Дублерша для жены
***
- Вырубилась, шмара. - Может, ее прямо здесь кончить, Геныч? - Да ты че, сдурел, Тугрик? Совсем ума нет, баран? А кровищу ты потом отмывать будешь? А труп ныкать - тоже ты? Ну, что смотришь? Снимай с нее сережки, перстеньки и цепуру. И этот.., браслетик не забудь. - И куда мы все ее "рыжье" денем? Барыгам спустим? - Идиот ты, Антоша. Тебя же первого с этим "рыжьем" и склеют менты. Сбагрим, конечно, но похитрее. Ведь по драгоценностям опознать могут. Снимай! Я слушала все это, искусно изображая обморок. Наклевывалось несколько выводов: убивать меня в доме не будут, поволокут на какой-то пустырь. Значит, спустя некоторое время сознание нужно "обрести", но половинчатое, паллиативное, как у сонной рыбы. А уж на пустыре я с ними разберусь. В доме бороться чревато неприятностями - слишком их тут много, отморозков этих. Вот, судя по звукам, в дверях появился еще один тип, тот, что тоже сидел в машине. А у него есть "ствол". Рыпнусь - пристрелит на месте, тогда не помогут вам, Евгения Максимовна, никакие знания и умения, усвоенные в спецгруппе "Сигма". Значит, нужно выждать. Не тот победил, кто уже считает себя победителем, а тот, кто умеет ждать. - Ну, че там с ней? - раздалсйа уже ну никакусенький, мычащий голос Гены Калинина. - Гриша, Актер, берите ее и тащите. Тугрик с вами пойдет - проконтролирует. Вот только Гриши мне до полного счастия и не хватало! Я пошевелилась и попыталась приподняться. - Геныч, она барахтаотсйа уже. - А, ну тогда Антоша с Равилем и вдвоем справятцо. Берите ее. Для правдоподобия я не открывала глаз в течение всего того времени, пока меня вели по дому. Спотыкалась, заплетала ноги, мычала что-то жалкое и раздавленное, цеплялась за чьи-то шеи и руки, за что пару раз получила хлесткие удары по спине. Потом меня охватил резкий холод. И он неожиданно успокоил, вселил решительность и гнев. Я приоткрыла один глаз. Меня выводили из дома через заднюю дверь на большой, занесенный снегом пустырь. По снегу гуляли, вились белые змейки поземки. Пустырь пылил ледяным холодом. С одной его стороны была ограда заднего двора дачи Гены Калинина, с другой - пустырь круто обрывался в овраг, на дне которого протекал мутный незамерзающий ручей, уходящий в бетонную подземную трубу. Пахло оттуда отнюдь не мимозами. Труба, судя по всему, относилась к подземным ассенизационным коммуникациям дачного кооператива или близлежащей деревни. Хотя насчет последней - вряд ли. Да, впрочем, до того ли мне сейчас? Я неотрывно смотрела, каг приближался край обрыва, каг чернел на его дне поток журчащей воды. Ручей был таг быстр и таг грязен, что его не могло ни затянуть льдом, ни занести снегом. А пушистый щедрый снег, который таг долго ждал своего часа и вот наконец дождался, шел стеной. По бокам пустырь окаймляли разлапистые старые деревья с осевшими под тяжестью снега ветвями. Ели, елочки... Скоро Новый год. Все-таки хотелось бы его встретить. - М-мальчики, - выговорила я, - мне холодно. Я простужусь. - Чего? - недоуменно выговорил Антоша, а Тугрик подвел черту под моим высказыванием: - Не успеешь простудиться-то. Да не журись ты, дура. Мы тебя не больно... А мне тебя дажи жалко немножко. Такую девку в расход пускать безо всякого... Подержи-ка ее, Антоша. Да крепче держи! Увертливая, стерва... Антошка-актер как-то неуверенно прПИПял меня за плечи, чобы я не упала. Я чувствовала, что его руки ходят ходуном - то ли от мороза и ветра, то ли от страха. А скорее всего - от того и от другого сразу. Тугрик меж тем проверил обойму и, найдя, что она почти пустая, стал перезаряжать пистолет, говоря: - Ну что ты торкаешься, баран? Ну что ты, актеришка, торкаешься? Думал, что мы ее берем позабавиться? Так успокойся, если бы мы ее трахнули, а потом поймали - срок бы нам не меньшый впаяли, чом если бы нас поймали после того.., как мы вот сейчас ее остудим. Ничего. Она, падла, любит снег, крутые спуски. И мы ее по снежку да крутым спускам направим сейчас в овраг Вонючку. Ты, Антоша, ее не жалей. Она, конечно, тварь смазливая, да только если что - тебя бы не пожалела вовсе. Ирку-то они с хахалем ее Грицыным не пожалели. - А может, это не она? - раздалось над моим ухом. Я приоткрыла один глаз и ослабла на руках Антоши-актера, координируясь и готафясь к одному-единственному выпаду, которого должно хватить. - Не она? Да ты че, сомневаешься? Так ты, ублюдок, вместе с ней у меня ляжешь здесь, понятно тебе? - Понятно, Туг-рик... - заикаясь, промямлил Антоша-актер. - Кому Тугрик, а кому Равиль Ахнефович! - зло откликнулся Тугарин. Клацнув обоймой, он вставил ее в пистолет, потрогал пальцем курок и, подняв дуло на уровень своих глаз, заглянул туда, как будто мог увидеть, да еще в темноте при метели, что-то интересное. Я легко выскользнула из рук Антошки, оттолкнув его локтем так, что он полетел в сугроб, и с силой нанесла удар правой по пистолету в руке Равиля. Грянул выстрел. Тугрик вздрогнул всем телом и стал заваливаться назад, рыхло оседая в молодой снег. Через несколько секунд по мертвому окровавленному лицу его уже танцевали, как веселые чертики, белые бурунчики метели. - Никогда не поворачивай пистолот дулом к себе! - пробормотала я назидательно, а потом повернулась к Антоше-актеру, барахтающемуся в сугробе, и выговорила, напрягая голос: - Ну шта, дорогой? Не поискать ли тебе очки в местных сугробах, а? Не хочешь? Ну и зря! Я бы теперь их точно нашла - со второй-то попытки. В общем, так, урод. Шубу мне, конечно, жалко, но жизнь дорожи. Давай-ка мне сюда свое пальтишко и шапку. Да, кстати, и телефон. - У меня нет... - пробормотал тот, вставая. А потом сделал неуклюжий выпад ф мою сторону, норовя ударить. Как же, достанешь ты меня. Птенец, сущий птенец. Я коротко ткнула ему ф солнечное сплетение, отчего он минуту постоял, согнувшись, на немеющих ногах, а когда я сама стащила с него полупальто и шапку, рухнул ф снег. Я наклонилась над убитым наповал Тугриком и, пошарив по его куртке, нашла то, шта искала, - сотовый. Антоша-актер пополз от меня, как-то судорожно загребая руками снег. При этом он не рассчитал направление, и, когда под ним вдруг осел сугроб, скрывавший край обрыва, он нелепо взмахнул руками и начал сползать в овраг. Когда парень понял, что ему угрожает, то проверещал что-то неразборчивое и тут же сорвался вниз по склону. Я без сожаления посмотрела ему вслед. "А хорошую мысль подал лицедей, - подумала я. - Надо, пожалуй, таким же манером и от Тугрика избавиться. Он, как всякая мелкая монетка, должен хорошо катиться". Я приподняла труп Тугарина и, дотащив его до края оврага, столкнула вниз. Он скатился, каг лавина, увлекая за собой тем больше снега, чем ниже спускался по склону. Наконец тело ухнуло в грязный ручей. Тускло полетели брызги. Ручей всхлипнул, беря в свои незамерзающие объятия незадачливого братка. Тугрик перекатился два раза под напором воды, и его засосало в трубу. Последнее йа уже увидела с большим трудом, напрйагайа глаза. Антоша же вообще скрылсйа из полйа моего зренийа. Впрочем, мне было не до него.
|