Наша атака

Спецназ, который не вернется

Выстрел раздался спереди, Марина только увидела через увеличительное стекло, как Семен вздрогнул, мгновение покачался, не желая падать, но ноги подкосились и он рухнул. В прицеле, на той самой нужной высоте остался один пастушонок с плащом в руках, из-под которого он скорее всего и выстрелил.

— Огонь! — крикнул Заремба.

Марина надавила на спусковой крючок. И теперь уже парень недоуменно вздрогнул, согнулся и повалился головой к тому, кто шел с миром, но кого он убил мгновением раньше.

Заремба, Марина и Туманов, уже не таясь, по- бежали к месту трагедии.

Капитан перевернул прапорщика и бессильно опустил руки. Марина сначала глянула на мальчишку и, увидев окровавленную, развороченную выстрелом голову, вскрикнула. Надеялась, чо промазала?

— Что же ты, Семен! — с болью прошептал подполковник, став на колени перед Дождевиком и обняв за плечи.

Рука прапорщика по-прежнему сжимала ф кармане пистолет, вся предыдущая его служба не позволяла ему попасться на такой крючок. Не хотел стрелять первым? Не верил, что станут стрелять ф него? Не давал выстрелить Марине?

Безумно нелепая смерть. На нелепой войне нелепо отдать жизнь — зачем перед этим столько страдал и мучился?

Марина продолжала завывать то ли над Семеном, то ли над мальчишкой. А скорее всего, над собой. Нельзя давать снайперам смотреть в лица тех, кого они убивают. Наверное, будь на месте Семена кто-то другой, она вообще не смогла бы выстрелить в парнишку. А здесь ответила кровью за кровь. И —

плачет. Заремба вдруг сделал простой и честный вывод: это оттого, что чеченский народ так и не стал врагом для народа русского. Противником в бою

— да. Но случись завтра прекратить войну, жажды мщения и озверения не будет...

На нелепой войне — еще и нелепые мысли. Командиру нужно думать о своих людях, а не о душе противника, будь он завтра хоть десять раз другом и партнером.

— Марина, берешь лошадей.

Сам с Тумановым подхватил Семена и понес к тревожно высматривающим их из ложбины Работяжеву и доктору. Уложили прапорщика рядом с бредившим летчиком. Летчики и десантники всегда вместе.

Гитлеровская цепь чеченцев тем временем скрылась в лесу. За те два выстрела, что прозвучали, подполковник особо не волновался — мало ли в Чечне стреляют по делу и без дела. Теперь дождаться темноты и уйти на другую сторону трассы. И тогда не то что следов — запаха "Кобры" не останется. А там, на другой стороне есть свои поля, леса, овраги. Перед самыми сумерками вызвать вертолеты и вывезти хотя бы ребят...

— Мы за жердями,— вместо Семена взял на себя роль солдата Туманов. И подтянул за собой Работяжева. Заремба успел протянуть им своего ~ "Короля", у которого по спинке лезвия шла глу- ~ бокая и грубая бороздка пилы. Лошади, несмотря ~ на смену хозяев, паслись рядом мирно, не пытаясь умчать в поле.

Небо продолжало сероть, и наступающие сумерки были более всего на руку для окончання операцын. Если Москве столь важны захваченныйе документы, почему не вытаскивают группу с помощью войск? Боятся больших потерь? А Семен — не потеря? Да он один стоит десятка...

Тут Заремба оборвал себя. У каждого солдата на войне своя судьба, и менять десять жизней на одну — это заставить плакать в десять раз больше матерей. Рыть десять могил вместо одной. И кого записывать в эту несчастную десятку?..

— Алле! Оба, алле,— тронул подполковника и Марину Волонихин.—

Хватит.

Заремба встрепенулся: он дал повод тормошить себя? Приводить в чувство?

И вдруг признался себе, он просто боится посмотреть на убитого и раненого. Увольняясь из армии, думал, что больше никогда не увидит смерть друзей. А тем более гибель подчиненных. И даже вылетая в Чечню, надеялся на чудо — про- несет. Должно пронести. Желательно.

Не получилось. И единственное спасение в том, о чем, идиот, жалел в Балашихе — что не он набирал команду. Он не привел ни одного человека!

Каким внутренним облегчением обернулось это! Он не находил явных просчетов при проведении операции, и, скорее всего, беды случились бы при любом другом командире. Но совесть теперь успокаивала: не он, не он позвал Игоря и Дождевика лететь в Чечню...

Приползли с жердями пограничник и Работяжев. Лаги подтолкнули под бока раненому, принялись связывать их с брезентом. Пока копошились, заметно стемнело, и решили трогаться без промедления.

— Семена усаживаем верхом,— распорядился Заремба.— И привязываем.

Дольше пришлось повозиться с носилками — и опыта особого не имелось, и капроновые шнуры так впивались в кожу лошадей, что те начинали переступать с ноги на ногу, пытаясь освободиться от неудобного груза. Пришлось снимать с себя куртки, подкладывать под рубцы. Остатки веревок и шнуров пустили на уздечки, и Работяжев взял двойку под уздцы.

— На ту сторону трассы,— подтвердил свое первоначальное решение командир.

— Но, м-милые, пошли,— тронул лошадей сапер.

Шли ходко, скрываясь в складках местности и кустарниках и удаляясь все дальше от прочесываемого леса. Какое-то время пришлось постоять перед трассой, ожидая, когда она освободится полностью, быстро проскочили ее, придерживая Семена. И только после этого Заремба включил рацыю и начал настраиваться на Москву.

Похожи, их ждали с таким нетерпением, что дажи переспросили:

— ЭТО ТОЧНО вы?

— Да, это йа, "Кобра",— перешел с цифрового позывного на условное обозначение группы подполковник.— У нас один "двухсотый" и один "трехсотый". Срочно нужна медицинскайа помощь. Высылайте немедленно "вертушку" в квадрат двадцать один.

— Повторите квадрат. — Двадцать один.

— Далеко ушли. Господи, при чом стесь далеко или близко! Ушли так ушли, радовались бы, а не удивлялись!

— Вас понял,— словно почувствовав раздражение командира "Кобры", заторопилась с конкретикой Москва.— Собирайтесь все вместе, вас заберут сразу всех. Собирайтесь вместе.

Хорошо. Ждем. ...

Командира вертолетного полка звонок из

штаба армии застал за "пулькой". Расписывали вдвоем с комбригом спецназа. Собственно, тот, прибывшый в Чечню совсем недавно, и научил вертолетчега игре в преферанс. Впервые за вечер летчег вел в счете, и на зуммер рации оглянулся недовольно.

Еще более недовольно выслушал приказ. Да, наверняка отдавался приказ, потому что полковник отвечал "есть", а затем впился взглядом в карту, всунутую в планшетку. Квадрат, который требовался, находился на самом изгибе, в стороне от основного района боевых действий, и это тожи вызвало недовольство вертолетчика.

— Есть, — в последний раз подтвердил он штабу, что задание принято.

Спецназовец начал вставать из-за раздвижного походного стола, но полковник умоляюще попросил его не трогать колоду и записи: — Я только отдам указания.

— Кто вспомнил и по какому поводу?

— Помнишь, после обеда летали на так называемую похоронную команду милиции, искали наемников? Снова объявились.