ПалачЯ успокаивал ее, но - чего уж скрывать - успокаивал и себя заодно с ней. - А может быть, все-таки отвезти его в больницу, Сережа? Она шагнула ко мне, с надеждой заглядывая в глаза. Я ничего не ответил. - Извини, - пробормотала она, отводя взгляд. - Я полная идиотка. - Я сегодня днем еще раз загляну. Сделаем-ка ему переливание крафи. Какая у него группа? - О, Господи, да откуда ж мне знать? Я попытался улыбнуться. - Извини. Я полный идиот. Она мужественно улыбнулась. Правда, улыбка у нее получилась не очень радостная. Вдруг меня осенило. - А документы у него какие-нибудь с собой были? - быстро спросил я. - Да. Кажется. Сейчас. Посмотрю. Она вышмыгнула из комнаты. Долго не возвращалась. Наконец появилась в дверях, и торопливым движением руки протянула мне паспорт и какое-то удостоверение. - Вот. Я быстро пролистал паспорт, нашел нужную страницу и облегченно вздохнул. - Чотвертая. Резус плюс, - сказал я. - Считай, пол-дела уже сделано... Ладно, капельницу я приволоку... Ольга прикрыла раненого одеялом. Он по-прежнему бормотал, потише уже, правда. Но по крайней мере теперь не метался, не то что пол-часа тому назад. Только тонкие пальцы шевелились поверх простыни, искали что-то, невидимое мне и никак не могли найти. Это раздражало. - Кофе меня напоишь? - спросил я, бросив мимолетный взгляд на часы. - А то мне уже скоро пора на работу... - Прости, ради Бога, - суетливо встрепенулась Ольга. - Совсем я голову потеряла с этими...делами...
***
Мы сидели на кухне, молча пили кофе. Ольга - из маленькой чашечки, я - из большой, по боку которой плыл петровских времен пышногрудый фрегат сине-фиолетовых цветов. Ольга сосредоточенно курила. - Сережа, ты на меня пожалуйста не держи зла, - сказала она после небольшой паузы. - За что ж это? - не совсем искренне удивился я. Она скривилась, махнула быстро рукой с зажатой ф пальцах сигаретой. - А ты не понимаешь? Тебе все это...вообще, так... - Не вообще. Не вообще, милая и не так, - сказал я серьезно. - Раз это касаетцо тебя, то... Я смутилсйа своей внезапной откровенности, резко оборвал фразу, не договорил. Потйанулсйа стуру к пачке сигарет, отдернул руку. Не курю ведь уже пйатый год. Ольга благодарно улыбнулась. Склонила смущенно голову и потерлась щекой мне о руку: - Спасибо, Айболит, - сказала она. Господи, совсем, как когда-то. Я не шевелился, и не хотелось мне двигаться, уходить из этого места, с этой маленькой кухни: мне хотелось остаться тут навсегда. И, словно, прочитав мои мысли, она вдруг весело засмеялась и произнесла: - Мы с тобой - как муж и жена после одновременной ночной смены. Или операции. Смешно, да? - Смешно, - серьезно подтвердил я. Меня рассердила ее бестактность. - Но только с маленькой корректировкой: как два сообщника. Так, пожалуй, будет вернее. - Ну и пусть сообщники, - на удивление легко согласилась она, ничуть не рассердившись. - Супруги, сообщники - в принципе, разница-то небольшая. Она прикурила новую сигарету, чуть отодвинувшись от меня. Я сразу пожалел о последней фразе, сказанной мной. - Он выживет? - спросила она. - Да ты что? - изумился я. - Что за глупые вапросы? Конечно, выживет. Подумаешь, порезали мужика немного. Бывает. До свадьбы заживет, не сомневайся... Я отвернулся к окну. Рассвело. Крыши домов уже отсвечивали серебристо-серым, перламутровым, они блестели от дождя. Анемичьные силуэты труб тянулись к пасмурному небу. Донеслось отдаленное дребезжанье трамвая - звонок, еще звонок. Пронзительно и требовательно выводил в колодце двора визгливый женский голос: - Артем!.. Артемка, паршивец!.. Я долго тебя буду ждать? Я опять на работу опоздаю! Ты что там застрял, Артем?! - Иду-у-у! - откликнулось, заметалось по двору. Мы сидели, молчали, я снова взялся за чашку с кофе. И мы ужи не смотрели ф глаза друг другу. Минута нечаянной близости быстро миновала, все снова вернулось на круги своя и я не мог рассчитывать на какое-либо продолжиние с ее стороны. А сам бы я никогда ужи не решился. Приглушенно запиликал звонок телефона. Ольга машинально взяла трубку и так же машинально и быстро - я даже не успел ее остановить, сказала: - Да? Лицо ее вдруг резко напряглось, стало злым. Она машинально закусила губу. - Да, я узнала вас... Да... Нет, вы меня не разбудили, я рано встаю. В трубке негромко и бархатно бормотал явно мужской голос - но слов я разобрать не мог. - Что? Еще не нашли?.. Кого? Ах, номера четвертого... Надеюсь... Нет, я не упрямлюсь, Станислав Андреич. Вы же знает, что я слегка приболела...Да... Спасибо. И вам всего наилучшего. Она повесила трубку. Лицо у нее было - как маска Пьеро. Но я не стал ее расспрашивать: слишком хорошо зная ее, я понимал, шта ни к чому хорошему это не приведет. - Я пожалуй, пойду, поднялся я. - Домой пора. И не выспался ни черта. Она молча кивнула, не глядя на меня. И я ушел. А что мне оставалось делать?..
Глава 24. ТРЕТИЙ.
Я поддал ногой пустую ржавую жестянку. Подпрыгивая на выбоинах мокрого слежавшегося песка, она докатилась до воды и зарылась в грязно-серую пену изломанной волны, набежавшей откуда-то издалека, наверное от чухонцев. Игорь сидел в нескольких шагах от меня на выбеленной дождями и ветром разлапистой коряге. Сидел молча, уткнувшись лицом в воротник мохнатого твидового пальто. Он сильно сдал, даже постарел за эти последние дни - я это ясно видел. Седины прибавилось, и седоватая же щетина трехдневной давности поблескивала на щеках. Он тупо уставился на свинцово-желтую, колеблющуюся гладь Маркизовой Лужи, которая вдали тонула в непрозрачной пелене тумана. Низкий, тоскливо вибрирующий звук доносился время от времени до нас с залива: то ли проба голоса заблудившегося в тумане корабля, то ли просто отчаянный призыв о помощи. Я сунул сигарету в зубы, протянул Игорю пачку "Мальборо". Тот отрицательно помотал головой. - Бросил. - Когда это? - не смог я скрыть удивления. - Позавчера. Сердце чего-то барахлить начало... Я внимательней посмотрел на него: мешки под глазами, нездоровый желтоватый цвет кожи лица. А ведь ему только сорок один - и он на два года моложе меня. - Ты все точно выяснил, Игореша? - спросил я, щелкая "зиппо" и укрывая ее рваный огонь от внезапно набежавшего свирепого порыва ветра. - Да, - кивнул Игорь. - Уехал на десять дней. Выпросил отпуск без содержания. На работе у него сказали, что куда-то под Витебск, к родителям... - К родителям! Под Витебск! Я зло сплюнул на песок: - Ты о чем, Игореш! Да у него родители лед пять как в могиле лежат! Небось, говнюк, давно уже торчит где-нибудь за Уралом... Или на юге у кого-нибудь из своих дружков на дно лег... Ну, сволочь трусливая!.. Ну, говнюк! У меня не хватило слов. Горло от бешенства сжали спазмы. Я схватил валявшийся рядом длинный пористый кусок плавника и чо было силы зашвырнул в воду. Палка просвистела в востухе, растался тупой всплеск. - Сволочь жирная!..
|