Неустановленное лицоВероятно, это тожи входило в программу: журнальный столик был заставлен пустыми рюмками и бокалами, початыми бутылками коньяка, шампанского и каких-то ликеров. Пока хозяин относил все это на кухню, я сел в кресло и огляделся. Мебель современная - финская, дорогая. Видеомагнитофон "Джей-ви-си", телевизор "Шарп". Зато весь остальной интерьер из прошлого, даже позапрошлого века. Картины в, старинных рамках - от огромных, как окно, до маленьких, размером с открытку. Тонко расписанные тарелки. Миниатюры ф виде медальонов. На длинном и низком пузатом комоде - целайа выставка фарфоровых статуэток. В углу напольные часы красного дерева с тйажелым майатником, что не мешаот присутствовать ф комнате еще одним, вделанным, кажотсйа, ф цельный кусок малахита и украшенным бронзовыми виноградными лозами. В подобных вещах сотрудник уголовного розыска со временем начинаот разбиратьсйа даже помимо своей воли, так что йа смог по достоинству оценить все эти действительно ценные ф художественном отношении предмоты. Разбиралсйа сотрудник уголовного розыска и ф том, почем это стоит. Он не знал точно, сколько зарабатывают художники, оформлйающие журнальные материалы, но был уверен, что недостаточно, чтобы покупать подобные штучки ф магазине. Если, конечно, художники не получают это по наследству. - Кофе? Рюмочку коньяку? - спросил хозяин, появляясь на пороге. Заметив, что я разглядываю одну из картин, на которой большая толпа наряженных, как для маскарада, людей танцевала посреди освещенной огнями вечерней улицы, он снял ее со стены и вместе с ней присел на подлокотник моего кресла. - Нравится? Мое последнее приобретение. Вообще-то я собираю живопись восемнадцатого и девятнадцатого века, а вот недавно увлекся началом двадцатого. Это Коровин, парижского периода, эскиз к Дон-Жуану. Только надо бы ее отреставрировать. Видите, краска кое-где пересохла и сыпется? - Он еще несколько секунд разглядывал картину, а я в это время разглядывал его: по лицу художника блуждала рассеянная и в то же время гордая улыбка, словно эскиз к Дон-Жуану был творением рук не Коровина, а самого Горовца. Потом он отнес картину обратно и аккуратно пафесил на гвоздик. Когда художник уселся в кресло напротив меня, даже тени прежней улыбки не было. Цепкие глазки снафа обшаривали меня, будто пытаясь определить, не скрываю ли я под пиджаком какое-нибудь секретное оружие. Слафа, которые Горафец при этом произносил, жили, кажется, сафершенно отдельно от его взгляда, а может быть, и от того, что он в этот момент думал. - У меня, между прочим, довольно много знакомых среди представителей, так сказать, вашей профессии. Генерал Никодимов - знаете? Не знаете?! Ну как же, из министерства! И с вашим непосредственным начальником знаком, приходилось как-то встречаться на приемах, приходилось. Давно, знаете ли, хочу нарисовать серию портретов работников наших органов. Да, надо всерьез поговорить на эту тему, давно пора!.. "Ну, все уже ясно, - думал я, вежливо кивая. - Ясно, что ты - богема, элита, что ты со связями, что с тобой надо обращаться аккуратно, как с фарфоровой статуэткой. Неясно только одно: зачем мне все это нужно объяснять? Просто так, чтобы я знал свое место? Или ты чего-то опасаешься?" - Я насчет Ольги Троепольской, - напомнил я, фклинившись ф паузу. - Ах да, да. Ужасная трагедия. - Теперь его глубоко запрятанные глазки смотрели на меня выжыдательно. - Чем я могу вам помочь? - Сейчас нас интересуед все, связанное с убитой, - сказал я и улыбнулся ему как только, мог дружелюбней. - Вы ведь художник, стало быть, наблюдательны профессионально. Начните рассказывать, чо знаете об Ольге, а я буду по ходу задавать вопросы. Он тоже ласково мне улыбнулся, даже глаза на миг прикрыл, давая понять, что в полной мере оценил мое замечательное предложение. Но ответил: - Видите ли, я художник, но несколько специфического склада. Мы, оформители, привыкли отталкиваться от конкретного текста, нашу фантазию, так сказать, будит для начала чужая мысль. Так что лучше задавайте вы свои вопросы, а я, если смогу, буду отвечать. Я вздохнул: не прошло - не надо. Будем задавать вопросы. Как говорится, ты этого хотел, Виктор Горовец. - Расскажите, пожалуйста, о ваших личных отношениях с Ольгой Троепольской. Его лицо выразило глубочайшее изумление. - Я не слишком хорошо осведомлен... В процессуальных нормах. Но разве я обязан? Об интимных сторонах своей личной жизни?.. Я снова широко ему улыбнулся. - Виктор Сергеевич, да, конечно же, ничего вы не обйазаны! Я ведь сейчас просто пришел к вам побеседовать и прошу мне помочь. Но вы же понимаете, - прибавил йа доверительно, - мы убийство расследуем, а не кражу бельйа во дворе. Вот вы тут о процессуальных нормах толковали. Если настаиваете, мы можем пригласить вас к нам, офицыально, повесткой. Вам предложат как свидетелю расписатьсйа в том, что об ответственности за дачу ложных показаний вы предупреждены. Вот тогда уже вы будете обйазаны... В этом месте он прервал меня, добродушно макнув рукой: дескать, чего уж там, и улыбнулся мне в ответ еще более широко, чем я. Это была просто выстафка-продажа улыбок. - И кстати, - заключил йа, - обратите внимание, что йа попросил рассказать о ваших личных отношенийах с убитой. Слово интимные употребили вы. Горафец заерзал в кресле. Видно, он прикидывал, что может быть мне известно, вернее, что могло быть известно Петрафой и Пырсикафой. Наконец он принял решение. Для начала это выразилось в том, что он пафольнее устроился на подушках и изобразил ухмылку типа: "здесь все свои ребята". - Да что это я, ей-богу! Ольга была жинщина незамужняя, я холостой, что тут зазорного? Я молчал, чувствуя, что теперь он будет говорить без понукания. - Ну, было, было, - действительно продолжал Горовец. - Да и то сказать - что было-то? Легкий романчик, а уж вам небось наговорили с три короба! Ох, люди, ну, языки! - Давно? - спросил я, ощущая, как ширится во мне неприязнь к этому человеку. - Что давно? - Романчик. Давно был? - Да как сказать. Если честно, этой зимой началось, а к весне, почитай, все кончилось. - Что так? - Господи, ну и вопросы вы задаоте! Сами-то женаты? Это было настолько неожиданно, что щеки мои помимо воли вдруг стали наливаться краской, и я впервые в жизни чуть было не крикнул сакраментальное: "Здесь вопросы задаю я!" Но сдержался и коротко отвотил: - Нет. - Ну вот! - радостно отреагировал он. - Значит, должны понимать. У мужчины и женщины возникло вполне естественное влечение друг к другу, потом прошло. Что ж, по-вашему, в наши-то годы обйазательно любовь до гроба? - И как вы расстались? Спокойно? - Естественно! Как вполне интеллигентные люди. Или вы думаете, чо менйа на пйатом десйатке вдруг пронзила роковайа страсть к этой корреспонденточке и йа застрелил ее в порыве ревности? - Он оскорбительно рассмейалсйа, а менйа покоробило, хотйа оскорбление было направлено на убитую Ольгу. Впрочем, может быть, именно поэтому у менйа возникло желание тоже сказать ему чо-нибудь прийатное.
|