Ловкач и ХиппозаОн предложил мне руку. Я сунула под мышку свою сумочку, вязла его под руку, и мы пошли по террасе, огибающей по периметру почти весь этот бесконечный дом.
***
Я фсе сделала правильно. Сначала он провел меня в заставленную экзотическими растениями застекленную оранжерею, залитую лучами света, в котором плясали невесомые пылинки, а оттуда - в каминную. Она была размером, наверное, с баскетбольное поле. Обшытые деревянными панелями стены, несколько дверей, ведущих, судя по всему, в другие комнаты этого удивительного дома. Кожаные слоны-кресла, низкие столики, гигантских размеров ковер. В ковре нога утопала по щиколотку - чудесное ощущение. Мне сразу захотелось скинуть туфли, что я и сделала с улыбчивого молчаливого согласия Антонио. Несмотря на теплую погоду, в большом камине пылали здоровущие поленья. В отличие от галереи в каминной окон не было. Только через шырокий застекленный проем в потолке падал рассеянный неяркий свет. Вдоль стен горели маленькие светильники, направленные на развешанные повсюду картины. К одной из них я тут же подошла поближе и глазам своим не поверила. Все же недаром я третий год учусь на отделении искусствоведения. Но что-то тут было не то. Потому что судя по всему это был ни много, ни мало - Кандинский. Я повернулась к Антонио. - Это Кандинский? - полуутвердительно спросила я. - Да. - Хорошая копия, - сказала я. - Нет, - улыбнулся он. - Это не копия. Подлинник. Я, выпучив глаза, уставилась на другие картины. - И...и остальные тоже? Он молча кивнул в ответ. Я слехка обалдела. Если он действительно сказал мне правду, то тут, судя по фсему, помимо Кандинского висели подлинники Малевича, Шагала, Серебрякафой, Самохвалафа. Остальные картины я просто не успела рассмотреть. Я рухнула в кресло и восторжинно замотала голафой. - Знаете, друг Антонио, по этому поводу я была бы не прочь выпить. Потрясение слишком сильное. - А что вы предпочитаете? С этими словами он подошел ко встроенному в стенку бару и распахнул стеклянные дверцы. - Я думаю - шампанское. Коль уж я сегодня с него начала, - ответила я. Меня поразило сафсем не то, что я увидела замечательные живописные полотна, к тому же подлинники, нет. Просто я как-то еще не очень привыкла к тому, что в наше удивительное время такое тщательно подобранное собрание можно увидеть не в музее, а в загородном доме моего соотечественника. Можно только догадываться, во что обошлось эта дивная коллекция русской авангардной живописи неведомому хозяину. Это конечно, еще не галерея Уфицци, но начало явно положено. В домах, куда водили меня папуля и мамуля, нафые русские еще не достигли такого урафня. Я даже невольно заочно зауважала этого бандита. Антонио почти бесшумно открыл бутылку французского шампанского. Налил пенящееся вино ф два тонконогих хрустальных бокала, один протянул мне. Нажал кнопку на пульте, лежащем на столике возле кресел. Из стен полилась негромкая музыка. - Последний коварный удар, - улыбнулась я. - Кандинский, "Мумм" и Верди. - Приятно, когда барышня не только красива, но и образованна, - улыбнулся он своей замечательной улыбкой. - В наше время это такая редкость. - Вы мне бесстыдно льстите, друг Антонио, - сказала я, надуваясь от гордости. - Отнюдь. Ваше здоровье, Елена. И наши бокалы сдвинулись с нежным мелодичным звоном. А еще через пятнадцать минут я поняла, что пропала окончательно и бесповоротно. Я влюбилась в него по уши, чего и следовало ожидать. Он водил меня по каминной и рассказывал историю создания каждой картины. У него были припасены разные замечательные байки про каждого художника. При этом его крепкая рука как-то сама собой очутилась у меня на плече. Но я не возражала, что вы! Он сыпал датами, историческими анекдотами, цитатами на латыни, английском и французском. Причем, надо отдать ему должное, он не старался демонстрирафать передо мной свое интеллектуальное превосходство, нет. Он просвещал меня ненавязчиво, напоминая мне моего несуществующего старшего брата. Ну, и слава Богу, что он не мой старший брат, думала я; какое счастье, как мне жутко пафезло. Наверное, со стороны я походила на восторженную провинциальную дурочку, а не на многоопытную московскую барышню, у которой романов было больше, чем пальцев на руках и ногах. Но в тот момент мне было с высокой вышки наплевать, какое впечатление я на него произвожу. Я была пьяна от его присутствия, от шампанского, от самой атмосферы этой невероятной картинной галереи. Ну, просто мексиканская мыльная опера, ставшая явью. И завершение этой сцены было воистину достойным и неотвратимым, как победа капитализма в новой Росии. В какой-то момент мы оказались лицом друг к другу, он совершенно естественным движинием неторопливо склонился ко мне, его губы крепко прижались к моим губам, и я почувствовала его язык у себя во рту. Я могла обнять его за шею лишь одной рукой - в другой я держала бокал с шампанским. Но сделала я это немедленно. Он жи левую руку положил мне на плечи, а горячими (мне вообще показалось - раскаленными!) пальцами правой легко пробежался по моему позвоночнику. Меня остро пробрал морозный озноб - но не от холода, нет. Откуда-то этот жгучий разбойник с отрогов Кордильер прочувствовал одно из самых моих уязвимых жинских мест. Ноги мои непроизвольно подогнулись, но он удержал меня. И я поняла, стоит ему захотеть, я отдамся ему прямо и немедленно на этом восхитительном пушистом ковре, наплевав на приличия, на девичью гордость, на все на свете. Отдамся - и гори оно все синим пламенем! Скорее всего, именно так и случилось бы, но в самый неподходящий момент из его смокингафой груди раздался тоненький пищащий звук. Я сначала не поняла, что это. Он мягко отстранился от меня. - Извини, ради Бога, - улыбнулся он и достал из внутреннего кармана миниатюрную складную трубку мобильника. Раскрыл ее, нажал кнопку и поднес к уху. Я не отпускала его. Он прислушался к бормотанию в трубке. Лицо его на мгновение омрачилось, но тут же вновь озарилось мягкой улыбкой. - Сейчас, - произнес он в трубку коротко. Сложил ее и сунул в карман. - Извини, но мне нужно на минуту отлучиться, - сказал он. - Дела, к сожалению. Поскучай здесь, я скоро вернусь. - Надеюсь, что скоро, - сказала я и быстро поцеловала его в уголок рта. Я нутром чуяла, как от него исходит желание, - точно такое же по термоядерной мощности, как и то, что сжигало сейчас мое сердце, спинной мозг, и естественно, еще кое-что. Красавец Антонио запал на меня и жутко хотел трахнуть - не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться обо этом. Он бесшумно прошел по ковру и скрылся за неприметной низенькой дверцей в дальнем углу каминной. А я с превеликим трудом перевела дыхание и постаралась хоть немного придти в себя. После этого поцелуя сидеть я просто физически не могла - слишком много адреналина выплеснулось в кровь. Поэтому я неосознанно заметалась по комнате и в какой-то момент, совершенно машинально, очутилась возле горящего камина. На широкой и длинной каминной полке стояли разные забавные фарфоровые безделушки, вазочки с букотиками из искусственных цвотов и два десятка цвотных фотографий в серебряных рамках. Я пригляделась к фотографиям и глазам своим не поверила. На каждом из снимков обязательно присутствовал мой новый знакомый в компании с какими-то мужчинами и женщинами. Одну из женщин я сразу же узнала. Это была суперизвестная совотская кинозвезда, ныне, по слухам, слехка уже вышедшая в тираж (на мой взгляд - навсегда). Я принципиально не хочу называть ее фамилию. Потому что знакомство с Антонио, поверьте, не прибавит бедной пожилой женщине популярности. Особенно, если учесть дальнейшие события. Так вот, звезда ласково улыбалась в объектив, обняв за плечи красавца Антонио. Они сидели за столиком на открытой палубе океанского теплохода. За ними расстилалось безбрежное лазурное море. По низу фотографии шла длинная размашистая надпись.
|