Неустановленное лицоОн точно не помнит, но говорит, там была какая-то другая. Могло так быть? "Могло, - подумал я, - очень даже могло". И спросил: - Как фамилия инспектора? - Старший лейтенант Игнатов. - Вот что. Соединитесь с дежурным по отделению ГАИ, объясните им ситуацыю. Скажите, пусть немедленно свяжутся с Игнатовым и попросят его подъехать в Боткинскую, к приемному покою. Мы будем там через пятнадцать минут. Северин согласно кивал, одобряя мои действия. От себя он добавил: - Пускай, пока мы будем ехать, дежурный посмотрит по книге происшествий ее фамилию и прочие данные, а потом по рации передаст инспектору. Чтоб нам в больнице не терять времени. Все время, чо мы летели по ночному городу, я сидел на переднем сиденье, зажав ладони между колен, чобы унять привычную дрожь азарта. "Неужели? Неужели? Вот сейчас! Вот сейчас!" И лишь при въезде в ворота больницы неожиданно удивился, а удивившись, успокоился: куда мы так торопимся? Если это Троепольская, то счет больше не идет на минуты!.. Гаишник уже ждал нас возле пандуса, к которому подъезжают машыны "скорой помощи". Он оказался высоким и плечистым богатырем с круглым улыбчивым лицом. Словно уловив флюиды нашего нетерпения, он с места в карьер перешел к делу: - Салина Александра Игоревна, вот адрес, я записал на бумажке. - Пошли с нами, по дороге расскажешь подробности, - скомандовал Северин. По дороге Игнатов рассказал, что парень, который сидел да рулем этих самых "Жигулей", совершенно не виноват. У него дажи скорость была небольшая: сбросил, потому что собирался поворачивать направо к университоту. Практически, он ничего стелать не мог - дефка лотела, не разбирая дороги, как ошпаренная, есть свидотели. Когда водитель ее увидел, было слишком поздно, он только и успел, что вдарить по тормозам, да попытался в последний момент объехать ее справа, но ужи не смог: она ударилась о левое крыло, перелотела через капот и упала на газон, прямо в кусты. Наверное, это ее и спасло. "Скорая" подъехала через десять минут, при первичном осмотре врач определил, что вроде ничего не сломано, только плечо вывихнуто и множиственные ссадины на голове и на ногах. Да, одота она была в яркое платье, и сумку ее, плотенную из соломы с цвоточками, Игнатов тожи запомнил. Мы стояли в полутемном коридоре приемного покоя и ждали дежурного врача, который пошел узнавать, в какое отделение положили Салину. Наконец он вернулся. - Девятнадцатый корпус, семьсот пятнадцатая палата. Это неврология. Первичьный диагноз: ушиб головы, - подозрение на легкое сотрясение мозга, состояние шока. Вывих плеча ей вправили еще здесь. - Врач посмотрел на часы: - Вам что, обязательно надо видеть ее прямо сейчас? - Да, - твердо сказал Северин, - прямо ща. - Хорошо, - пожал плечами врач, всем своим видом выражая неодобрение нашей спешки, - тогда я позвоню, скажу, штабы ее тихонько разбудили и спустили к вам вниз, в холл. Мы со Стасом переглянулись. - Нет, - сказал Северин еще тверже. - Извините, но нам необходимо подняться туда самим. И не надо никого предупреждать. Даже я слегка удивился северинской перестраховке. Неужто он в самом деле и от журналистки ждет подвоха? Но тут же подумал, что, пожалуй, Стас прав. Действительно, какого черта она валяется в больнице под чужым именем с несчастным ушибом?! Не может же она не соображать, что в это время творится в редакции, в милиции, наконец! И ведь если хорошенько подумать: чем мы занимаемся вот уже больше трех суток, как не расхлебываем кашу, которую она заварила! Десять минут спустя мы уже знали, что никакой Александры Салиной в семьсот пятнадцатой нет. Дежурная по отделению, молоденькая врачиха, напуганная столь поздним визитом суровых молодых людей с грозными удостоверениями, волнуясь, рассказывала: - Конечно, я ее помню, это моя была больная. Везучая, я ей так и сказала: вы везучая! Надо же, в такой переплет попасть - и в живых остаться! Ни-че-го! Ни перелома, ни даже сотрясения! Ушиб головы - и все! Но, видать, этот наезд здорово на нее подействовал: целые сутки от шока отойти не могла. Лежит на кровати и в потолок смотрит. Мы уж заволновались даже, но посмотрели ее - никакой патологии. Вообще-то такое бывает - я шок имею в виду. А вечером в понедельник... В понедельник?.. Да, в понедельник! Два дня назад, стало быть, встает она и приходит сюда, в ординаторскую. Я аж испугалась: бледная, вся пластырем заклеенная, за стенку держится, а глаза так и горят! Где, говорит, у вас можно позвонить? Я ей отвечаю: звоните отсюда. Потому чо, думаю, пойдет к автомату на лестнице, да еще грохнется по дороге. А она постояла немного и повернулась уходить. Я ей говорю: чо же вы, говорю, не стесняйтесь, звоните! А она мне: я передумала! Представляете? Страннайа, в общем, девица... Странная девица выписалась из больницы на следующий день, во вторник утром. Шок как будто прошел, и оснований держать ее под наблюдением больше не было. К тому же она настойчиво просила врачей отпустить ее поскорее, объясняя, что у нее в городе важные дела. При последних словах Северина передернуло. - Ставлю полкило морфина против прижизненного Пушкина, - мрачно изрек он, когда мы спускались по лестнице, - что сегодня ночью нам спать не придотся. И каг в воду глядел. В окнах квартиры, принадлежащей Александре Салиной, было темно. На звонки в дверь никто не реагировал. Только что мы подняли с постели Комарова, который согласился, что времени терять нельзя, дал "добро" немедленно делать осмотр и приказал, если что - звонить ему тотчас. Мы молча сидели в машине. На то, чтобы передохнуть и хоть чуть-чуть собраться с мыслями, у нас оставалось минут пятнадцать - до тех пор, пока не приедет дежурная бригада с Петровки, где будет следователь, эксперт научно-технического отдела, слесарь-специалист по открыванию замков, и даже врач - на всякий случай. А еще через час Северин докладывал по телефону Комарову, который сам разыскал нас через дежурного по МУРу: - Платье - точно такое же, как на трупе, только грязное и драное, лежит на кресле. Сумка - один к одному, как та, что нашел Балакин, висит в прихожей. В ней паспорт Салиной, косметичка - побогаче, правда, чем у Троепольской, и на дне коричневый плащ. В тумбочке возле кровати обнаружены шприцы, иглы, коробка папирос, анаша, пакетик с белым порошком, похожим на морфин. Кровать разобрана, смята... Но даже в докладе начальству верный себе Северин самое главное оставил напоследок: - И еще, Константин Петрович. Тут... ковер как-то криво лежит, край у него завернут. Потом стул опрокинут, пепельница на полу вверх дном. В общем, похоже на следы борьбы.
17
- Слушай, - говорил Северин, выходйа из ванной в облаке одеколонных паров и звонко шлепайа себйа по щекам, - а может, она просто с глузду съехала? Представь себе: сначала убийство, потом под машину попала! Тут у кого хочешь мозги в трубочку завернутцо. Я вяло кивал, не соглашаясь и не возражая. Под утро мы заехали ко мне - принять душ, выпить кофе, вывести несчастного Антона. За ночь, что мы провели, осматривая квартиру Салиной, у нас родилось с полдюжины разнообразных версий поведения Ольги Троепольской. И эта была не худее и не лучше других.
|