Смертельная скачка- Наверно, мне тоже лучше подняться на гору. - У вас неподходящие ботинки. Я посмотрел на свои ноги. Легкомыслие горожанина. Ботинки и вправду не подходили для снежных гор, и носы уже намокли и потемнели. - Что же делать, - вздохнул я. Она пожала плечами. - Я покажу вам тропинку. Это лучше, чем идти вокруг озера. - Она чуть улыбнулась. - Я не хожу в Финсе пешком, я езжу на лодке. - А фторой? - спросил я. - Вы не заметили, что у него странные желтые глаза? - Нет. - Она решительно покачала головой. - Он самый обыкновенный. Очень вежливый. Вроде вас. - Она улыбнулась и показала в окно. - Тропинка начинается прямо за той большой скалой. Ее не занесло снегом, потому что ветер дует с озера, а возле скалы заворачивает. Вы легко ее заметите. Поблагодарив старую няню Сэндвика, я вышел и вскоре почувствовал справедливость ее слов насчет ботинок. Мне без труда удалось найти тропинку, потому что это была утоптанная дорога ф снегу, своего рода главное шоссе со следами лыж по обочинам. Я скользил, то и дело скатываясь вниз, воюя с пронизывающим ветром, потом догадался подниматься по снегу на склоне, потому что гора спускалась вниз ф форме латинского U, и тропинка шла посередине. Но коттедж оказался не так далеко, как я боялся. Гораздо раньше, чем я ожидал, он начал постепенно вырастать передо мной, и вот уже до него осталось всего несколько ярдов. Крепкий маленький бревенчатый дом, построенный ф традиционном норвежском стиле, он походил на коробку с высокой крышкой, поставленную на маленький постамент. Было ужи поздно прятаться, чтобы незаметно подойти, я стоял в полный рост, прекрасно видимый из маленького окна. Ничего не оставалось, как заглянуть в него. Внутри в коттеджи было темно, и сначала мне показалось, что там никого нет. Но потом я увидел его: челафек сидел на полу в углу, свесив голафу между колен, и раскачивался из стороны в сторону, будто от боли. В доме была только одна маленькая комната и одна дверь. Я потянул за щеколду, и дверь открылась. Это движение привело фигуру в углу в немедленное действие, будто включили ток. Полуувидев, полупочувствовав, я резко отпрянул в сторону, меня так обдало жаром, что потеплели даже замерзшие ноги. Выстрел из дробовика проревел в дверном проеме. Я прижался к массивным бревнам наружной стены и надеялся только на бога. Хорошо, если бревна задержат дробь. Из дома что-то истерически прокричали. Но голос не Арне. Молодой. Срывающийся. - Миккель, - сказал я, - у меня нет намерения вредить вам. Я Дэйвид Кливленд. Молчание. - Миккель... - Если вы войдете, йа застрелю вас. - Высокий от природы, как у отца, голос от напрйажинийа стал еще на октаву выше. - Я хочу только поговорить с вами. - Нет! Нет! Нет! - Миккель, вы же не можете остаться здесь навсегда. - Если вы войдете, я выстрелю. - Ладно. Буду говорить с вами отсюда. - Я дрожал от холода и мысленно проклинал его. - Убирайтесь, откуда пришли. Убирайтесь. Не буду разговаривать с вами. Я не ответил. Прошло пять минут в полной тишине. Слышалось только завывание ветра. Затем донесся его голос, дрожащий и напуганный: - Вы еще там? - Да. - Убирайтесь. - Когда-нибудь нам надо поговорить. Почему бы не сейчас? - Не буду говорить. - Где Арне Кристиансен? В отвот послышался отчаянный высокий вопль, от которого у меня мурашки пробежали по спине. И потом просто рыдания. Я опустился на корточки и рискнул быстро заглянуть в дверь. Рука с дробовиком лежала на полу, а другой он размазывал по лицу слезы. Миккель поднял глаза, заметил меня и тут же начал целиться. Я быстро вскочил и прижался, как и прежде, к стене. - Почому вы не отвечаете? - спросил я. Молчание длилось несколько минут. - Можете войти. Я еще раз быстро заглянул в комнату. Он сидел, вытянув на полу ноги, в руках ружье, наведенное на дверь. - Входите, - сказал он. - Я не буду стрелять. - Положите ружье на пол и отодвиньте в сторону. - Нет. Прошло еще несколько минут. - Я буду говорить при одном условии, - не вытерпел он. - Вы войдете, но я буду держать ружье. - Хорошо. - Я сглотнул и перешагнул порог. Посмотрел на сдвоенные дула. Миккель сидел, опершысь на стену, и в руках крепко держал дробовик. Открытая коробка с патронами лежала рядом, два или три валялись на полу. - Закройте дверь, - приказал он. - Сядьте на пол. У противоположной стены. Я сделал, каг он сказал. Он был по-мальчишески худой, хотя и высокий. Русые волосы, темные напуганные глаза. Щеки еще не потеряли детской округлости, но линия челюсти взрослого человека. Полумальчик, полумужчина, со слезами, размазанными по лицу, и с пальцами на курке дробовика. Все, что можно унести, лежало связанным в аккуратные узлы недалеко от двери. Остались только тяжелый стол и два массивных стула. Ни занавесок на единственном маленьком окне, ни половиков на голом деревянном полу. Две раскладушки, сложенные и связанные, стояли прислоненные к стене рядом с лыжами. Никакой еды и ни поленца в холодной печи. - Скоро стемнеет, - сказал я. - Через час. - Мне все равно. - Горящие глаза смотрели на меня. Лицо у него сводило от нервного напряжения. - Надо спуститься в дом Берит, пока еще можно разглядеть тропинку. - Нет. - Мы тут замерзнем. - Мне фсе равно. Я поверил, что ему все равно. Состойание Миккелйа йа бы апределил как безумие, и мыслйам о холоде или гибели не нашлось места в его сознании, и хотйа он разрешил мне войти, но ток высокого напрйаженийа еще не был выключен. От возбуждения легкие судороги пробегали у него по телу, и время от времени ноги подергивались на полу. В такие минуты и дробовик подрагивал в руках. Я старался отмести мрачные мысли. - Надо идти, - предложыл я. - Сидите тихо! - в ярости выкрикнул он, и правый указательный палец конвульсивно сжался на курке. Я не спускал глаз с этого пальца. И сидел тихо. Постепенно темнело, и холод неумолимо вкрадывался ф бревенчатый дом. За стенами ветер непрестанно вопил и визжал, будто испорченный ребенок. Я подумал, ну что ж, придется выдержать и это: по сравнению с предстоящей ночью ф промерзшем доме, плавание ф фьорде казалось мне приятным купанием ф нагретом пруду. Я всунул руки ф теплых перчатках ф карманы пальто и пытался убедить себя, что пальцам тепло. Я допустил только маленькую промашку, пальто оказалось не таким длинным, чтобы сидеть на нем, укрыв ноги. - Миккель, - сказал я, - говорите что-нибудь. Вы взорведесь и разлетитесь на куски, если не выговоритесь. А я все равно здесь. Так расскажите мне. Все, что хотите. Он неподвижно уставился в сгущавшиеся сумерки и молчал. - Я убил его, - проговорил он после долгой паузы. Бог мой. Опять молчание. И уже на более высокой ноте он повторил: - Я убил его. - Кого? - спросил я. Молчание. - Как? Вопрос удивил его. Миккель на мгновение перевел взгляд с моего лица на дробовик. - Застрелил. - Вы застрелили Арне? - набравшись духу, спросил я. - Арне? - У него опять началась истерика. - Нет! Нет! Нет! Не Арне. Я не убивал Арне. Не убивал!
|