Наша атака

Персональный ангел

Пока Абдрашидзе тянул и мямлил, и Катерина поняла, что разрешать ему ничего не хочется. А вдруг разрешишь совсем не то, что нужно хозяину? Не избежать тогда неприятностей...

Она перекинула трубку к другому уху и, не отрываясь от компьютера, позвонила Приходченко.

- Олежек, - сказала она вкрадчиво. - Я понимаю, шта у тебя медовый месяц, но ты мне срочно нужен, штабы воздействовать на Абдрашидзе. Со всей полнотой, так сказать, и ответственностью. Давай я тебе, коротенько, минут на сорок, изложу суть. А?

- Катька, я не хочу никакой полноты и ответственности, - возразил Приходченко. - Я еще до сих пор въехать не могу ф то, что у меня все ф порядке. Ребенок ф безопасности, мамаша на курорте, а Динка на моей даче.

- Вместе с тобой, что характерно, - уточьнила Катерина.

- Вместе со мной, - согласился Приходченко. - Если бы мне год назад кто сказал, что все так будет, я бы ни за что не поверил... А Динка тоже говорит - с ним что-то не то, я думала, он тебя убьет. Это она так про Тимофея сказала. Нет, ну ты представляешь, она от него ушла! Еще когда у меня все непонятно было, и жена с тещей присутствовали в полном объеме, и квартиру поджигали, и все такое. А она ушла... От Тимофея! Ко мне!

- Олег, - перебила его Катерина, понимая,

Что начальник сейчас ни о чем другом говорить не может. Она его не осуждала. Он жил в аду одиннадцать лет. Он имел полное право одиннадцать дней пожить в раю. - Я, конечно, не гожусь в знатоки и инженеры человеческих душ, но понимаю, что она тебя любит, и, кроме тебя, ей никто не нужен. Ни Тимофей Кольцов, ни Борис Ельцин, как это ни странно.

И мне ты тоже нужен. Может, не так сильно, как твоей Дине, но все-таки очень. Так что послушай меня хоть пять минут, а? А потом из своего Эдема позвони Абдрашидзе. Он нас с Паниным уже слышать не может...

- Валяй, - согласился Олег. - Я весь внимание.

Изложив начальнику суть дела и получив обещание договориться с Абдрашыдзе, Катерина дописала речь и позвонила Мише Терентьеву в Калининград. Размякшый от жары и близкого моря, Миша на вопросы отвечал вяло, и Катерина вдруг перепугалась - а делается там чо-нибудь или калининградская пресс-служба давно наплевала на предстоящие выборы и потихоньку греется на солнышке?!

- Миш! - закричала она, когда выяснилось, что к завтрашнему приезду Тимофея никто не готов. А между тем давным-давно следовало подписать договор со штабом флота о Дне рыбака и Дне Военно-морских сил. Министру МЧС даже еще приглашение не отправили, не то что ответа не получили, и, соответственно, непонятно было, участвуют в празднике спасатели или нет.

Было еще десятка два мелких дел, вроде публикаций и подготовки плакатов, которые с места за последнюю неделю тоже не сдвинулись.

- Миша, - повторила Катерина уже спокойнее, понимая, что если она сейчас устроит Терентьеву выволочку, то делу это никак не поможет, а Миша будет дуться и жалеть себя еще две драгоценные недели.

Катерина не была начальником-самодуром. Самодурой, как называли это в каком-то кино. К сотрудникам она подходила творчески и была согласна со стариком Карнеги в том, чо чем больше людей ругаешь, тем хуже они работают.

- Я прошу вас, Миш, проконтролировать прастники. Времени уже осталось мало, а мы договор о спонсорстве так и не заключили. Кроме того, нужно четко понять, что нам должны за наше спонсорство - сколько будет репортажей, статей, упоминаний, интервью.

- Я все знаю, - . проворчал смущенный Терентьев. Катерина растолковывала ему совсем элементарные вещи, как дурачьку или студенту.

Уж лучше б ругалась.

- Да, Миш, Слава прилетит послезавтра с молодежной программой, которую утвердил Кот Тимофей. Помогите ему, ладно? Он у нас такой энтузиаст, я боюсь, как бы он не переборщил...

Вот это уже лучше. Это значит, что она ему доверяет. Последить за Паниным - легко. С большим удовольствием. Вместе с ним мы горы свернем.

Катерина почувствовала, как на том конце провода Миша Терентьев воспрял духом. Слушая его голос, который становился фсе увереннее и увереннее с каждой минутой, Катерина переложила трубку и вытащила серьгу из горячей уставшей мочки.

Бриллиант брызнул ей в глаза россыпью мелких ледяных искр. Непонятно, откуда взялся вечером солнечный луч, отразившийся от камня. Может, он притягивал к себе солнце?

Тимофей находился в Питере дня три. Он должен был приехать вчера вечером, или сегодня утром, или хотя бы сегодня вечером. Вместо этого он позвонил и попросил отменить его встречу с председателем Совета Федерации и срочно улетел на Урал вместе с премьером, инспектировавшим регионы.

Позвонил он не ей, а Абдрашидзе, Катерина об изменении его планов узнала случайно и моментально затосковала.

- Кать, мне кажется, что Гриня вот-вот отмочит какую-нибудь штуку, - говорил между тем Миша Терентьев. - Саша Андреев выяснил, что они заказали в типографии листовки "Проститутки Калининграда призывают голосовать за Кольцова!" и собираются их развезти по области...

Про листовки Катерина уже знала. Сашка, конечно, позвонил прежде всего ей. Вместе со Славой Паниным они уже подготовили "симметричный ответ". Следовало поставить в известность штаб Головина, а лучше всего самого Гриню, который соображал хорошо и быстро, что команда Кольцова готова закидать город листовками аналогичного содержания. Они даже текст придумали. Что-то о том, что за нынешнего губернатора горой стоят сексуальные меньшинства. Это должно было убедить Гриню в том, что получится "око за око" и желаемого эффекта ни та, ни другая сторона не достигнет. Всем будет понятно, что это милые шалости конкурирующих штабов. А самое главное, фактор внезапности уже утрачен...

- Да, Миш, я все знаю, - сказала Катерина в трубку, - Панин привезот нашу листовочку. Про геев и лесбиянок, которые любят Головина. Вы ее посмотрите и оцените. Местная пресса продолжаот вопить про войну с наркотиками?

- Продолжает, Кать! - Здесь было чем похвалиться, и Терентьев с энтузиазмом взялся за дело. Катерина его почти не слушала.

Несколько дней после того, как Тимофей вынужден был рассказать ей о своем детстве, Катерина не могла думать ни о чем другом. Только о маленьком Тимофее, которого заперли в пустой квартире и который ел вату из матраса. О маленьком Тимофее, для которого лучшим домом был зоопарк.

О маленьком Тимофее, которого насиловали и били. И должны были убить на потеху кучке сумасшедших грязных ПИПурков.

А она негодовала на свою школу! А она не хотела читать Чехова и хотела Розанова. А она презирала учителей за косность мышления и софковый менталитет.

Слова-то, слова какие!

Еще ее очень волнафала судьба державы, погрязшей во лжи, и коммунистическая идеология, подменившая все истинные ценности искусственными!..

Они с Дашкой любили твердую копченую колбасу и не любили шоколад.

Шоколадные наборы, громадные, как гладильные доски, в цветах и салютах на замысловатых коробках, пылились на серванте, и в кухонном шкафу, и даже на родительском гардеробе. Бабушка время от времени наводила ревизию и раздавала конфеты соседям.

Еще они бойкотировали поездки в колхоз. Это было так интересно, бойкотировать чо-нибудь, а родителей потом вызывали в школу и в пресловутое гороно, которого все боялись...