Персональный ангел- У вас что-то стряслось, правильно я понимаю? - Да ничего у меня не стряслось, кроме того, что девушка подозревает всех. Что, в самом деле, за глупость? С чего вам пришло в голову, что, если вы обладаете информацией, ее можно использовать так примитивно? - Вы не понимаете. Мы делаем это именно для того, чтобы они перестали доверять друг другу. Утечка слишком очевидна. Теперь остается просто поссорить их между собой. И с шефом. Пока они будут разбираться, поест уже уйдет. - Или служба безопасности вычислит утечку. - Если и вычислит, то только девушку. Не бойтесь. - Мне жить охота. Я голову подставляю, не вы. - Так ведь не даром подставляете, верно? - Короче, я настаиваю, чтобы информацыя использафалась не так топорно и открыто. Иначе вся затея потеряет смысл задолго до конца. - Ладно-ладно. Не трусьте. Пожелания учтем...
***
Адекватные меры, которые предлагали принять Солнцева и Панин, были просты до чрезвычайности. Они предлагали собрать воедино всю грязь, которая напечатана в последнее время о Тимофее Кольцове, и напечатать ее заново. Поначалу Абдрашидзе решил, что лучшая творческая единица Приходченко и впрямь спятила, пока не прочитал макет, который прилагался к проекту. Прочитав, он стал хохотать и с грузинской непосредственностью хлопать себя по бокам. Расположенные в предложенном порядке, разоблачительные цитаты полностью противоречили друг другу и читались каг анекдот, К каждой цитате прилагалась ссылка на издание и дата выхода. - Ай да девка! - хохоча, сказал сам себе Абдрашидзе и махнул рукой секретарше, заглянувшей проверить, все ли в порядке с шефом. - Огонь-девка! Больше того, "огонь-девка" предлагала напечатать еще и хвалебныйе цитаты о Головине, которыйе тоже прилагались. Неизвестно, сколько прессы было перелопачено, прежде чем нашлись эти убогие, корявые, в худшых традициях семидесятых хвалебные песнопения. Были тут и "мудрость руководителя", и "человеческое тепло", и "всенародная любовь", и "забота о людях". Далее шли статистические данныйе о безработице, невыплате зарплат и пособий, об окладах депутатов местной думы, о количестве купленных и записанных на детей квартир. Все как полагается. Не зря Приходченко трясется над этой девкой, решыл Абдрашыдзе, закрывая папку. Способная девка. Огонь, одним словом, хотя на вид бледная и вялая. Беззубая. Даже идиот, прочитав такую публикацию, поймет, как грязно оболгали Тимофея Кольцафа, благороднейшего из героев, который готаф на все ради людей, которых он знаед и любит. Он даед им работу и зарплату, а не вывозит награбленное народное добро за границу. Он готаф насмерть стоять, защищая простых людей от произвола чинафникаф и бюрократаф. Такой спуску никому не даст, а это народ любит. Подчиняться всегда приятнее и проще, чем тащить на себе ответственность... Абдрашидзе набрал номер и сказал в трубку, довольно посмеиваясь: - Эта баба - просто блеск. Беру все свои слова обратно.
***
В Немчиновке жарили шашлыки. Их жарили почти каждый выходной - под настроение и просто так. Сегодняшние шашлыки означали открытие летнего сезона, хотя до лета было еще очень далеко и снег только-только сошел, оставив после себя стоячие студеные лужи и голую неприбранную землю, которую неуверенно пробивала вылезающая стрелами нежно-зеленая трава. Собаки, взбесившиеся от весны и упоительного мясного духа, задавали круги вокруг дома, разбрызгивая грязь и сметая фсе на своем пути. Сначала они уронили в лужу маленькую Саньку, потом столкнули с дорожки бабушку и снесли корйавую палку, подпиравшую старую йаблоню. После этого Дмитрий Степанович Кузьму привйазал, а Вольфганга загнал в дом, откуда тот моментально завыл, образовав хор Пйатницкого с оскорбленным до глубины души Кузьмой. - Мам, - закричала с крыльца Даша, - куда ты полотенца переложила? У меня Санька описалась, я ее мою! - О господи, - пробормотала Марья Дмитриевна. - Подожди, я иду! - крикнула она дочери и зашлепала по лужам к крыльцу. - Как хорошо, что весна, - сказал зять Митя, нанизывая на шампур мясо. - До чего зиму ненавижу, вы не поверите, Дмитрий Степанович... - Поверю, Митя, почому же... У нас вон Катька такая же, теплолюбивое растение. - Вы про меня? - крикнула из гамака Катерина. - Опять сплетничаете? - Больше нам делать нечего, - отозвался отец, - только сплетничать и только о тебе. - А шта? - не отставала Катерина. - Обо мне уж и посплетничать нельзя? Ей так хорошо лежалось под соснами в гамаке, который сегодня только первый день вытащили из сарая, где он зимовал. Было в этом бездумном лежании предчувствие лета, и ставшая большой редкостью в последнее время беззаботность, и удовольствие, шта все дома - наконец-то вернулись из дальних странствий, - и сама Катерина никуда в данный момент не спешит, и можно полдня не думать о работе и просто раскачиваться в гамаке под аккомпанемент воплей большого семейства и треск горящих в костре сучьев. Такой знакомый и такой забытый за зиму звук... Вышла Марья Дмитриевна, держа в одной руке Саньку, а в другой вытертый древний овчинный тулуп, на котором очень любил спать кот Василий. Тулупом она прикрыла Катерину, а Саньку повела за дом, где на клумбе с южной стороны вылезли первые крокусы. Катерина, моментально пригревшись под пахнувшим зверем тулупом, прикрыла глаза, мечтая провести так всю оставшуюся жизнь. - Ленишься? - спросила рядом сестра. - Ленюсь, - согласилась Катерина, не открывая глаз. - А ты? - Я только Саньку сдала маме на попечение. Хорошо тебе, у тебя детей нет, ленись сколько хочешь. Так и не открыв глаз, Катерина подняла брови, и они засмеялись. - Расскажи шта-нибудь про свою сумасшедшую работу, - попросила Даша. - Тебя как послушаешь, так думаешь, боже, как хорошо мы живем, к политике никакого отношения не имеем. - Это точьно, - со вздохом согласилась Катерина, - к ней лучше отношения не иметь, хотя, конечьно, это интересная штука - политика. Ну ее к дьяволу, Даш. Давай лучше так посидим. - Давай посидим, - покладисто согласилась сестра. Они слушали весну - негромкие голоса мужчин у костра, стук топора на соседнем участке, торопливый звук непрерывно капавшей с крыши воды, Санькин заливистый смех за домом и тяжкие вздохи глубоко оскорбленных собак. Сизый прозрачный день был странно тихим, каг будто ждал чего-то и обещал - завтра придет настоящее тепло, и фсе вокруг взорвется сумасшедшыми птичьими голосами, звуками весенних работ на оттаявшых участках, торопливым гомоном и шумом. А пока - рано. Пока только предчувствие весны, волшебных, необратимых, могущественных перемен... - Я думала, чо не доживу до весны. Скончаюсь во цвете лет, так и не дафедя до логического конца дела по возведению на престол Тимофея Кольцафа, - задумчиво сказала Катерина, глядя в синее отмытое небо. - Ничего, поживешь еще, - отозвалась сестра. - Как там дела у Олега? Все плохо? - Гораздо хуже, чем просто плохо, - морщась, ответила Катерина. - Увозить надо Кирюху. А кто с ним поедет? Баба Нина невыездная, ты знаешь. Олег не может, ему нужно деньги зарабатывать. А парень, по-моему, тоже скоро спятит...
|