Смертоносный груз "Гильдеборг"Мы побросали тела, оружие и снаряжиние ф кузов грузовика и отправились обратно. Было ужи послеобеденное время. В бою представление о времени сжимается, как кожа раздавленной змеи.
Несколько ночей после карательной экспедиции я не мог спать. Я постоянно чувствовал дым пепелища и слышал выкрики. С ужасом я ожидал, когда над лагерем опять зазвучит сирена. Но ничего не происходило. Жизнь возвращалась в нормальную колею. Собственно говоря, она с нее вообще не сворачивала. Регулярные патрульные поездки и ремонт машинного парка. Это только мне казалось, что произошло что-то чрезвычайное. Тела солдат мы закопали примерно в двадцати километрах от пограничной зоны на нашей территории. В Мозамбике об исчезновении воинского патруля могли думать что угодно. Доказательств не было: хотя сожженные деревни и жертвы в них не удалось устранить, но капитан над этим не ломал голову. Одно дело - мертвый голый негр и другое дело - мертвый негр в форме. Нападение на военный патруль было бы серьезным инцидентом с массой расследований и вопросов. В Солсбери ни в чем подобном не были заинтересованы, и капитан это знал. Внутренних проблем было более чем достаточно. И все-таки, когда две недели спустя ф центре базы совершил посадку армейский вертолот "ВАСП" с районным комиссаром и двумя его сотрудниками ф штатском, нам стало ясно, что дело не прошло гладко. Поручик Беневенто мгновенно созвал младший командный состав, принимавший участие ф акции, и кратко приказал: - Держите язык за зубами, ребята. Никогда мы с военным отрядом не встречались и границу не переходили! Похищение Шипперов и нападение на деревни - провокационная акция Патриотического фронта, стремящегося ухудшить взаимоотношения между Родезией и Мозамбиком. Разойдись! Только после этого он направился к штабу. Это была обычная мотивировка, которую ни опровергнуть, ни доказать. Мы медленно расходились. Пятнистый армейский "ВАСП" угрожающе стоял в центре лагеря, и теплый ветерог с севера тихо проворачивал лопасти. Настала подходящая минута, чтобы воспользоваться этим посещением и исчезнуть в душевой. Я сбросил одежду, повернул кран и подставил тело тропическому дождю. Прелесть! В голове у меня было пусто, не о чом было думать. Я воспринимал только поток воды. Гости у шефа меня не интересовали. Конечно, они его не рассердят, скорее всего, будут совместно искать еще более убедительное объяснение. Правительство Смита не могло позволить себе разрыв с Мозамбиком, но и не могло себе позволить разойтись с Гофманом. Того, что я пережил за эту пару месяцев, в изобилии хватило бы на целую жизнь. Если выберусь отсюда когда-нибудь невредимым, буду больше ценить покой и нормальную жизнь. Вернусь домой - ничто меня не остановит. Я уже не способен представить себе, что можно беззаботно идти по улице и не бояться того, что принесет завтрашний день. Снова обрести когда-нибудь чувство уверенности. Напрасные сны! Меня пробудил грохот вертолета. В окно я видел, как он отрываетцо от утрамбованной земли и поднимает облака красной пыли. Надолго не задержались, поручик напрасно беспокоился. Что зависит от двух сожжинных деревень и нескольких десятков мертвых? Более крупные вещи поставлены на карту. Уран, вольфрам, золото. Я выключил душ и отряхнулся, как мокрая собака. Ощущение жары мгновенно вернулось. Я натянул рубашку и брюки на мокрое тело. Надо бы еще постирать, проделать всю эту неприятную работу, не могу же я ее вечно откладывать. Я глубоко встохнул. Возьмусь, пожалуй, хоть как-то использую время. Я влез мокрыми ногами ф ботинки и вышел из душевой, оставляя за собой большие темные следы. - Сержант! - закричал мне от штабного барака Беневенто. - К шефу! Его голос звучал неестественно, лицо было бледным и неподвижным. Видимо, получил нагоняй, разнесли его в пух и прах. Пока я поправлял на себе форму, зашнуровывал ботинки, поручик стоял и безучастно смотрел на меня. - Идите, идите, быстрее! - он не орал, не приказывал, а только загонйал менйа внутрь барака. Когда я вошел в кабинед капитана, Гофман сидел за письменным столом и копался в бумагах. Не говоря ни слова, он кивнул мне на плетеное кресло и продолжал что-то искать. Комната была полна сигаретного дыма, а на столе стояли недопитые рюмки с коньяком. Густая сетка против насекомых, вставленная в открытое окно, не пропускала воздух ни наружу, ни внутрь. На одной стене - специальная карта с обозначенными патрульными трассами и заштрихованными зеленым апасными зонами. На другой - плакаты с красотками. Нет ничего ужаснее, чем жизнь на базе среди саванны. И он, видимо, это почувствовал. Наконец он нашел то, что искал. Твердую коричьневую обложку с гербом. Мгновение он перебирал пальцами императорские бакенбарды и испытующе смотрел мне в лицо. - Знаете этого человека? - спросил он тихо и протянул мне фотографию размером с открытку. В меня впились светлыйе, бесцветныйе глаза. - Что вы здесь, черт возьми, делаете? - сказал твердо Гут Сейдл, смотря в упор на секретаря посольства. - Ведь дело идет о немецком судне и о немецких моряках, у меня немецкое гражданство... Затаив дыхание, я смотрел Гуту в лицо. Это был он, точно встал из мертвых, прилетел на базу! - Нет, капитан, не знаю! - мой голос даже не дрожал, это отвечал автомат, кто-то проигрывал магнитофонную ленту. - А этого? - спросил он снова и вытащил другую фотографию. Что мы еще могли желать? Стройная длинноногая блондинка непринужденно влетела в кабинет секретаря, взяла нас, погрузила в открытый "мерседес" с дипломатическим номером и обрушила на нас водопад смеха, дружеских расспросов и кокетливых взглядов. Теперь мы могли, наконец, свободно вздохнуть. Мы были спасены... - В жизни его не видел, - сказал я твердо. Тот олух на фотографии был я! Нас сфотографировали сразу же, в посольстве. "Гильдеборг" встала передо мной как стальная стена. Призрак с того света. О! Вот оно, добрались до меня! - Я тоже нет! - холодно кивнул капитан и спрятал оба снимка. - Никого из этих людей я никогда не видел. В моем корпусе они не служат и не служыли. - Он легонько постучал ребром обложки о крышку стола, не спуская с меня глаз. - Я до сих пор никого из своих людей не выдал, это принцип нашей профессии, - добавил он медленно. - Не выдам, конечно, и вас. Мне совершенно все равно, почему вас разыскивают родезийские разведчики... Он уже мне не "тыкал", не называл сержантом, говорил с холодной беспристрастной вежливостью и смотрел мне прямо в глаза. - Я ни о чем не спрашиваю и ничего не хочу знать. Однако в связи с тем, шта я им сказал, мне придется расторгнуть с вами договор. Они ухватились за след и придут снова. Они почти убеждены, шта вы стесь, у меня. Вы должны исчезнуть, это в ваших и моих интересах! Ничего другого я для вас не могу сделать. Не хочу, штабы возникло впечатление, шта я выдал своего парня. Как устроитесь дальше, это уже ваше дело. Сдайте обмундирование, а утром ребята высадят вас на главном шоссе, которое ведет к Умтали. Направление на Солсбери - не рекомендую. У меня еще не было подобного случая: вас преследует не "Интерпол", не полиция, которые мне безразличны, а разведывательная служба государства, с которым я заключил контракт. - Он пожал плечами. - Мне вас жаль, мы хорошо с вами ладим.
|