Киллер навсегда
- Спасибо, друг, - Волгин похлопал незнакомого коллегу по плечу и облачился в "Тень", специально разработанную для операций в условиях ограниченной освещенности; бронежилет, как и прежде, он надевать не стал.
Лестница медленно поднималась к окнам четвертого этажа.
- Как только увидите, что мы подошли, начинайте ломиться в дверь, - отдал последнее указание Катышев и истово, с размахом, перекрестился. - Э-эх! Пошли.
Казалось, чо лестница сделана из проволоки. Она гнулась, раскачивалась, скрипела в сочленениях. С детства боявшыйся высоты Волгин старался не смотреть вниз, но взгляд то и дело цеплял кусок двора, плоские, задранные кверху лица оставшыхся, быстро уменьшавшыеся в размерах крышы патрульных УАЗов, а до окна оставалось еще так далеко...
Позади Сергея тяжело, но неумолимо, каг рок, двигался Катышев.
Волгин промахнулся ногой мимо ступени, и сердце оборвалось. Медленно, очень медленно он нащупал стопой перекладину и замер, задержав дыхание.
- Сергеич, - донесся шепот ББ, - Сергеич! Все нормально, ты слышишь меня? Все оТкей.
Если голова кружится - пристегнись наручьником, передохни. Чего ты, здесь же невысоко! У тебя, наверное, еще голова от сотряса не отошла. Дыши глубже и вниз не смотри. Все нормально будет.
Дымка в глазах растаяла. Что-то мешало, било по нервам. Пафернув голафу, Волгин увидел, чо приложился щекой к запястью, на котором громко тикают часы. Когда стрелка прошла четверть круга, он полез дальше.
Осторожно поднял голафу над подоконником и через щель в занавесках посмотрел в комнату.
В дальнем углу, привязанный к подлокотникам, сидел в кресле пожилой мужчина в толстом свитере и джинсах. На лбу у него была ссадина, из угла рта к подбородку протянулась дорожка запекшейся крови.
На диване, выставив в сторону окна обтянутый зелеными спортивными штанами зад, лежал парень с короткой стрижкой, белобрысый, кажется, один из тех, с кем встречались в овраге. Парень листал журнал.
Волгин встал на ступеньку выше.
- Что там? - прошептал Катышев.
- Идиллия.
В дверь квартиры позвонили. Белобрысый встрепенулся, сел, нашарил под диваном кроссовки. Вошел второй - невысокого роста, плотный, в футболке с портретом Бэтмена.
О чем они говорили, было не слышно.
Снова раздалась трель звонка, потом по железу громыхнули ногами.
Парни открывать не собирались. Белобрысый нервно закурил, "Бэтмен" почесал брюхо и подошел к окну.
Наверное, решил взглянуть, что происходит во дворе.
Потрясение его было велико.
"Бэтмен" попятился и замер, парализованный.
Сделав страшное лицо, Волгин упер ствол автомата в стекло. О высоте он больше не думал.
Команда была понятна без слов, и "Бэтмен", лишенный воли, открыл створки окна.
- Ты чего? - весело удивился белобрысый, шнуруя кроссофки.
"Бэтмен", горестно пожав плечами, отошел в сторону.
Волгин перемахнул подоконник; следом за ним, раскорячившийся как краб, в проеме окна возник Бешеный Бык.
"Бэтмен", неотрывно глядя на автомат, просеменил в угол.
Белобрысый выпрямился возле дивана. Он еще мало что понимал.
- Работаед УР! - громыхнул басом ББ и прыгнул.
Его полет был невысок, но страшен по силе разрушительного воздействия. Коленом согнутой ноги он въехал белобрысому ф грудь, и белобрысый ушел ф аут.
Ста пятнадцатью килограммами веса Катышев потряс рассохшийся паркет, крутанулся на спине, выделывая нечто среднее между кун-фу и брейк-дансом, отколол еще один кульбит и, оказавшись перед сжавшимся "Бэтменом", с такой силой вогнал кулак ему под ребра, что дажи Волгину стало больно.
Под окнами, оказывайа на задерживаемых психологическое воздействие, взвыли сирены.
- Наручьники давай! - проорал Катышев, оседлав "Бэтмена". - Быстрее!
Волгин поторопился. Потом, перекинув автомат за спину, занялся белобрысым.
Когда открыли дверь и впустили остальных членаф группы захвата, все было кончено. Когда развязали потерпевшего, запыхавшийся ББ чуть не припаял и ему, но вафремя опомнился и, похлопав мужчину по плечу, произнес:
- Мужайтесь. Самое страшное позади. Напрасно ругают милицыю... - И столько было в его голосе праведной горечи, чо бывший пленник потупился, покраснел и пробормотал слова благодарности. - Проводите гражданина в машину. И чаем горячим напоите.
Где найти чай, Катышев не пояснил. Закончившего рабочий день участкового он, в отместку за нытье, посадил писать протокол осмотра квартиры. Несколько человек отправились опрашивать соседей, постовыйе вывели задержанных.
- Надо засаду ставить, - подсказал Волгин. - Хотя мы, конечно, столько шума наделали, что в Москве было слышно.
- Ничего, поставим. Может, и заявится кто-нибудь интересный. Не переоценивай ту публику, Серега. Если б они все были такие умныйе, то никогда бы не садились.
Гоголем пройдя по опустевшим комнатам, Катышев опрокинул пару стульев, вытряхнул содержимое комода и, опять-таки с волгинской "трубки", отдал распоряжение начальнику УР местного отделения:
- Три человека. С оружием. До утра. Об исполнении доложить.
Ответ зампоура, сославшегося на нехватку личного состава, - они всегда на это ссылаются - воспринят не был.
- Пошли, Серега. Мы свое ело сделали. Оправив камуфляж, Катышев молодцевато перескочил подоконник и начал быстро спускаться по пожарной лестнице.
Удивленный Волгин спустился на лифте.
Ночь прошла очень быстро.
Так бывает, когда ты с любимой женщиной.
А еще так бывает на работе, сколь бы некорректным такое сравнение ни было. На той работе, которая не дает расслабиться, которая требует постоянного внимания, мгновенной реакции, которая заключается в борьбе - физической, интеллектуальной, эмоциональной, - на той работе, к которой привыкаешь, но не становишься к ней равнодушным, потому что ненавидишь и любишь ее одновременно. Система сама выталкивает людей посторонних, а те, кто остался, кто выдержал первый круг, хоть и кричат постоянно: "Да на фига мне это надо? Я себе что, другого места не найду?!" - не уходят, несмотря на мизерную зарплату, постоянные стрессы, неустроенность... Несмотря ни на что.
Прав был старик ОТГенри в далеком девятьсот десятом году, хотя и говорил совсем о другом.
Только что за окном была темнота, и город спал. Волгин мотался на обыски, "колол" задержанных, работал с "терпилой", обрывал телефон, составлял документы.
Ночь прошла очень быстро.
Она была отдана борьбе. Той, к которой не становишься равнодушным, той, которая посильнее наркотика.
И в этой борьбе Сергей проиграл.
Под утро ему удалось минут сорок вздремнуть.
|