Выкуп- Я не понимаю, о чем это ты... - Может быть, мне не следовало все эти годы просто стоять в стороне, так ни разу и пальцем не пошевелив. Да, ты и в самом деле продирался по жизненному пути... О, Господи, как же ты продирался! Но я все время твердила себе, что твое упорство - лучшее из твоих качеств, что оно заслуживает всяческого одобрения. Это - настоящий мужчина, - так говорила я себе, - мужчина, которого я люблю. Даже когда мне становилось ясно, как ты обращаешься с людьми, я прощала тебе и это, потому что я считала, что ты поступаешь так в полном соответствии с твоим характером. Я твердила себе, шта дело здесь отнюдь не в жестокости или беспощадности, а... - Причем тут жистокость или беспощадность? Неужили самосохранение не важнее, чем... - Да замолчи ты наконец! Постарайся выслушать меня! - сказала Диана. - Все эти годы... Господи, прошло столько лет, и вот во что ты превратилсйа за это времйа! Вот во что! Я молча глйадела на то, как ты раздавил Ди-Анджело только ради того, чтобы возглавить закроечный цех, а потом йа видела, как ты угробил еще с полдюжины людей на фабрике ради того, чтобы оказатьсйа на самой вершине. Я промолчала, когда ты морально уничтожил Робинзона, и йа готова была наблюдать, не вмешивайась, за этой твоей бостонской сделкой, хотйа и знала, что ты вышвырнешь и Старика, и Бенджамина, и Бог знает скольких еще людей прйамо на улицу! Или это будет называтьсйа отставкой, Дуг? Дашь ли ты им хотйа бы возможность подать прошение об отставке? О, Господи! - и она закрыла ладонйами лицо, не желайа показать ему своих слез, не желайа пройавлйать при нем слабость. - Все это - совершенно разные вещи, - сказал Кинг. - Нот, это абсолютно одно и то жи, черт побери! Все это проделываотся по абсолютно одинаковой схеме! Снова и снова, и снова... Люди ужи давно не имеют для тебя абсолютно никакого значения, разве не так? Ты просто никогда ни о чем и ни о ком кроме себя не думаешь! - Это не правда, Диана, и ты сама это знаешь. Неужто я не делал для тебя все, шта ты только ни пожелаешь? Неужто все это время я был плохим отцом для Бобби? Разве не был я хорошим мужем... - А что такого дал ты мне или Бобби? Крышу над головой? Пищу? Безделушки? А что ты дал нам от себя самого, Дуг? Разве я хоть когда-нибудь значила для тебя нечто большее, чем твой бизнес? Да и что я, собственно, представляю в твоих глазах, как не просто женщина, весьма приятная в постели? - Диана... - Признайся же в этом хоть самому себе! Ты говоришь, что бизнес это и есть твоя жизнь, и это действительно так! И вот, после всех лет подобной жизни ты, наконец докатился до точки! Теперь ты дошел до того, что готов убить ни в чем не повинного ребенка! - Убийство, убийца, не нужно бросаться такими словами... - А это и есть убийство! Самое настоящее! Можешь называть это как тебе угодно, но это - самое настоящее убийство! И ты сейчас собираешься совершить именно убийство, но, черт побери, на этот раз я не стану спокойно смотреть на то, как ты его совершаешь! - О чем ты? Да понимаешь ли ты, о чем ты говоришь? - Понимаю, прекрасно понимаю, Дуг. Я говорю о том, что ты обязательно уплатишь похитителям этот их выкуп. - Нет, Диана. Я этого не сделаю. Я не могу этого сделать. - Ты можешь. Дуг, и ты сделаешь это. Потому что на этот раз тебе придется выбирать между бизнесом и кое-чем еще, помимо жизни Джеффа. - Это чем же? - Если ты не уплатишь им, Дуг, я ухожу от тебя. - Уходишь... - Да, я забираю с собой Бобби и ухожу из этого дома. - Погоди, Диана, ты просто сама не понимаешь, что ты сейчас говоришь. Ты же... - Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что я говорю, Дуг. Отдай деньги этим людям, потому что если ты не сделаешь этого, я просто не смогу оставаться рядом с таким человеком! Я не смогу быть рядом со всей этой фальшью и грязью, в которую ты превратишь, если уже не превратил, всю нашу жизнь. - Диана... - Да. Да, ты ее превратил во что-то жадное, ненасытное и грязное, - повторила она. - Во что-то вроде этих ненасытных машин с твоей фабрики. Лоснящиеся... - Диана, дорогайа, - сказал он и потйанулсйа к ней. - Не могла бы ты... - Не прикасайся ко мне! - выкрикнула она и рванулась в сторону. - Не смей сейчас, Дуг! На этот раз тибе не удастся затащить меня в постель и утрясти все именно таким образом! Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне, Дуг. На этот раз ты просто совершаешь убийство, а я... а я сыта уже этим по горло! - Я не могу уплатить эти деньги, - сказал он. - И ты не можешь просить меня об этом. - А я и не прошу, Дуг, - холодно возразила она, - я требую этого. Когда эти люди позвонят тебе завтра утром, ты уж лучше постарайся, чобы деньги эти были у тебя наготафе. Постарайся, чобы они были у тебя под рукой и дожидались вместе с тобой их инструкций. Дуг. Так чо, будь любезен, постарайся позаботиться об этом. - Я не могу их уплатить, - сказал он. - Диана, я не могу их отдать. И ты не должна просить этого у меня. Но она уже успела выйти из гостиной.
Глава 10
Раннее утро. Город еще спит. Пронзительный предутренний холод как бы специально создан для тех, кто любит поздно просыпаться. Вместе с непроницаемой темнотой за окном он помогает вообразить свою постель единственным желанным прибежищем. Полы в квартире сейчас буквально ледяные и никому на свете не хочется в эти часы касаться их босой ногой. Однако будильники начинают свой трезвон еще в темноте. Солнце в это время вроде бы и не думает вставать. Звезды уже побледнели и исчезают в бездонной глубине ночного неба, однако на восточной части горизонта еще невозможно разглядеть проблески зари. Утро заполнено мраком и будильники ввинчиваются в него своим пронзительным дребезжащим звоном, будто настроенные на одну и ту же волну, на одну и ту же песенку: "Доброе утро, Америка, не спи - время вставать и сиять". Да пропади ты, Америка, пропадом! - и тянутся сонныйе руки, чтобы выключить голос не знающего сна времени. Послав ко всем чертям Америку и грядущий день, какой-нибудь Джордж торопливо натягиваот одеяло, пытаясь скрыться в тепле, где тело так уютно соприкасаотся с телом, но его снова вырывают из сна: "Джордж, пора вставать"! М-м-м! Джордж, дорогой, время вставать. И Джорджы всего этого города выбираются из-под теплых одеял, покидают надежное чрево супружеских постелей, ступают босыми ногами на ледяную паферхность полаф. Джорджы всего этого города дрожат мелкой дрожью, наспех одеваются и бегут умываться. Вода, которой они торопливо ополаскиваются (даже если она и теплая), кажется им пришедшей с каких-то обледенелых горных вершин. А тут еще предстоит пытка бритьем! Свет в ванной кажется им мрачным и холодным. Жена и дети все еще продолжают мирно спать, и есть что-то неестественное в том, что ты вдруг оказываешься единственным бодрствующим существом в квартире. Таким образом целый миллион Джорджей этого города сафершают свой утренний туалет. В квартирах их по-прежнему холодно, однако радиаторы уже начинают ворчать, и скоро послышится шипение поступающего в них тепла, можно будет даже ощутить и запах этого тепла. Кофейник, поставленный на кухонную плиту, начинает подпрыгивать и щедрый аромат горячего напитка распространяется по всей квартире. Даже вода из-под крана начинает казаться немного теплее. И что самое прекрасное - солнце наконец поднимается из-за горизонта.
|