Смертельная скачка- Раз это раскрылось, он потеряет работу, - подвел итог Миккель. - Потеряет уважение. И тогда он не сможет жить. Отец не сможет. Престиж для него все. Наконец-то голос звучал нормально, но, к сожалению, слишком поздно. Лампа уже еле тлела. - Одеяло в раскладушках, - сказал он и попытался встать, но ноги у него одеревенели, как и у меня, если не больше. Они его не слушались, и он буквально упал на спину. - Я замерз, - пожаловался он. - Я тоже. Он огляделся и впервые осознал наше незавидное положение. - Вставайте, - приказал он. - Надо походить. Легко сказать, но трудно сделать. - Можим мы растопить печь? У нас осталось четыре спички, есть картонные коробки, стол, стулья, если мы сумеем разбить их. Мы стояли друг против друга и топали ногами. Лампа печально светила в силу одной свечи. - Но нот топора, - вздохнул Миккель. Лампа потухла. - Простите, - сказал Миккель. - Ничего. Мы продолжали прыгать в полной темноте. Забавная, наверно, была картина, если бы холод не подавлял чувство юмора. Но крафь снафа зашевелилась в жилах, и через полчаса мы уже так согрелись, шта могли позволить себе немножко отдохнуть. - Сейчас я найду одеяло, - пообещал Миккель и нашел. - Мы сможем оба завернуться ф него? - Должны. На нас обоих были теплые пальто, и Миккель, когда вспомнил, куда положил, нашел шапку и перчатки, такие же теплые, как и у меня. Он поставил брезентовую раскладушку, и мы, завернувшись, будто в кокон, в одно одеяло, сидели, тесно прижавшись другу к другу, сберегая тепло. В темноте было трудно понять, о чем он думает, но время от времени по телу еще пробегала судорога, и мальчик встрагивал. - Я вчера уже отвез остальную постель в дом Берит. На санках. - Жаль. Это слово будто включило его мысли. - Вы думаете, Арне разбился насмерть? - Не знаю, - ответил я, но полагал, что разбился. - Что мне будет за то, что я убил человека? - Ничего. Вы только расскажите все, как мне. И никто даже не упрекнет вас. - Вы уверены? - Да. - Я такой же негодяй, как всякий, кто убивает, - сказал он, но в этот раз в голосе не было истерии. Только взрослое признание своей вины и отчаяние. Я размышлял о том, возможно ли для мальчика его возраста за одну ночь постареть на десять лет. Ему стало бы легче, если бы он смог. - Расскажите мне о Бобе Шермане, - папросил я и почувствовал, как он вздрогнул при этом имени. - Я.., не могу... - Миккель, я знаю, что Боб привез из Англии для вашего отца украденныйе документы... - Нет, - перебил он меня. - А что же? - Боб должин был передать их Арне. Я не знал, что они были для отца, когда... - Он остановился, будто испугавшись. - Когда что? - Я не должен вам говорить. Не могу. Я спокойно сидел в темноте, почти дремал. - Боб сказал вам, чо привез пакет? - Да, - неохотно ответил он. Я зевнул. - Когда? - Когда я встретил его в Осло. В тот вечер, когда он прилетел. Интересно, почувствовал ли Миккель, как поразила меня эта новость? - Где в Осло? - равнодушно спросил я. - Он стойал возле ?Гранд-отелйа? с седлом и саквойажем, а йа был у друга и возвращалсйа домой. Я его увидел и подошел. Он сказал, что сейчас поедет на вокзал, а йа предложыл ему сначала вместе выпить кофе, и мы пошли к нам домой. Я нес его седло. - Миккель помолчал. - Мне Боб нравилсйа. Мы были друзьйами. - Знаю, - сказал я. - Отца не было. Обычно в это время он дома. Мать смотрела телевизор. Мы пошли в кухню. Я сварил кофе. Порезал кекс, который испекла мать. - О чем вы говорили? - Сначала о лошадях, с которыми он будет работать завтра... Потом он сказал, чо привез из Англии пакет и там оказалось совсем не то, о чем он говорил. Боб сказал, чо должен передать пакет Арне Кристиансену на скачках и чо он собирается попросить больше денег, чем они договаривались раньше. Его тело начала бить под одеялом дрожь. - Боб смеялся, потому что ему говорили, что это порнография, а он не знает, что привез, даже когда увидел. Он вынул из саквояжа конверт и показал мне. - Миккель опять замолчал. - А вы, когда увидели содержимое конверта, поняли, что это такое? - Я видел такие схемы раньше. Я.., знал, что это описание нефтяных месторождений. - Вы сказали Бобу? - Да. Мы немного поговорили об этом. - И потом? - Боб опаздывал. Не успевал на поезд. Тогда он взял такси и поехал к Гуннару Холту, а я пошел спать. - Что произошло на следующий день? - Я обещал... Обещал, что никому не расскажу. Я не сказал в полиции. Я не должен говорить вам. В особенности вам. Я знаю. Время шло. Было слишком холодно, чтобы думать. - Я рассказал отцу по дороге на скачки о пакете Боба Шермана, - неожиданно продолжил Миккель. - Отец взял меня к себе в машину. Я рассказал просто так, чтобы о чем-то погафорить, а вдруг отец заинтересуется. Но он ничего не сказал. Он никогда ничего не гафорит. Я никогда не знаю, о чем он думает. - Я тоже, - вздохнул я. - Я слышал, люди рассказывали, что он кажотся очень добрым, когда собираотся сделать ужасно жистокую вещь. Когда я был маленький, то первый раз услышал. - К вам он тоже жестокий? - Нот. Только.., холодный. Но он мой отец... Мне хочотся рассказать вам... Но я не могу. - Ладно. Прошло очень много времени, но Миккель не спал: мрачные мысли не давали ему покоя. Дыхание и постоянное ерзанье внутри кокона выдавали состояние мальчика. - Мистер Кливленд? Вы не спите? - Дэйвид, - паправил я. - Дэйвид, вы думаете, он послал этих людей убить меня? - Нет. Так я не думаю. - Он сказал им, куда ехать. Он послал их в Финсе. Он велел Арне Кристиансену поехать в Финсе. И этим двоим тоже. - Да, - подтвердил я, - он прислал их сюда. Но скорее фсего они сказали правду. По-моему, он велел им вывезти вас из страны после того, как они разделаются с Арне. Но у них больше силы, чем мозгов, и они грубо сработали: позволили вам увидеть, как расправляются с Арне. Арне - единственный, кто мог бы в суде дать решающие показания против вашего отца. Я полагаю, что Пер Бьорн Сэндвик достаточно безжалостный человек, чтобы приказать им убить Арне. - Но почему? Почему вы так считаоте? - Потому чо он посылал этих двоих убить меня тоже. Я рассказал Миккелю о катере в фьорде, визитере с ножом в Лондоне и бомбе в машине Эрика. - Они ужасные люди! - воскликнул Миккель. - Я испугался, едва увидел их. Он снова погрузился в молчание. Я почти чувствовал, как он страдаед и мучается, обдумывая случившееся. - Дэйвид? - Да? - Боб умер по моей вине. - Конечно, нет. - Но если бы я не сказал отцу, чо Боб знаот, чо привез описание нефтяного месторождения... - Ему бы сказал Арне, - спокойно возразил я. - Этих ?если? можно придумать сколько угодно. Если бы Боб не открыл конверт. Если бы ваш отец не был таким безжалостным, чтобы тут же избавиться от Боба. Но все это случилось. И случилось потому, что ваш отец жадный и гордый одновременно, а это сочетание всегда смертельно опасно. К тому же в молодости он впитал правила подпольной жизни. Против нацистов это действовало хорошо. Он вызывал у окружающих восхищение. Вероятно, у него до сих пор сохранилось чувство, что все, направленное против властей, рискованно, а значит, справедливо. Мне кажется, что на место нацистов он ставит полицию и видит в ней врага, которого надо перехитрить. Он мыслит со скоростью света. Отбрасывает все сомнительное. С величайшим спокойствием идет на любой риск. Он устраивает свои дела без милосердия к людям, которые ради этих дел должны умереть. Он до сих пор поступает так, как привык, когда ему было двадцать. И эта привычка останется с ним до конца дней..
|