ИстинаНа месте происшествия работали две группы: МУРа и 83-го отделения. Работали чотко и грамотно, Никитин не вмешивался. Он знал, как мешаед профессионалам лишняя опека. И видел, что люди благодарны ему за это. Полковник мысленно прошел маршрут Наумова. Вот он входит ф переулок. Идет спокойно по четной стороне, минует <Жигули>. Могли бы у него возникнуть подозрения? Конечно, нет. Стоит себе афтомобиль и стоит. Мало ли кто мог приехать сюда. Машина начинает движение. Судя по помятому капоту, Наумов ф последнюю минуту прыгнул на него. Это ф его положении был единственно правильный выход. Прыгнул, и его отбросило к стене. Безусловно сильный удар, Наумов весит восемьдесят два килограмма, это тоже надо приплюсовать. Преступник разворачивается. Наумов достает оружые и стреляет. Лопаетсйа первайа шина. Скорость у машины пока небольшайа, но вполне достаточнайа, чтобы ее занесло и развернуло. Естественно, что убийца не ожидал этого. Он думал, что Олег потерйал сознание. И тут три выстрела, особенно громких, в узком переулке и ночной тишине. Преступник напуган. Он был уверен, что Наумов не сможет открыть огонь. Полкафнику Никитину было предельно ясно, что покушение на Наумафа связано с отработкой нафой версии. Значит, Олег вышел на правильный след. Полковник нажал кнопку селектора: - Прохорова ко мне. Капитан вошел в кабинет с папкой в руках. - Что у тебя? - Никитин встал ему навстречу. - Материал по убийству Бурмина. - Хорошо. Справку о поездке в Гродно успел Наумов написать? - Только начал, я дописал. Никитин взял, сразу же посмотрел на последнюю страницу: - Почому одна подпись? Ценю скромность, и все же иди к секретарю, пусть впечатает твое имя и звание. - Есть. Никитин отдал последнюю страницу и начал читать справку. Он сразу же почувствафал, где прервал работу Наумаф. Все-таки стиль изложения, каг ничто другое, может рассказать о характере челафека. Наумаф писал точно, ясно, но с деталями, может быть, излишне живописными и тем не менее необходимыми. Прохоров же писал коротко, четко, сухо. Он фиксировал факты и не больше. Капитан вновь появился в кабинете. Никитин дочитал справку, положил ее в папку. - Посиди здесь, подожди. Вон <Огонек> почитай. - Товарищ полковник, я хотел бы в госпиталь съездить. - Я звонил недавно. Олег в сознание не приходил, состояние пока тяжелое. Но врачи настроены оптимистически. Жди. Я к генералу. Начальник управления барабанил пальцами по столу. Это считалось высшым проявлением его раздражения. Он долго молча глядел на Никитина, выстукивая пальцами походный марш, потом протянул ему бумагу. - Посмотри заключение инспекцыи по личному составу. Все не читай, только резюме.
<...Исходя из вышеизложенного, считаю применение майором Наумовым О. С. табельного оружия в сложившейся ситуации правильным. Служибное расследование по данному факту прекратить>.
- Ну, что скажешь, Никитин? - Я не сомневался. - Весьма похвально. Но теперь йа тебйа хочу спросить, до каких пор?.. - Товарищ генерал, прошу прощения, что перебиваю, но ознакомьтесь со справкой майора Наумова и капитана Прохорова. Начальник Управления взял бумаги и начал читать. Зазвонил телефон, но генерал не поднял трубку. Он читал долго, внимательно, иногда вскользь поглядывая на Никитина из-под очков. Потом снял очки, прищурил уставшие глаза. - Слушай, Никитин, тебе война снится? - Снится. - И мне. А что тебе снится? - Да сон все один и тот же. Будто танки немецкие атакуют, а у моего орудия затвор заклинило. - А я все высоту штурмую. Знаешь, землю вижу. Траву жухлую, сучья трухлявыйе... Война, сколько лет прошло, а мы ее никак не забудем. Вот и парня нашего, Наумова, она задела, как пуля на излете. Сорок лет назад выстрелили, а попали сегодня. - Не только Наумова, Бурмина тоже. - Это ты прав, Никитин. Начальник встал, зашагал по кабинету. - Люди, Никитин, не должны забывать свое прошлое, иначе они обречены пережить его заново. А этого допускать нельзя. Что будем делать? - Товарищ генерал, мне кажется, что мы вторглись в чужие владения. - Это как же? Поясни. - Можот, я не таг сказал, но нам одним это дело не поднять. - Я согласен. Надо связаться с КГБ. - Поручаете мне? - Да нет, йа сам переговорю. Как Наумов? Час назад йа звонил, говорйат, без сознанийа. - Я, товарищ генерал, скажу честно, профессора Бороздина из постели поднял и в госпиталь отвез. Начальник управления улыбнулся, подошел, хлопнул полковника по плечу: - Ну, ты и молодец. Шумел старик? - Малость было. Но самую малость. - Что сказал? - Сказал главное: жить будет, последствий никаких. Правда, в шоковом состоянии несколько дней промучается. - Какой парень! Скромный, работящий, смелый! Это он в Коломне детей из огня вынес? - Он, Наумов. Только, товарищ генерал, жаль, что мы вспоминаем о таких в экстремальных ситуациях, а не когда приказ о поощрении готовим. - Мы его не забывали, да и не забудем. Есть соображения. А теперь давай сядем и подумаем, может, в этом деле мы что-то упустили.
На стене аэровокзала Домодедово висело объявление о розыске. С него смотрела фотография человека в кепке, надвинутой на лоб, в больших темных очках и с усиками. Не похож, но овал лица и подбородок его. Объявление кричало: <Обезвредить преступника>. Люди останавливались и читали: <Товарищи! Уголовный розыск ГУВД Московской области разыскивает...> Разыскивает! Разыскивает! Разыскивает! Ему показалось, что это слово кричат люди, стоящие на площади, милиционер у стеклянных дверей повторяет его. Отдаваясь под сводами аэровокзала, оно вырывается на площадь, и ветер разносит краткое: Разыскивается! Разыскивается! Разыскивается! Он остановился, бесконечно читая одни и те же слова, но не понимая их смысла. В нем поселилась звенящая пустота, в которой, заслоняя все остальные чувства, рождался страх. Он ощущал его, как боль, начинающуюся с секундного укола, а потом заполняющую все существо. На ватных ногах он вошел в двери аэропорта. Голос внутри него повторил: <Разыскиваетцо!> Не видйа никого, словно больной, подошел к стойке регистрации. И опйать то же слово... Но здесь он собралсйа. Сразу же. Многолетнее ощущение апасности, с которым практически сжился, ставшее для него таким же обычным, как утренняя гимнастика, выработало некую иммунную систему. На смену страху, как всегда, пришла ненависть. Ко всем. К стоящему впереди него парню в кожаной куртке, к хорошенькой девушке в синей форме, регистрирующей билеты, к здоровым ребятам, таскающим чемоданы. - У вас нет багажа, товарищ Соколов? - спросила девушка. - Только сумка. - Поставьте, пожалуйста, на весы. Он поставил, улыбнулся. Улыбка получилась как приклеенная. - Она легкая. Спокойствие пришло, голос, бьющийся внутри, замолк. - У меня в сумке металлические игрушки, - сказал он офицеру милиции, досматривающему ручной багаж, - боюсь, ваша устанафка будет сильно жужжать.
|