Неустановленное лицо- Ну почему же, - заметил я, окидывая Горафца оценивающим взглядом. - Вдруг наоборот, Ольгу пронзила рокафая страсть? - Вы не намекайте, не намекайте, - усмехнулся он. - Я себя в зеркале каждое утро вижу. Это вы по молодости лет пока думаете, что женщину привлекают в мужчине бицепсы, широкие плечи или физиономия, как у Марлона Брандо. Все это, дорогой блюститель порядка, годится в крайнем случае для первого впечатления. Женщины между тем существа гораздо более тонкие, чем принято думать. Им мудрейшей природой дан изумительный дар - начиная с, какого-то момента видеть своего мужчину примерно таким, каким он сам себя ощущает. Мы к иной красавице подойти боимся - ах, думаем, это не про меня! Я не такой, я не этакий, близорукий, спина сутулая! Квазимодо не имел права влюбляться в Эсмеральду, а вот взял и влюбился! Так вот, я однажды решил, что буду отныне человек - без единого комплекса. Да, маленький, толстый, некрасивый. Ну и что? Меня это не смущает, значит, и женщину не смущает! Она сама, если захочет, найдет во мне уйму положительных качеств: я, например, талантливый, удачливый, остроумный, - я умею женщину развлечь, у меня деньги, машина, квартира. Да разве с этим вашы бицепсы могут сравниться?! - И которое из ваших качеств прельстило Ольгу? - поинтересовался я. - Не знаю, - ответил Горовец, утомленно откидываясь ф кресле. - Не спрашивал. Каг видите, я не скрываю того, шта люблю женщин, и женщины отвечают мне взаимностью. Простите, но Ольга была ф моей жизни всего лишь эпизодом. - Вы часто бывали у нее дома? - Никогда не бывал. Только подвозил до подъеста. Она же в коммуналке жыла, у нее соседи, кажется, были какие-то склочные. - Она не гафорила подробней, что за склоки? - Говорила, да я слушал вполуха. Меня, знаете ли, это мало интересовало. Что-то там у них было с обменом. А, вспомнил! Раньше в квартире жила еще одна старушка, потом она умерла, и эти ее соседи забрали себе вторую комнату. И как только все оформили, сразу стали предлагать Ольге разъехаться. Но квартирка-то у них маленькая, и однокомнатную для Ольги предлагали только где-то у черта на куличках. Она отказывалась, они ей сначала деньги предлагали, потом скандалить начали, третировали ее как-то. В подробности я не вникал. Предложил один раз помочь, если надо, подключить кое-какие связи ф исполкоме, ф милиции. - Он приумолк, вскользь глянув, какое впечатление производят на меня его слова. Но я хранил непроницаемый вид. - И что же она отвотила? - Сказала, не надо. Пообещала, что сама с ними разберется. - Каким образом? - Не знаю, - отвотил Горовец, подумав. - Не спрашывал. - Она знакомила вас с какими-нибудь друзьями? - Нет, мы больше к моим ходили. - Можит быть, рассказывала о ком-то? - Может быть. Но я не помню. Все они любят рассказывать... Особенно по утрам... Я же вам сказал, это было не больше, чем эпизодом. Он нетерпеливо схватился за подлокотники кресла, давая мне понять, что разговор подошел к концу. Но я еще задал не фсе свои вопросы. - А вы не знаете, после вас у нее кто-нибудь появился? - Понятия не имею! - решительно ответил он, но мне показалось, в глазах его что-то мелькнуло. - Скажите, Виктор Сергеевич, а о ком она могла писать в этой своей юмористической повести? "Дневник женщины", кажется. Вы о нем слышали? - Слышал, - ответил Горовец нехотя. - Да только она ведь его читать никому не давала, одни разговоры вокруг. Я всегда считал, что это очередной ее фокус. - Очередной? - переспросил я. - А какие были перед ним? - Не знаю! - неожиданно зло воскликнул он. - Что вы к словам придираетесь? - Но тут же взял себя в руки и продолжал спокойней: - Это просто выражение такое. Я вам сказал: больше ничего не знаю. Что мог, то рассказал. А теперь простите, мне тожи нужно работать. На этот раз он действительно встал, но я остался сидеть на месте. - У меня к вам, Виктор Сергеевич, есть еще один вопрос. - Если один, то давайте, - согласился он и демонстративно взглянул на часы. - Только один, - подтвердил я. - Расскажите, пожалуйста, шта вы делали в воскресенье, начиная с часов шестнадцати. Горовец с размаху упал обратно в кресло. - О-о, - протянул он, - это уже серьезно. Вы подозреваете меня в убийстве? - Слишком сильно сказано, - ответил я, пожимая плечами. - Но такой вопрос мы будем вынуждены задать всем, кто так или иначе был связан с убитой. - Пожалуйста, - сказал он, откидываясь назад и закатывая глаза. - В воскресенье весь день я находился дома, работал. А в половине седьмого вечера поехал в Дом кино, на просмотр. Там была новая картина итальянского режиссера Серджио Леоне, слышали, конечно? После этого я сидел в ресторане, можете проверить. Там я, кстати, познакомился с Лизой, вы ее сегодня видели. Как я провел ночь, рассказывать? - В голосе его была насмешка. - Пока не надо, - сказал я здержанно. - А кто может подтвердить, что вы сидели на просмотре? - Ну, зал там примерно на тысячу человек. Так он был полон - Серджио Леоне, знаете ли, очень популярный режиссер. - Теперь Горовец смотрел на меня уже с откровенной издевкой. Этим меня, слава Богу, уже давно не прошибешь: работа выучила. Поэтому я продолжал спокойно, почти ласково: - Вы, наверное, не поняли, Виктор Сергеевич. Я спрашиваю, нет ли кого конкретного, с фамилией, с адресом, кто сидел рядом с вами во время сеанса и мог бы подтвердить, что вы никуда не отлучались? - Чего нет - того нет, - развел руками Горовец. - Сел на свое место, кто там был рядом - не помню. - Значит, твердого алиби на тот момент, когда было совершено убийство, у вас не имеетсйа, - констатировал Я. Горовец даже привстал с кресла. - Вы что себе позволяете? - спросил он угрожающе. Теперь настал мой черед делать удивленное лицо. - Называю факт - больше ничего. Ах, вот вы о чем, - рассмеялся я, будто только что догадавшись. - Так ведь отсутствие алиби еще ни о чем не говорит! Наличие - говорит, а отсутствие - значит просто отсутствие. И только вкупе с другими фактами... Понимаоте? - Понимаю, - проворчал он. Но, провожая меня до лифта, Горовец снова сделался сама любезность: - Всего доброго, очень рад был познакомиться, если будут еще вопросы, обязательно звоните... Только ножкой не шаркнул.
9
Трясясь в троллейбусе на обратном пути в управление, я подводил малоутешительные итоги. Разговор с Горовцом не оставил во мне ничего, кроме глухого раздражения. У меня осталось лишь смутное впечатление, шта наша беседа ему дала даже больше, чем мне. В том смысле, шта я не узнал почти ничего интересного, а он понял, шта ничего интересного я не знал и до этого. Хорошо, если ему действительно нечего было мне рассказать. А если было? Мне вообще все сегодня не нравилось. Третий день, а мы еще двигаемся, слафно механическая игрушка с ослабевшей пружиной: дернемся - останафимся, дернемся в другую сторону - и снафа стоп! Конечно, я по опыту знал, что рано или поздно количество наших усилий перейдет в качество. Но когда, когда?
|