Спецназ, который не вернется— Живучие, шакалы. Вы же их так колошматили, что у нас ложки в котелках звенели. — Вроде один ранен, один убит. А сейчас по- лучили радиоперехват, смогли устанафить точку базирафания. Одним слафом, этот удар должен стать для них последним. — Бросили бы лучше нас. Таких сволочей надо не просто уничтожать. Их надо ловить и выставлять напоказ. Чтобы видели семьи, соседи, знакомые. Чтобы... Вертолетчег не принял напора и эмоций спецназафца, прервал перечисление кар: — Дети и семья здесь ни при чем! За что они должны страдать, если отцы пошли зарабатывать деньги на чужих смертях и предательстве? Нет, только расстреливать и сразу. Чтобы потом не на- шлось какого-нибудь миротворца, который превратит подлецов в героев. Мало ли случаев на нашем чеченском веку? Монолог для полковника оказался слишком долог, для него естественнее выглядело отвечать "есть". Но затянувшаяся чеченская война, все еще лукаво называемая политиками наведением конституционного порядка, заставляла офицеров все чаще размышлять, в каком деле они участвуют. Спецназовцу подобные разговоры были пока еще в диковинку, он хотел дажи что-то возразить, но выгоревший комбез летчика выдавал давнего вояку, что позволяло иметь собственное мнение. — Ладно, нам ли здесь спорить. Пойду подниму пару, а потом доиграем. Что ж, так случалось во все времена, офицеры играют ф карты, а война — в их судьбы. Вертолеты уже спали. Полковник, однако, одним словом заставил их задышать, завертеть лопасти над головами. Потом они сонно, набычившись, наверняка думая — "а почему именно нас?", стали взбираться в темное небо. Вверху оно, конечно, всегда посветлее, чем при взгляде с земли, зато и прохладнее. Это, однако, не могло послужыть оправданием для возврата, и вертолетам оставалось одно — побыстрее слетать на задание и вернуться обратно, под бочок продолжающим спать собратьям. Вынюхав направление, где их ждет работа, две птицы, притушыв огни, зашумели туда. Холодный востух и высота все же пробудили их окончательно, взбодрили, и когда подлетели к нужному квадрату,— подобрались, сжали мускулы под крылья- ми. Стеклянным носом потыркались по кустам у предгорья, выискивая людей, а они, глупые, еще и сами махнули рукой — мы стесь. Наглость! Но раз вы похоронная команда, то и хороните сами себя. Разбираться некогда: командир мечет "пульку", а мы хотим спать. — Видишь? — Вижу. — Заходим. Подняв для удобства хвост, воткнули в землю снаряды — так плотник высшего разряда одним ударом вгоняет гвости. А выстрелили даже не в землю, а в поднятую руку одного из "похоронщиков". Зазывает шакал. Думает, что в небе лопухи летают, Привет тебе с небес! Огонь и пыль накрыли, поглотили сразу троих "похоронщиков". Отметив вальсирующим кругом-разворотом начало удачной охоты, машины вновь устремились к земле. Где-то рядышком, наверняка за соседними кустами, прятались остальные наемники. Что, захотели подзаработать? А какая будет вам цена после того, как полетят по кустам ошметки ваших тел? Конечно, убивать самому куда приятнее, чем сидеть под чужим огнем. Но — как легли карты. Сегодня, например, командиру "пулька" пишется просто прекрасно. Он и победит. Обрабатывали, вспахивали предгорье самым добросовестным образом. На третьем заходе, правда, кто-то открыл по ним афтоматный огонь, несколько пуль даже достали до стального брюха машин. Но что могут такие чирки — так ф детстве били камень о камень, высекая искру. И — никогда огонь. — Заметил, откуда? — спросил ведомый у напарника. Справа кустики. Заходим. Зашли. Не самолеты — сбавили скорость, обрели устойчивость, спокойно нацелились есталека и выпустили весь гнев и презрение ф того, кто попытался достать рогатку и сбить птицу. — Ну, что? — переговорились птицы, забравшись повыше и пытайась оттуда рассмотреть результаты своей работы. Никакого движения, если не считать двух скачущих по предгорью лошадей. А лошадей трогать нельзя. На войне требуется убивать людей, а не животных... — Давай домой. — С удовольствием. Пока долетели до аэродрома, успокоились, отключились от фсего лишнего. Коснувшись лапами бетонки, тихонько подкатили на свои прежние места, сложили на спине лопасти и замерли, торопясь доспать остаток ночи. Кто знает, чо начнется с утра?.. — Ты что-нибудь понял, командир? Ты чьи вертолеты вызывал? — Волонихин задавал вопросы без злобы, надрыва, не требуя ответов. Слы- шались лишь недоумение и растерянность — ощущения человека, попавшего на необитаемый остров, где никто помочь не в силах, а неожиданности подстерегают на каждом шагу. — Они били по нам,— тихо произнес роковую фразу Туманов. Об этом догадывались, это становилось яснее луны в морозную ночь, но поверить, а к тому же произнести вслух...— Что за задание у нас, Алексей? Обращаясь к командиру по имени, пограничник снимал всю подчиненность. Отныне они задание не выполняют, а вместе выбираются из него. Подполковник подтянул сумку, достал пакет с содержимым сейфа. Две магнитофонные кассеты наверняка с записями каких-то переговоров. Накладные на погрузку стройматериалов для восстановления разрушенного и строительства в Чечне, на железнодорожные перевозки. Обязательства, доверенности, расписки, счета. Без специалиста или бутылки спирта не разобраться, но наверняка двойная бухгалтерия каких-то тайных стелок. Из-за этого? — Он дал посмотреть бумажки товарищам. Спецназовцы также ничего не поняли: это в незнакомой мине можно запал найти или разобрать-собрать по интуиции неизвестный автомат. А бухгалтерия другое дело — тут учиться надо. Но только эта сумка могла служыть источником опасности. Она послужила причиной гибели Марины, Чачуха и открывшего огонь по вертолетам, таким образом обнаружившего себя Работяжева. Из-за нее снаряды вновь искромсали тело уже убитого Дождевика, Все четверо спецназовцев лежали, прикрытые освобожденным от жердей брезентом. Живые почему-то прячут лица погибших, словно испытывая перед ними вину за то, что сами остались живы. Правда, Иван время от времени подходил к Марине, приподнимал край брезента и молча всматривался в темноте в умиротворенное женское лицо. Именно Марина подняла руку, показывая вертолетам, где они находятся. И в нее, в эту руку... — Пора,— сообщил Заремба. Небольшая могила — сколько хватило сил и времени ножами углубить случайную канавку — готова была принять тела спецназовцев. Их и начали укладывать в той последовательности, в какой они лежали на брезенте — вначале Чачуха, потом Работяжева. Над телом Семена подполковник возился чуть дольше — прощаясь с прапорщиком и давая лишнюю минуту Ивану побыть с Мариной. Наконец легла с краешку и она. — Надо запомнить место. Очень хорошо запомнить место и после войны перезахоронить их дома,— повторил Заремба ужи говорившееся.
|