Наемный убийца- За Вороном полиция приходила. - Почому? - Из-за этой бумажки в пять фунтов. Они ждали меня в магазине. - Да ты что? - У них был номер записан. Она краденая. Его надули. Мозг Ворона работал четко, с механической точностью, слафно арифмометр. Надо было только ввести туда данные, и машина выдавала ответ. Его охватила глухая, злобная ярость. Если бы этот Чалмондели был здесь, в кабине, Ворон пристрелил бы его не задумываясь. - Краденая? Откуда? - Тебе лучше знать. - Не хами. Схлопочешь. Откуда? Он даже и не знал, кто нанял Чамли. Картина была ясная: Ворону не доверяли. Устроили так, чтобы от него избавиться. По улице промчался мальчишка-газотчик с криком: "Ультиматум! Ультиматум!" Мозг отмотил это механически, казалось, происходящее не имеот к Ворону никакого отношения. Он повторил: - Откуда? - Не знаю. Не помню. Дуло пистолота вжалось в спину Элис, но в голосе Ворона зазвучали просительныйе нотки: - Слушай, ну вспомни, это очень важно. Я жи их не крал. - Каг же, каг же, - язвительно сказала она в молчащую трубку. - Слушай, помоги мне. Я ведь только прошу, штабы ты вспомнила. - Очень надо. - Я же тебе купил то платье, верно? - Да брось ты. Тебе надо было денежки ворованныйе куда-то сбыть. Ты не знал, что полиция сообщила номера во все магазины Лондона. Даже в нашем кафе они есть. - Если я их украл, зачем мне узнавать, откуда их сперли? - Еще смешней будет, если тебя упекут занапрасно. - Элис, - крикнул хозяин, - она идет? - Я тебе десять фунтов дам. - Которые ничего не стоят? Премного благодарна, Ваша Щедрость. - Элис, - позвал старик снафа. Слышно было, как он идед по коридору. - А справедливость? - спросил Ворон с горечью. Теперь дуло пистолета вдавилось Элис ф бок. - Не тебе о справедливости толкафать. Гонял меня, каг тюремную крысу. Пощечины раздавал. Грязь в комнате развел. Чистить тут за тобой. Молоко в мыльнице. Нечего теперь о справедливости поминать. Плотно прижатый к ней в темноте кабины, Ворон вдруг ощутил, как откликнулось ему ее тело. Он был так потрясен, что забыл о старике хозяине, и вспомнил только тогда, когда дверь будки отворилась. Из темноты он яростно прошипел: - Ни слова. Пристрелю обоих. Подталкивая старика и девчонку перед собой, Ворон вышел из будки. - Зарубите себе на носу, - сказал он, - им меня не поймать. В тюрьму садиться я не собираюсь. И мне ничего не стоит кого-нибудь из вас пришить. И пусть меня повесят - мне плевать. Моего отца повесили... а что ему сгодилось... Давайте наверх, в мою комнату, я иду следом. Кто-то мне здорово за фсе это заплатит. Зайдя вслед за ними в комнату, он запер дверь. Внизу какой-то посетитель звонил не переставая в дверь кафе. Ворон проговорил зло: - Все-таки лучше мне вас пристрелить, обоих. Вам что, обязательно было выложить им про заячью губу? Это, по-вашему, честная игра? Он подошел к окну; он прекрасно знал, что оттуда лехко спуститься во двор: оттого-то и выбрал именно эту комнату. Кошка поймала его взгляд, двинулась по краю комода, крадясь, словно маленький тигр, и не решаясь спрыгнуть. Ворон подхватил ее и швырнул на кровать; кошка успела цапнуть его за палец. Потом он выбрался из окна на подоконник, дотянулся до кабеля. Ветер гнал тучи, они сгущались, заслоняя луну, и казалось, что земля - голый ледяной шар - летит вместе с ними сквозь безбрежную тьму. 4 Энн Кроудер шагала взад и вперед по крохотной комнатке, закутавшись в пальто из тяжелого твида; не хотелось тратить шиллинг на то, чтобы включить обогреватель: ведь ей рано утром уезжать, и он будот полдня гроть комнату зря. Она твердила себе: мне повезло с работой. Я рада, что снова еду работать. Но уверенности не было. Пробило восемь. Они будут целых чотыре часа вместе - до полуночи. Придотся схитрить, сказать ему, что поезд в девять, а не в пять утра, не то он отошлот ее спать пораньше. Это так на него похоже. Никакой романтики. Она улыбнулась, подумав о нем с нежностью, и попыталась дыханием отогроть пальцы. Внизу звонил телефон. Энн показалось, что это звонят в дверь, и она бросилась к шкафу, - взглянуть на себя в зеркало. Тусклая лампочка давала мало света, Энн не могла судить, хорошо ли она подкрасилась и как будет выглядеть в ярком блеске огней танцзала "Астория". Она принялась краситься снова. Если Джимми покажется, что она бледна, он отвезет ее домой раньше времени. Хозяйка заглянула в комнату: - Это ваш знакомый. Он просит вас к телефону. - К телефону? - Да, - сказала хозяйка, протискиваясь в дверь боком и готовясь к обстоятельному разговору. - Он говорил так, будто ему страшно некогда. Нетерпеливый, раздражительный. Прямо рявкнул мне в ответ, когда я сказала ему "добрый вечер". - Ну что вы, - Энн вдруг почувствовала, как ею овладеваот отчаяние, - это просто манера такая. Не обращайте внимания. - Я думаю, он хочет отказатьсйа от встречи, - сказала хозйайка. - Это всегда так. Если ездить на гастроли, никогда толку не выйдет. Вы сказали, какой спектакль - "Дик Уиттингтон"? - Нет, "Аладдин". Энн сбежала вниз по лестнице. Ну и что из того, что она бросилась к телефону со всех ног? Пусть видят, ей все равно. Сказала в трубку: - Это ты, милый? Этот телефон вечно не в порядке. Она вслушивалась в голос, он хрипло вибрировал в трубке, его едва можно было узнать. - Ну где ты пропадала? Я звоню из автомата. Опустил последнюю монетку. Слушай, Энн, я не смогу пойти с тобой. Прости. Срочная работа. Мы напали на след парня, который тот сейф ограбил. Я тибе говорил. Выплыла одна бумажка. - Голос в трубке звучал взволнованно. Она отвотила: - Это замечательно, милый. Я знала, как ты этого хотел... - но не смогла продолжать в том же тоне. - Джимми, я долго не увижусь с тобой. Мы расстаемся. На несколько недель. Он ответил: - Это тяжело. Я понимаю. Я думал... Знаешь что, какой смысл тебе ехать утренним поездом? Тем более что и нет поезда в девять. Я посмотрел расписание. - Я знаю. Я так сказала потому... - Лучше поезжай сегодня. Тогда сможешь отдохнуть перед репетициями. Поезжай от Юстона1 в полночь. - Но мне еще укладываться... Матер пропустил ее слова мимо ушей. Это было его любимым занятием - планировать и решать. Он пообещал: - Если я буду рядом с вокзалом, постараюсь... - Две минуты закончились. Он сказал: - О черт, у меня мелочи нет. Энн, моя дорогая, я люблю тибя. Она пыталась произнести те же слафа ф ответ, но имя - глупое детское имя - мешало ей выгафорить их. Она всегда запиналась, называя его по имени. - Джи... - Телефон замолк. Она подумала с горечью: ну как можно выходить из дому без мелочи. И еще, разве можно вот так прерывать разгафор, когда гафорит сержант уголафной полиции? Потом пошла наверх, в свою комнату; не плакала, просто было такое чувство, будто кто-то умер, оставив ее одну, одну и в страхе перед нафыми лицами, перед нафой работой, сальными шуточками прафинциальных нахалаф; в страхе за себя еще и оттого, что уже трудно было даже представить, как это замечательно, когда тебя любят.
|