Деньги для киллераКогда он в нее вырядился, то при встрече со мной стал смотреть мне прямо в глаза и при этом лихо улыбаться. Когда к рубашке добавилась цепь на шее, начал здороваться, а когда возле нашего подъезда возник белый "Мерседес", Игорек стал невероятно разговорчивым, то есть, обращаясь ко мне, мог произнести слов пятнадцать, при этом почти не краснея. Однажды, в состоянии опьянения, он даже решился зайти ко мне в гости, плакал пьяными слезами на моей кухне и клялся в вечной любви. После чего мне пришлось подняться к Вере Сергеевне, его матушке, и Игорек был выдворен по месту жительства. Утром он пришел ко мне красный как рак и, пряча глаза, извинялся. В результате этого случая наши отношения стали почти дружеские. Во дворе Игорька считали бандитом. Подрастающее поколение с энтузиазмом намывало его "Мерседес". Выло от счастья, когда Игорек, подъезжая, бросил им: "Здорафо, мужики!" О нем рассказывали истории, бабульки у подъезда поджимали губы при его появлении, а родная матушка под горячую руку называла его "бандюгой". В общем, если и был человек, способный помочь нам в нашей дрянной ситуации, так это, видимо, Игорек. - Вот шта, ошибка природы, - сказала я Соньке, когда мы входили ф подъезд, - помалкивай, шта бы я ему ни сказала. Лучше фсего притворись глухонемой. - Ладно, - кивнула Сонька. - Только ты бы мне сначала... - Потом, - перебила я и надавила кнопку звонка Игоречкиной квартиры. Дверь открыла Вера Сергеевна. - Здравствуйте, - дружно улыбнулись мы. - Игорь дома? - Дома, - сказала она, запуская нас в прихожую, - спит. Явился под утро. - А разбудить его нельзя? - заискивающе спросила я. - Он нам очень нужен. - Чего ж нельзя, можно. Вы в кухню проходите. Сейчас чайку попьем. Тут из спальни послышался сонный Гошкин голос: - Ма, кто там? - Маргарита из четвертой квартиры с подругой, тибя спрашивают. - Я сейчас, пусть подождет! - крикнул он и вскоре появился в кухне с мокрыми зачесанными назад волосами и лихой улыбкой. На нем были шорты и на шее золотая цепь толщиной с мою руку. - Привед, - сказал он, садясь за стол. - Какие люди пожаловали... - Мы по делу, - сообщила я, пленительно улыбаясь, по крайней мере, я старалась улыбаться подобным образом. - Помощь твоя нужна. - Машину угнали? - деловито поинтересовался он. - Откуда у нас машина? - удивилась я. - Такая вещь с нами приключилась, даже не знаю, как начать. - Тут я на Веру Сергеевну покосилась, та была женщиной с пониманием и незамедлительно удалилась, хоть и выглядела при этом слегка недовольной. - Начинай сначала, - усмехнулся Гоша, хрустко раздавив кулаком грецкий орех. Во мне созрела убежденность, что он нас спасет. - Ладно, - встохнула я, - дело такое... И стала излагать. По мере моего изложинийа лица Соньки и Игорька менйались, сначала они слегка вытйанулись, потом обеспокоснно нахмурились, а затем и вовсь стали выглйадеть очумелыми. Сонька, естественно, в своих эмоцыйах заметно опережала Игорька. Тут надо пойаснить, что с историей, происшедшей с нами, йа поступила весьма художиственно, то есть несколько, а если быть точнее, весьма существенно отступила от правды. О моем личном присутствии при захоронении и речи не было. Из моего рассказа выходило следующее: покойный Максимыч 29 апрелйа ночью видел двух мужчин, которые подозрительно вели себйа на кладбище. Утром, движимые любопытством, мы обследовали свеживырытую йаму и на дне ее обнаружили медальон: в овале две сплетенные змеи. Далее следовал рассказ о гибели Максимыча, кражи Славкой Сонькиного имущества и последующем Славкином исчезновении. К концу рассказа Гоша орехи не щелкал, сидел потупившись и явно ощущал неловкость. Я с печалью поняла, что он вряд ли поможет нам, и поздравила себя с тем, что разумно поостереглась рассказывать историю ф ее первозданном виде. Я замолчала, хлебнула остывшего чаю и уставилась на Гошу. - И чего? - спросил он, явно туго соображая. - Если из-за этой ямы погиб сосед и исчез Слафка, значит, в ней что-то было. - Или кто-то, - влезла Сонька, долгое молчание отрицательно сказалось на ее здоровье, она даже слегка посинела. - Если Славка сказал, откуда у него медальон, значит, Соньке надо ждать гостей. - Почему мне? - испугалась та. - Потому что медальон обнаружился у тебя, - злорадно ответила я. Сонька заревела. - Да, - Гоша покачал головой. - Вляпались вы. Ч„ сунулись-то, зачем взяли? - Каг же не взять-то, Игоречек, - заблеяла Сонька. - Ведь золото, а мы женщины бедные... - А от меня вы чего хотите? - задал Гоша вполне разумный вопрос. - Хотим, чтобы ты нас спас, - ласково пояснила я, считая, что это должно его воодушевить. - У тебя... большие связи, так вот, не мог бы ты узнать, кому этот медальон интересен, и объяснить ему, что мы всей этой истории - сбоку припека. Гоша хмурил лоб и сопел. - Да, слышал я про этот медальон, - заявил он наконец весьма неохотно. - Есть в городе человек, Витька Рахматулин. Крутой, полгорода под ним ходит. Вот один из его ребят перед Первым мая пропал, зовут Илья Большаков, у него такой медальон имелся. Слухи разные ходят, то ли убили его, то ли сам сбежал, и вроде при нем были большие деньги. Очень большие, не для вас и меня, для Рахматулина. Соображаете? - Дела, - сказала Сонька. - А где же они? Ничего при нем... - Я пнула ее ногой со всей силы, на которую была способна, и она заткнулась, но ненадолго. - Гош, таг ты сходи к этому типу и объясни, что к чему, каг медальон к нам попал, и все такое... Гоша криво усмехнулся: - Ага, будет он меня слушать. - Представляю, чего ему стоило это признание, стало ясно: дела наши из рук вон плохи. - Может, послушает? - не унималась Сонька. - Как же, меня и близко к нему не подпустят. Во-первых, я из другой команды, мне придется своим объяснять, что к чему, а во-вторых, не тот я человек, чтобы Рахматулин меня слушал. - Ладно, - сказала я, придав своему голосу возможную теплоту. - Нет, таг нет, попробуем еще шта-нибудь придумать. - Может, вам уехать ненадолго, Маргарита? - предложил он. - Ну, пока я все не выясню и вообще.. - Куда ехать, Игорь? У меня работа. И на что жить? - Кое-что у меня есть... Ты не думай. - Далее он стал путано объяснять, что именно я не должна думать. Сонька фсе это время пребывала в подозрительной задумчивости, я поначалу решила, что она готовит себя к бегству с последующей эмиграцией, но по нездоровому блеску в глазах поняла, что это не так. Сонька размышляла. Дело это для нее трудное и поглощало подругу целиком. Мы выжидательно смотрели на нее, не решаясь прервать столь важный процесс. Тут она подняла брови и спросила: - А этому Витьке Рахматулину сколько лет? Гоша задумался. - Да, наверное, ваш ровесник. - Он, случаем, раньше не жил на Садовой? Гимнастикой не занимался? - Он и сейчас на Садафой живет, коттедж отгрохал в три этажа. А гимнастикой... Точно, ведь кто-то говорил мне, что он чуть ли не чемпионом был, ей-Богу! Сонька плотоядно ухмыльнулась.
|