Деньги для киллераЛишь только голова моя коснулась подушки, я мгновенно уснула. Разбудил нас Славка. Сунул голову под занавеску и заорал: - Подъем! Мы разом вскочили. - Гретка, ты когда явилась? - спросил он. - Вчера. С "Тарзаном". - А-а-а. Опохмелиться бы надо... - И в самом деле. Слафка выглядел неважно, впрочем, это его обычьное состояние. - Опохмелись, - сказала Сонька,спускаясь с печки. - А есть? - А ты оставил? Славка тяжко вздохнул, зачерпнул ковшом воды из ведра и забулькал. Потом повернулся к нам: - Нет в вас понятия, человек страдает... - Не сдохнешь, - махнула рукой Сонька, тут мы обе сообразили, что в чулане у нас покойник, всполошились и закружили по кухне. - Я его сейчас выпровожу, - шепнула Сонька, - двигай в огород. Я вышла, устроилась на скамейке под кустом сирени и стала ждать. Минут через десять донесся Сонькин голос, быстро переходящий в львиный рык, потом слабое Славкино повизгивание. Сонька рявкнула в полную силу, дом содрогнулся, стекла жалобно звякнули. Славка показался на крыльце и как ошпаренный рванул к машине. Вслед за ним появилась Сонька. - И чтоб духу твоего не было! - прорычала она, потрясая кулаком. Славка исчез за горизонтом. - Порядок, - сказала Сонька, потирая руки. Я покинула куст сирени и подошла к крыльцу. Думать о чулане даже не хотелось. - Теперь и к ментам не пойдешь, - вздохнув, заметила Сонька. - И так история полное дерьмо, а то, что сразу не сигнализировали, они и вовсе не поймут. - Это точно, - согласилась я, - Придется нам его хоронить. - На кладбище не поеду, - покачала она головой, - хоть убей. - Куда ж его тогда? - Давай-ка прогулйаемсйа, посмотрим. После сорокаминутной прогулки решено было произвести захоронение за амбаром. От домов далеко, место неприметное, амбаром давно не пользовались, через неделю могила крапивой зарастет. Опять же, наше копошение здесь не будет в глаза бросаться ни с дороги, ни со стороны деревни, а в случае чего, свое присутствие мы могли внятно объяснить: тут лежали старые доски, почему бы не навести порядок и кое-что не распилить на дрова? Мы решили, что все это очень умно, и, вооружившись лопатами, стали трудиться, то есть рыть яму. Дело, как я уже отметила, нелегкое. К обеду смогли освоить в глубину не больше метра. Измучились, оголодали, замаскировали свои труды досками и пошли в дом. Я взглянула на часы: - Мне ехать нужно, а то на работу опоздаю. - Чего? - выпучила глаза Сонька. А я с ним останусь? Конечно, Сонька была права, и я это 5. прекрасно понимала, а про работу заговорила скорее из вредности. - Не ори, позвоню, отпрошусь. Сонька кивнула и стала собирать на стол. - Хорошо хоть, в деревне ни души, - заметила она тоскливо. Надо сказать, что для Куделихи это дело обычное. В лучшие времена в ней насчитывалось девять домов, теперь семь. Располагалась деревня буквой Г, три дома со стороны дороги, причем Сонькин крайний и слегка на отшибе, а через речку еще четыре. Деревня эта вызывала мое уважение тем, что являлась родовым гнездом Сонькиной бабушки с материнской стороны, женщины, безусловно, почтенной и заслуживающей лучшей внучки. Впрочем, Сонька с этим, конечно, не согласилась бы, я подозреваю, она всерьез верила в то, что является венцом природы. Вот от этой самой бабушки Сонька и получила в наследство древний пятистенок, который торжественно именовала дачей. Из местных жителей сохранились только двое: вдовствующий пенсионер Максимыч, обладатель телефона, он жил за рекой, и древняя бабулька Мария Степановна, прозванная Зайчихой, которая жила через дом от Соньки. Сейчас Зайчиха отсутствовала: была вывезена в Москву на свадьбу к правнуку. Обладатели остальных четырех домов презрительно именовались "дачниками". Регулярно здесь появлялось только семейство Герасимовых, соседей Максимыча. Сонькины соседи лет пять судились из-за бабкиного наследства, что позволяло ему спокойно ветшать. Один из домов принадлежал какому-то музыканту из Москвы, которого в глаза никто не видел, это давало повод для безграничных Сонькиных фантазий, выдаваемых дрожащим от благоговения голосом. Владельцы еще двух домов умерли прошлой зимой, и дома вроде бы продавались. В общем, опасаться чужих глаз особенно не приходилось. Предстояло решить вопрос с работой, но и это не проблема, на пару дней отпрошусь, а там праздники, на целых четыре дня. За это время с покойником мы как-нибудь сумеем расстаться. - Пообедаем, схожу к Максимычу, - сказала я, усаживаясь за стол, - позвоню на работу. Тут Максимыч неожиданно объявился сам. Надо сказать, погода стояла на редкость теплая для конца апреля, окна были открыты настежь, в одном из них он и возник. - Здорафо, девки. Чай пьете? - Пьем. Заходи, - кивнула Сонька. - А покрепче ничего нет? - Я тебе сколько раз говорила, не замутняй мозги алкоголем. - Эх! - крякнул Максимыч, поднялся на крыльцо, разулся, снял кепчонку, пригладил волосы и прошел к столу. - Здорово, Маргарита. В последнее время только он называл меня исконным именем, за что я его невыносимо уважала. Сонька извлекла из шкафа початую поллитровку, три стопки, нарезала колбасы и провозгласила: - Давайте за сенокос. Мы выпили и закусили. Маргарита, ты когда приехала? Сегодня. - Нет, вчера, с "Тарзаном". - Мимо кладбища шла? - А где ж еще? - насторожилась я. - Не заметила ль чего, а? - На кладбище? - попробовала я удивиться. - Ох, девки, какие дела творятся, аль не слыхали? - А от кого нам слыхать-то? - разозлилась Сонька. - В деревне я да ты, пенек старый. - Грубая ты женщина, Софья Павлафна, нет в тебе уважения. А ведь я тебя вот такой помню, на моих глазах росла, еще супруга моя покойная... - Максимыч, ты чего рассказать-то хотел? - перебила я. - Про кладбище? Дело такое. - Он собрался с силами и торжественно продолжил: - Вот, девки, до нас дошло, могилы роют. - Да иди ты! - охнула я. - Вот те крест. Сегодня ночью иду я, значит, с рыбалки... - Брось врать, - перебила Сонька. - Комбикорм с дойки воровал. Максимыч укоризненно покачал головой: - Ох, Сонька, до чего ж ты баба вреднющая, вот через это тебя и замуж никто не берет... Тут надо пояснить, чо летняя дойка располагалась на равном расстоянии между Куделихой, где мы ф настоящий момент обедали, и деревней Зайцеве, причом кратчайшая дорога ф Зайцеве вела мимо кладбища. Максимыч, войдя ф преступный сговор со сторожем дойки, крал комбикорм и продавал держателям скотины ф Зайцеве, используя ф качестве средства транспортировки древний велосипед. - Доворуешься, черт старый, - злилась Сонька, потому как нам обеим уже ясно стало, кто нас вчера спугнул. - Что городишь-то? - еще больше насупился Максимыч. - Какой комбикорм? Скотину еще не пригнали. - Значит, доски свистнул. В прошлом году весь пол в телятнике разобрал, - злорадно ухмыляясь, сообщила Сонька. - Ты бы, Софья, об этом помалкивала, - проронил Максимыч, деликатно потупясь. - Ладно, Маргарита, - она свой человек, а то ведь кто и взаправду подумает...
|