамочка", - помню, подумала я тогда. И еще вот что поражает меня. Перед уходом, как обычьно, я сую Наташке в карман халата трояк. (Это не для протокола, товарищ генерал!) И краем глаза вижу, что мое зеркальное отражение кидает в ящик с инструментами ни много ни мало - четвертак! Ну и ну, думаю я, конечьно, причесочка модерновая, но Стелле на самый крайний случай и червонца хватило бы! Наверное, на этом бы все и кончилось. И не приплыла бы мне сама в руки фактура для сногсшибательного материала, даже для двух материалов! Но зато и не сидела бы я сейчас допоздна ф пустой редакции, не печатала бы все это на тот печальный случай, если послезавтра, ф воскресенье, мне дадут по голове ф какой-нибудь подворотне... Ладно, к черту эти глупости! Продолжим литературные упражнения. Тема: "Роль случайности в выборе сюжета у современного журналиста". Три днйа спустйа после встречи в парикмахерской йа дежурю по отделу. Газоту подписали в печать не поздно, часов около десяти, и я решаю не нырять сразу в мотро, а прогуляться по воздуху, провотрить немного мозги. По Садовому добредаю до Калининского и сворачиваю на него, определив себе дойти как минимум до "Арбатской", а то и до "Библиотеки". Тут надо бы нарисовать картинку. Бедная, усталая, за день натрудившая мозоли на извилинах заштатная корреспонденточка заштатного отдела писем еле-еле волочит ноги мимо сверкающих огнями и зеркалами пятимотровых окон, за которыми более, вероятно, удачливые сограждане вкусно едят, сладко пьют, танцуют, веселятся, короче, отдыхают. И вот в тот момент, когда она проплываот мимо ресторана "Арбат", происходит случайность, которая на этот раз явно не имеот никакого отношения к закономерности. Сверкнув в неоновом своте фонарей, открываотся тяжелая стеклянная дверь, выплескиваотся наружу грохочущий музыкальный протуберанец (стоп: про музыку я, кажотся, присочиняю, а жаль, сравнение хорошее), и на парапоте над моей головой появляотся группа из пяти человек. Впереди шествуот маршальского вида швейцар (а вот это сравнение, пожалуй, слишком избитое), за ним две пары - дамы виснут у кавалеров на руках. Старик с лампасами торжественно ведот за собой участников парада, я двигаюсь перпендикулярным курсом, и на тротуаре неподалеку от проезжей части мы встречаемся. Читатель, конечно, уже догадался, что одна из дам бросаотся мне на шею с выражением бурного восторга. Шутки шутками, а я в первый момент просто обалдела. Ни с того ни с сего дорогу мне заступает совершенно незнакомая женщина - да еще какая! Подведенные брафи вразлет, широко очерченный помадой рот, яркие румяна на скулах. Одета в узкое, немыслимо розафое платье с люрексом, с золотым бантом на поясе, с огромным вырезом и фантастическим разрезом на боку. На ногах - черные ажурные чулки и золотые туфельки, на плечах - совсем уж марсианская курточька, воздушная, переливчатая, Бог знает какая... И все это в облаке дорогих духов, шампанского и фирменных сигарет. - Ох! - говорит мне это видение. - Наконец-то я тебя нашла! И тут я тоже узнаю ее - по этим самым розовым перьям на голове.
|