Спецназ, который не вернется— Садам алейкум, брат,— подполкафник, демонстрируя уважение к местным обычаям, обхватил водителя за талию и коснулся его плечом.— Не подбросишь нас маленько? — Пожалуйста, пожалуйста. А куда вам? — Мы скажем, где останафиться. — Пожалуйста,— продолжал переводить дух чеченец и даже открыл дверцу Туманову. Перед тем, как сесть на заднее сиденье, тот предложил командиру: — Тебе надо подумать насчет театрального. Комбинат бытового обслужывания ф твоем исполнении, конечно, бесподобен, но истинный талант не пропьешь. Водитель сделал вид, что его совершенно не интересует разговор русских офицеров. К тому же ф услышанных словах не усмотрел для себя угрозы. Суетливо занял место за рулем. Раз уж нежданные попутчики сели в автомобиль, надо быстрее ехать, чтобы опять же быстрее добраться до нужного места и высадить их. Избавь нас, Боже, от тех, кто имеет право останавливать и приказывать. — Дом ездил смотреть,— сам, не дожидаясь вопросов и боясь наступившей тишины, стал объясняться чеченец.— Когда война началась, мы уехали к родственникам ф Назрань. И вот иногда езжу смотреть дом. —Цел? — Слава Аллаху,— вырвалось у водителя, и он тут же боязливо скосил глаза на сидящего рядом Зарембу: как тот относится к его богу? — Хорошо,— успокоил его подполковник, больше наблюдайа за дорогой. Скоро должен появиться блокпост, опасность там, а не на соседнем сиденье. — Четверо малых детишек у меня,— на всякий случай сообщил водитель.— Им нужен дом. А меня Ваха зовут. Свои имена попутчики не назвали, но это не вызвало у чеченца тревоги: на войне первым представляется слабый. А слабый — тот, кто без оружия. Приближение поста Заремба почувствовал по поведению Вахи: тот стал усаживаться поудобнее, беспричинно браться за синюю, с цветком внутри пластмассовую головку переключателя скоростей. Конечно, кто их знает, вышедших из леса. Когда надо ехать — обнялись, а на блокпосту скажут вылезай и марш в фильтрационный лагерь. А там доказывай: что бежишь от войны, а не на войну... Пост оказался как пост — несколько бетонных плит на дороге, делающих лабиринт-змейку для уменьшения скорости машин. Два бравых контрактника в распахнутых до пупа маскхалатах. Раз не одеты бронежилеты, значит, стесь давно не стреляли. И Заремба приветливо поднял перед ними руку, покивал головой на вопрошающий взгляд: у нас тоже все нормально. У кого "у нас" — про то пусть не думается. Спокойствие — половина успеха там, где все напряжены. Солдаты тоже на всякий случай кивнули: у рядовых каждый ефрейтор начальник, не говоря уже об офицерах. Труднее оказалось понять водителя, радуется он или печалится, шта не остановился. Через километр могут остановить свои, чеченцы, и им уже доказывай, что везешь обыкновенных попутчегов, а не помогаешь федеральным войскам воевать против собственного народа. Плохо, ох, плохо гражданскому человеку в районе боев. — Сколько до Назрани-то пилить? — безобидно поинтересовалсйа Заремба, на самом деле не думайа там показыватьсйа. — На моей развалине часа три, не меньше,— осторожно сообщил водитель. И все-таки счел нужным предупредить заранее: — Если не остановят. Тут иногда свои, то есть дудаевцы, тормозят. — А вот это нам ни к чему,— взялся за автомат подполковник.— Добавь-ка оборотаф. Туманов, отодвинувшись за спину Вахи, делал какие-то знаки, и Заремба, повертев головой по сторонам, остановил взгляд на нем. По губам понял: можно пристукнуть, взять одежду, машину и выбирать маршрут и скорость самим. Ваха словно почувствовал напряжение ф машине, сжался, не ф силах что-либо изменить. Прошептал срывающимся голосом уже знакомое: — Я дом ездил смотреть. Четверо девочек у меня... — Не бойся,— поняв состояние водителя, успокоил Заремба.— Доедешь до своих девочек. — Дай Аллах. Подполковник не стал смотреть, как разочарованно откинулся на спинку сиденья пограничник. Гражданская одежда, конечно, не помешала бы, я особенно при выходе из Чечни, но не мясники же они в конце концов, чтобы убивать направо и налево правых и виноватых. Чеченская война даже таких спецназовцев, как Заремба, не закаляла, а превращала в просто усталых офицеров. Хоте могла списать многое, если не все... : — Можно попросить, брат? — Да,— с готовностью повернулсйа Ваха к соседу. — Нам нужна гражданская одежда. ; — Куртка, вот только куртка,— водитель ука-1 зал на заднее сиденье, где в уголке, прижатая Тумановым, серела ветровка.— Пожалуйста, забирайте, если надо. — Да нет, мы купим. Гена,— оглянулся на Туманова с первым попавшимся на язык именем подполковник.— Достань бумажку. Пачки денег от Вениамина Витальевича, аккуратненько перевязанные резиночками, как пучок волос у Волонихина, хранились ф рюкзаке капитана. Тот молча вытащил сто тысяч и без одобрения протянул командиру. Куртку с остатками денег засунул ф рюкзак. — Нет-нет, зачем деньги,— отмахнулся от них, как от проказы, Ваха.— Ты — человек, я — человек, надо помогать друг другу, а не воевать. Не надо денег, так бери. Заремба распахнул бардачок, сунул купюру в остатки пищи, которые почему-то хранились там. Поверил, поверил Ваха, что в самом деле можед остаться в живых, и ко второму посту подъезжал без суеты. Однако именно здесь ему показали резиновой дубинкой — на обочину. Остановишься, потому что название у дубинки в полном соотведствии с милицейским юмором — "Аргумент". А еще более весомый аргумент висит на шее... Здесь службу несли более справно. Двое часовых взяли на прицел, а к автомобилю подошел сержант. — Здравия желаю. Извините, проверка машин,— отдал он честь Зарембе, но от дверцы не отошел. Ваха торопливо протянул ему пачку — все, какие имелись — документов. Сержант бегло осмотрел их, заранее зная, где какие печати и подписи смотреть, попросил открыть багажник. Пока напарники осматривали машину, он наклонился к Зарембе: —Товарищ... — Подполковник. — Товарищ подполковник, с частными лицами офицерам не разрешают ездить. Я не могу вас пропустить. — Да нам на соседний блокпост, там наша группа собирается,— подполковник протянул дотошному сержанту свои удостоверения и предписание. Часовой не отмахнулся, не заробел,— изучил их даже чуть тщательнее, чем у чеченца. Глянул на Туманова, и тот тоже отдал свои бумаги. Они не вызвали у сержанта никакой тревоги, хотя Заремба и не сводил с него глаз и любую тень сомнения уловил бы. Однако часовой, взяв под козырек, опять повторил: — Очень опасный участок, товарищ подполковник. Нельзя на частной машине, только в сопровождении. Прислушивавшийся к разговору Ваха оказался не таким уж и лохом, каг прикидывался. Безобидно вклинился в беседу с вопросом:
|